Лилит - Саша Калина

— Ну ты… — Жека шагнул ко мне, я увидела, как Шурик сразу весь напрягся, ему не нравилось, что Жека так грубо разговаривает со мной. Мне это тоже не нравилось.

Но видимо, Жека получил какие-то указания от своего начальника — Вени, поэтому он только шагнул ко мне, но дальше этого не пошло. А потом он сунул руку в карман и вынул оттуда мой телефон.

— На, держи, — протянул он его мне.

Я быстро взяла телефон, и сразу мне захотелось позвонить, но при них мне это делать не хотелось. Дисплей был совершенно чистый. Я попробовала набрать номер — бесполезно.

Жека радостно захохотал:

— Можешь не стараться, там батарейка разряжена. — По его лицу сейчас ничего нельзя было определить, но в голосе чувствовалось удовлетворение, видимо, его порадовала совсем маленькая, но все-таки месть мне за свою былую, а теперь утраченную красоту.

Я убрала телефон в карман.

— Короче, ладно, — снова заговорил Жека и обратился к Шурику:

— Ты свободен, а с этой я теперь побуду, — кивнул он в мою сторону. — А скоро должен и Веня подкатить.

На лице Шурика появилась растерянность. Он хотел что-то сказать, но я заговорила первая:

— Саша, не уходи, я не хочу с ним оставаться, я боюсь. Он что-нибудь сделает со мной. Не уходи, Сашенька, ладно. — И я быстро подошла к нему и спряталась за его плечо.

Я поспешила заговорить первой, потому что подумала, что если Шурик скажет, что он останется тоже, то, возможно, Жека и не обратит на это внимания, а скажет, что как хочешь: хочешь — оставайся, хочешь — нет. Это было бы тоже неплохо, но только в том случае, если бы мы могли долго оставаться втроем, я бы постаралась что-то придумать. Но Жека сказал, что скоро должен подъехать Веня, а вот это мне было совсем ни к чему, и поэтому мне нужно было спешить.

Как я и предполагала, Жеку возмутило, что я командую — в его понимании — здесь.

— Не хрена здесь распоряжаться, она еще распоряжаться будет, кто здесь будет, а кто не будет! Все, на место в свою комнату, и чтобы носа оттуда не высовывала!

— Ты чего здесь разраспоряжался, — начала я скандал в лучших традициях, кто кого переговорит и кто кого перекричит. — А ты кто сам такой здесь? Саша, почему он так разговаривает, он что, имеет право тебе приказывать? Саша, ты что, позволишь ему меня оскорблять? Между прочим, — выглядывая из-за плеча Шурика, продолжала я, — мы с Сашей собирались в кино пойти или просто в кафе. Скажи, Саша, правда?

— Мы? — растерялся Саша.

— Ну, если хочешь, я надену себе на руку один наручник, а другой тебе, и я тогда уже никуда от тебя не денусь.

Ты же хочешь?

— Чего?! — У Жеки от возмущения даже появились щелки в тех местах, где должны быть глаза. — В кино пойдете? Ты что, Шура, оборзел?

— Саша, почему он тебя все время оскорбляет? Какое он имеет право так говорить с тобой? Ну что ты молчишь?

Но Шурик еще не был готов активно заступаться за меня, потому промолчал, а начал говорить снова Жека.

— Давай отсюда, — он шагнул к Шурику, — и чтоб я тебя через пять секунд здесь не видел. Понял?

Наконец-то возмутился и Шурик.

— Носорог, а чего ты, в натуре, командиром здесь себя назначил? — В голосе его послышались раздражение и злость, было понятно, что так он себя подбадривает, делает смелее, но и это мне уже нравилось. А Шурик продолжал:

— Чего, здесь все на цирлах перед тобой должны бегать? Я чего тебе — шестерка? А может, тебе еще лычки ментовские нашить?

— Ты че, козел, кому ты говоришь это?

— Кто козел? Ты за козла ответишь, ты, ишак?

— Шурик, ты че, совсем нюх потерял? Да я тебе сейчас башку отверну, как щенку лобастому.

— Это ты свой нюх потерял, — вставила я свое слово из-за плеча Шурика, — вместе с носом.

— А ты, сука, вообще спрячь свой язык, пока я тебе его не отрезал.

— А чего ты на нее орешь, ты! — заступился Шурик за меня.

— Я тебе что, жена, — поддержала я Шурика, — чтобы мне такое говорить. Ладно мне еще Саша что-то сказал бы.

А ты какое право имеешь меня оскорблять?

— Ну, ты мне уже надоела, — не выдержал наконец Жека.

Он шагнул ко мне. Но Шурик протянул руку и оттолкнул его.

Жека наверняка сильнее Шурика, к тому же у Шурика одна рука в гипсе (сейчас я об этом жалела), так что затевать то, что я задумала, рискованно, но у меня не было выбора, потому что позже, когда придет Веня, тогда уже и рисковать возможности не будет, и неизвестно еще зачем он придет — откуда я могла знать, что они придумали с этой Лилит.

