Лунный вариант - Федор Березин

Средства наведения американского «гиперболоида» не позволяли выбирать, какую часть русской станции атаковать вначале, а какую потом. И не потому, что «Салют» было плохо «видно». Триста километров для хорошего локатора – чепуха. Тем более без мешающего воздействия облаков: все они, и кучевые, и перистые, помещались четырьмястами километрами ниже. Мешало само несовершенство системы прицеливания, о чем уже говорилось выше. Кроме того, советскую станцию нельзя было атаковать с любой стороны, она ведь «пялилась» на американцев своим боевым потенциалом, то есть кормовой частью. Диаметр агрегатного отсека составлял четыре и одну десятую метра. Далеко не профильная двадцатиметровая необъятность. Правда, еще наличествовал семнадцатиметровый размах солнечных батарей. Но ведь это узкие штуковины, да и не они были целью.

Менее чем за секунду лазер родил череду импульсов-залпов и после этого перешел в режим ожидания. Режим ожидания был обусловлен тем, что газодинамический лазер создает когерентное излучение за счет раскаленного газового потока. (Естественно, не газ является поражающим элементом. Его выплескивают мириады электронов, одновременно переходя на новый атомарно-энергетический уровень.) Поскольку лазер помещался внутри, а не снаружи «Скайлэба» и здесь же внутри находились живые люди, избыточное тепло требовалось куда-то скидывать. Потому в данный момент лазерная пушка уподобилась реактивному двигателю (чем она в какой-то мере и являлась). Специальный отводящий патрубок выбросил в космос струю пламени. Это породило боковой импульс, дергающий станцию в сторону. В случае непринятия мер, корабельная связка легко и просто приобретала вращающий момент и обращалась в карусель. Инерционно-гироскопическая система ориентации напряглась, но не сумела возвратить сцепку «Скайлэб-Аполлон» в исходное состояние. В дело тут же включилась вычислительная машина, задействовав вторую автоматическую систему, использующую ракетные двигатели ориентации. Именно потому, что все эти операции требовали времени, вторая вычислительная машина, обслуживающая лазер, и перевела его в режим ожидания.

Естественно, еще до всей этой кутерьмы луч, пробегающий триста тысяч километров за секунду, преодолел трехсоткилометровую «стометровку». Даже если бы стрельба велась на дальность Луны, пятно света рассеялось бы только до сорокаметрового радиуса. Оно бы, конечно, потеряло убойную силу, но стало бы вполне заметным явлением. Сейчас дистанция была смешной. Луч остался практически таким же узким, как в момент рождения. Кое-кому повезло. «Гражданский специалист» Алексей Елисеев любовался американской станцией через бортовой телескоп. В оптическом усилении «Скайлэб» представлял собой достаточно яркую точку, и даже в какой-то мере не совсем точку. Если бы луч рассеялся или случайно угодил в телескоп, эта яркость мгновенно дернулась бы выше предела чувствительности глаза, сожгла бы сетчатку и сплавила кристаллик. Однако в безвоздушном мире рассеиваться было просто не на чем.

Тем не менее Алексей Елисеев успел заметить, что яркость «американца» возросла. Это блеснул в собирающем рефлекторе отсвет, порожденный далекой реактивной струей. Естественно, космонавт не успел понять, что это такое, а последующие секунды начисто стерли увиденное из оперативной памяти. Ибо эти секунды оказались донельзя переполнены событиями.

Как уже неоднократно упоминалось, танки в космосе не водятся. Станция «Салют» состояла в основном из алюминия. Даже меньший, чем используемый сейчас газодинамический лазер, поставленный на подвижную машину ровно за год до описываемых событий на полигоне в Неваде, сумел запросто поразить вертолет. Правда, всего с двух километров. Но ведь тогда жертву и палача разделял еще и воздух. Сейчас когерентный свет прошил легкий металл, как масло, пробуравил слой пластика, затем, все еще не теряя убойной силы, понесся (если это слово применимо к лучу) вдоль станции. Здесь он наконец стал видим, поскольку продетый насквозь воздух засветился багрянцем. В четырех метрах далее лазерный посланник нашел наконец достойную преграду, в которой окончательно увяз, – размещенные по центру баки с добавочным топливом, тем самым, которое требовалось ранее для стотысячекилометрового броска к «Аполлону-13». Баки были практически пусты, если бы они находились снаружи, их бы давно сбросили в вакуум за ненадобностью. Но выбросить их наружу через шлюзовую камеру было попросту невозможно. Поскольку емкости были именно «практически пусты», но все-таки не пусты, остатки топлива находились в парообразном состоянии, а в условиях невесомости имели еще и участки с неравномерными сгущениями. Естественно, нагрев да еще и проникший через аккуратно «высверленное» отверстие кислород породили взрыв. Точнее, из-за малого количества топлива – пожар.

