Хороший сын - Пол Маквей

— Я не играю с девчонками! — Зачем он врет, я правда не играю. — И ничего я не леплю.

— Так, педик, рот заткнул живо, а то я тебя, блин, прикончу!

— Пэдди, прекрати! — Ма встает. — Микки, хватит.

— Ты что, его защищаешь?! — Такого просто не может быть! — Это он во всем виноват! Потому что он меня ненавидит! Меня все ненавидят! И вот ты теперь тоже!

— Это неправда, Микки, — говорит Ма.

— И что это вы вообще тут дома все собрались? Обсуждали меня?! — ору я. Они переглядываются. — Ага! Обсуждали.

— Рот закрой! Ты ничего не понимаешь! — обрывает Пэдди.

— Вы от меня что-то скрываете. Что?! — ору я.

— Микки, потише, — говорит Ма.

— Это ты ему скажи. — Указываю пальцем. — Ты его защищаешь, а я вообще ни в чем не виноват!

— Педик мелкий, — цедит Пэдди.

— Киллер! — восклицаю я.

Лицо у Пэдди каменеет.

— И что с Киллером, Микки? — спрашивает он.

Мне не сглотнуть. И не вздохнуть. Он все знает. Сейчас расскажет. Нет! Нет! Ему не взять надо мной верх!

— А бомба, которую ты заложил там, на улице, и…

Пэдди кидается на меня, я пытаюсь удрать. Он хватает меня сзади за футболку, она рвется на спине.

— Пэдди! — кричит Ма.

— Да что, охренели все в этом доме?! — доносится из гостиный громкий голос, который я уже почти забыл.

Нет. Не может быть. Не может быть!

Оборачиваюсь.

У лестницы, в пижаме, стоит Папаня.

Поди засни — так орут внизу. Вообще не понимаю, как Пэдди может под это дрыхнуть. Читать в темноте трудно. Хотелось выяснить, как стать великим актером и попасть в Голливуд. Но книжка какая-то скучная.

Смотрю в указателе слово «секс». Монтгомери Клифт — Ма его просто обожает. Лезу на страницу.

Ни фига себе! Ни за что бы не подумал, что он голубой. Спорим, это дурацкие сплетни. Как и про меня. Может, он просто очень хороший. Встречается и с женщинами, и с мужчинами. Я об этом раньше никогда не слышал. У актеров что, так принято?

Опять орут. Папаниных слов не разобрать. Выползаю из-под кровати. Пэдди дрыхнет. Или прикидывается.

Открывается дверь спальни. Замираю.

— Микки, ты почему не в кровати? — спрашивает Моль. Вся такая нарядная. Похоже, только что вернулась.

— Да потому. Не заснуть.

— Давай, ложись в мою кровать и спи. Мне нужно поговорить с Пэдди.

— Он дрыхнет.

— Не твое дело, давай!

Выпихивает меня на площадку и закрывает дверь.

Стою на площадке, слушаю. Из комнаты Моли и Мэгги долетают всхлипы.

Захожу, ложусь рядом с Мелкой.

— Все будет хорошо, — говорю.

— Чего он так кричит? — спрашивает она.

— Просто смеется. Честное слово, — говорю. — Ну, будто поет ей что-то и при этом делает вид, что она очень-очень далеко.

— Правда, Микки? Ты не врешь?

— Ну, что ты, — говорю. — Ты мне не веришь?

— Ты же мне сказал, что он в Америке. — Она щурит глаза. — Бридж, что ли, правду говорила?

— Конечно, нет. Он и был в Америке. А теперь вернулся, им много что нужно с мамой обсудить. А потом он обратно поедет.

— Мне не нравится, когда он дома. Пусть лучше остается в Америке, а мы останемся здесь.

— Хочешь послушать море? — спрашиваю, открыв глаза широко-широко.

Она кивает и что-то хрюкает в свою девчоночью наволочку с куклами-капустками.