Шурик толкнул Жеку, и тот отступил на полшага, а потом снова шагнул вперед и протянул руку, хотел схватить Шурика за рубашку. Хорошо, что не ударить, ведь он мог, наверное, с одного удара убить его.

Но Шурик тоже воспитывался не в пансионе благородных девиц, и он тоже знал и умел немало. Я почувствовала под своей рукой, которая лежала на его плече, как резко дернулось это его плечо.

Гипсом Шурик попал Жеке все по тому, самому его больному месту, где у него должна быть переносица.

Послышался такой рев, что если бы Жека был сейчас где-то в Африке, то все звери разбежались бы и попрятались бы. Он нагнулся, схватившись за свою переносицу.

— Бежим, — дернула я за рукав Шурика, — он нас сейчас убьет.

Но Шурик медлил. Может быть, он хотел еще добавить Жеке, а может быть, испугался и собирался загладить свою вину перед ним, но только мне пришлось потащить его за собой за рукав к двери.

А Жека успел в это время немного прийти в себя. Он протянул руку и схватил Шурика за рубашку. Шурик сразу обернулся, рубашка на нем затрещала, разорвалась. Но он не обратил на это внимания, он тоже вцепился в Жеку. Одной рукой, здоровой, Шурик за воротник тянул Жеку на себя, а другой, загипсованной, стал давить ему на подбородок. Голова у Жеки запрокинулась назад, и он захрипел.

— Ключи.., в кармане.., в правом.., в брюках, ключи возьми, — кричал мне, с трудом выговаривая слова и задыхаясь от напряжения, Шурик.

Мне было не до вежливости и стеснения. Я сунула руку ему в карман и тут же вытащила ее уже вместе с ключами.

Бросилась к двери, вставила ключ в замок.

В это время Жека отшвырнул Шурика в сторону и рванулся ко мне. Но Шурик успел ударить его ногой по ногам и потом, перевернувшись в воздухе, как кошка, схватил обеими руками, и загипсованной и здоровой, Жеку за ботинок, прижал его к своей груди.

Жека тянулся руками ко мне, ему не хватало каких-то тридцати сантиметров, чтобы схватить меня, и то я почти вплотную прижималась к двери, а Шурик не давал ему подползти ко мне.

Я кое-как открыла замок, потом дверь. А рука Жеки была уже рядом. Я бы не смогла выбежать, он схватил бы меня.

Тогда я пяткой со всей силы ударила ему по руке, по пальцам. Теперь у него в придачу ко всему будет еще, как и у Шурика, рука в гипсе. Но мне его совсем не было жалко, даже когда он снова зарычал, как лев, которого ранили второй раз подряд.

Я выскочила из квартиры.

И в это же время, прямо передо мной, открылась дверь лифта. Я не сразу сообразила и хотела заскочить в него.

У меня это не получилось, потому что я всем телом налетела на Веню.

Я отскочила назад и побежала к лестнице, но ошиблась и побежала в другую сторону, в ту, где лестница поднимается вверх. Но все равно, не возвращаться же теперь. Но, как обычно это у меня бывает, я споткнулась на ступеньках и шлепнулась на них. Оттого что я ударилась, мне не так было больно, как оттого, что на каких-то десять секунд я выбежала позже, даже не десять, ведь выберись я из квартиры хоть на три секунды раньше, я бы сейчас бежала по лестнице вниз.

А Веня вышел из лифта и стоял и смотрел на все происходящее.

Он кивнул, как будто соглашался со всем этим, и сказал:

— Я знал, что что-то подобное будет.

А у меня вдруг потекли слезы. И теперь не притворялась, я заплакала по-настоящему. Я сидела на ступеньках, прижимаясь к стене спиной и затылком, и плакала. А потом сама с собой заговорила, я не хотела ничего говорить, но говорило что-то внутри меня, а я только озвучивала — как точнее описать это состояние, я не знаю.

— Как же я вас ненавижу, — слышала я свой голос, — как вы все мне противны, людишки жалкие! Ради денег готовы продать и свою честь, и совесть, и достоинство. Почему же вы такие мелкие, такие дешевые, что вас любой может купить, вы хуже проституток, проститутка хоть только тело свое продает, а вы… Да какой бы мужчина раньше мог бы так поступить, кто раньше крал детей и требовал за них деньги, кто раньше брал деньги и издевался над женщинами?!

Только самые последние подонки стреляют из-за угла за деньги. Ты говоришь — Иуда, — посмотрела я на Веню. — У Иуды, может быть, были причины не любить Христа, поэтому он и выбросил деньги, которые ему дали за предательство. Может быть, он ему завидовал, пусть отвратительный, но все-таки это повод, а может, он любил женщину, которая любила Иисуса, и сделал все из ревности. А ты? Ты же продаешь свою душу только за деньги и больше ни за что, за бумагу, которую можно обменять в ресторане на кусок курицы. Что же вы за люди, если вашу душу можно обменять на кусок жареной курицы? И хоть бы голодные были, а то просто от жадности — кусок лишний сожрать…