Однако не забудем, что американский привет от инженера Гарина выдал серию из нескольких импульсов. Из-за расстояния и рассогласования в доли секунд они не попали в одно и то же отверстие, а сделали из кормовой части «Салюта» образцовое решето. Разброс лучей-убийц уложился в десять сантиметров. Для дальности триста километров – великолепная кучность. Кое-какие прошили навылет и на века сплавили силовые кабельные жилы. На борту тут же возникла серия коротких замыканий. Один из лучей продырявил закрепленный с внешней стороны бак с азотом. Станция начала заволакиваться паром. Хуже того, один из импульсов пережег электронный пусковик, заведующий приводом противоспутниковой пушки. Поскольку все связанные с войной узлы «Салюта» находились в режиме готовности, началась внеплановая автоматическая стрельба. Пушка системы Нудельмана выпустила три короткие очереди, после чего та же автоматика произвела ее окончательную блокировку. В автономный полет открытого космоса ушли девяносто девять крупнокалиберных пуль. Их орбиты остались невыясненными.

Как видим, даже боевые космические станции представляли собой опасные, но не слишком живучие системы.

Во всей этой металлическо-когерентной кутерьме вроде бы не оставалось места для инициативы человека. Но это было не так. На борту «Салюта», как мы помним, их размещалось трое. Несмотря на то что реакция людей, как биологических машин, в сравнении с техникой, а уж тем более с лучевыми ударами, имеет соотношение геологических периодов к дням, тем не менее внутри отсека находились не просто первые встречные-поперечные, а специально подготовленные летчики-космонавты. Да, у них не имелось времени на логическое обдумывание случившегося, и уж тем более – правильную интерпретацию. Например, командир экспедиции Владимир Шаталов принял увиденные им багряные полосы за инверсионные следы ракетных осколков. Что это меняло по большому счету? Подумаешь, он мысленно снабдил противника оружием, аналогичным находящемуся в его распоряжении. Зато он мгновенно, приблизительно за одну четвертую секунды, решил, что следует предпринять. Как всякий нормальный советский человек, в первую очередь он думал о деле, потом о жизнеспособности корабля, затем о подчиненных товарищах и уже только много позже, приблизительно на третьей секунде, о себе.

В настоящий миг дело русских космонавтов заключалось в нейтрализации вражеской боевой машины. Тем более теперь, после явного нападения, запреты, поставленные нерешительностью Земли, автоматически снялись. И, перекрывая порождаемый накатывающимся хаосом шум, командир боевой станции отдал боевой приказ. Он мог бы отдать его как положено, со всей гаммой неторопливых команд-приготовлений, но сейчас было уже не до этого цирка искусственных замедлителей.

– Огонь! – заорал Шаталов что есть мочи, ибо иначе его слабый биологический резонатор не прорвал бы блокаду рванувшегося из продырявленного бака пламени, а уж тем более слитной канонады ожившей пушки Нудельмана.

И его, как ни странно, поняли. Хотя там, у пульта управления запуском, находился вовсе не космический ас, а впервые оказавшийся в космосе «гражданский специалист» Николай Рукавишников. Но, видимо, советская система подбора кадров работала уникально, хотя покуда не пользовалась привычным для нашего времени тестированием. А может, команда «Огонь!» замыкала в родившемся в войну поколении какие-то неведомые нам контакты? Все может быть. Только команда прошла, и прошла вовремя. До того, как все-таки лопнул размещенный снаружи азотный баллон. До того, как он сдвинулся и навалился на пусковую штангу второй ракеты. И до того, как это боковое усилие заставило взбунтоваться систему безопасности, поставив блоковую автоматику по ту сторону баррикад, сделав ее предателем дела социализма.

Но зато первая ракета уже успела стартовать. Она неслась вперед, наводясь по отраженному лучу все еще исправно работающего локатора бокового обзора. Что с того, что «Скайлэб» находился не сбоку, а с кормы? Это был не простой локатор, а фазированная решетка, он умел преследовать цели, не поворачиваясь к ним торцом. Советская военная электроника совсем не отставала от самых лучших мировых производителей. В чем-то, а может, даже в очень многом, она была впереди планеты всей.