— Закрой глаза, — говорю я и кладу руку ей на ухо, то, что не на подушке.

Я спасу ее от всего этого. Дую ветром ей в ушко. Я ее старший брат.

Теперь и Ма тоже орет. На нее это не похоже. Он только вернулся — и вот вам пожалуйста. Если он ее ударит, я его убью. Честное слово, пойду туда и убью.

Ма сегодня даже на работу не ходила. Хорошо, что у меня теперь есть деньги. Завтра еще щепок настрогаю. Может, и в другие магазины предложу.

Мелкая в секунду уснула. Помню, я раньше тоже так засыпал.

— Я тебе обещаю, — шепчу я, — что он уедет надолго, очень надолго. Я это устрою.

Медленно вылезаю из кровати, прокрадываюсь на площадку. Звон разбитого стекла. Все знают, что будет дальше. Вслушиваюсь, как там Мэгги. Тишина.

Открываю дверь нашей спальни. Пэдди и Моль подпрыгивают.

— Микки, ступай в мою кровать, — говорит Моль.

— И больше оттуда не высовывайся, — подхватывает Пэдди.

Бросаю на него убийственный взгляд. Ишь ты, грозный и храбрый боец ИРА! Даже с Папаней сладить ему слабо. Закрываю дверь. Можно спуститься, послушать под дверью, но я еще и видеть хочу. Не упускать его из виду.

Открываю окно Мэггиной спальни, смотрю вниз, во двор, прикидываю, что будет, если я упаду на конуру. Если пойму, что вот-вот упаду, я просто спрыгну — тогда и приземлюсь нормально. Я поумнее среднего медведя.

Съезжаю задницей по подоконнику, высовываю ноги, хватаюсь за старую металлическую водосточную трубу, подтягиваюсь, прижимаюсь к ней. Миссия невыполнима. Тум, тум, тум-тум, тум, тум. Надеюсь, что в ближайшие пять секунд труба не саморазрушится.

Цепляюсь босыми ногами за штуки, которыми труба крепится к стене и, медленно переставляя то руки, то ноги, спускаюсь, как обезьяна, хотя хотелось бы, как пожарник. Из-за заноз болят ладони.

Ставлю ногу на конуру. Мне сейчас горевать некогда, нужно спасать Ма. Сквозь окно кухни видно открытую дверь гостиной. Папаня ходит взад-вперед. Ма что-то орет, тычет пальцем. Жаль, что окно закрыто. Это они из-за денег. И, может, еще из-за Пэдди.

Папаня подходит к двери гостиной. Ма тянет его обратно — кричит, злится, вовсе не упрашивает. Он поднимает руку. Я наваливаюсь на заднюю дверь. Заперто. Я его убью. Как же попасть внутрь? Смотрю на окно. Он бьет ее. Бегу к калитке со двора — закрыто на засов. Ма его приделала, чтобы Киллер не лез в дом. Я в западне.

Бегу, прыгаю на водосточную трубу, пытаюсь подтянуться — не выходит. Смотрю в окно. Он вновь поднимает руку.

— Не смей! — ору я и колочу в стекло.

Он видит меня. На лице читается: «Какого хрена?» Идет в мою сторону. Блин. Закрывает дверь в гостиную, мне больше ничего не видно. Я еще сильнее молочу по стеклу.

Ничего, ничего я не могу сделать. Ничего.

Залезаю в конуру, медленно опускаю крышку, чтобы без стука. Лежу, свернувшись в клубочек, на ковре. Он вонючий, но мне нравится. Ищу одеяльце Киллера, дотрагиваюсь до шерстяной ткани с жестким ворсом.

Вытаскиваю пистолет-из-которого-убили-брита, принадлежащий ненастоящему дяде Томми, прижимаю к себе холодный металл.

Я ненавижу Папаню. Пусть его больше здесь никогда не будет. Я же пообещал Мэгги-Мелкой. Если мне удастся сейчас туда попасть, я