И маятник качнулся... - Вероника Иванова

— А сам-то ты откуда? — резонный вопрос.

— Ниоткуда, — ответил я со всей возможной серьёзностью.

— Так я и поверил! — ухмыльнулся Борг. — «Честь»? Или — «Скальпель»?

Он бы ещё сказал: «Заноза»...

— Я. Не. Имею. Отношения. К Тайной. Страже.

— Можешь рассказывать сказки кому угодно, но только не нам, — заявил рыжий.

— Хорошо. Вам известен примерный состав Орлиного Гнезда?

Борг отрицательно качнул головой, доктор неопределённо пожал плечами.

— «Да» или «нет»?

— Большей частью, — наконец решился ответить Гизариус.

— Я там фигурирую? — Феноменально глупая беседа, но что поделать...

— Нет... Но это ничего не значит! — с жаром бросился доказывать доктор. — Ты можешь входить в число...

— Приглашённых специалистов? — обречённо выдохнул я.

— Именно так! — Ну до чего же довольное лицо!

— Вы оба малость не в себе. — Я покрутил пальцем у виска. — Или — не малость... По вашему выходит, что всё это, — я провёл рукой по щеке и ошейнику, — что-то вроде маскировки?

Можно было не спрашивать: глаза двух взрослых мальчишек сияли лихорадочным возбуждением близости к открытию самой страшной и интригующей тайны в их жизни. А мне вдруг захотелось зарыдать в полный голос. Пришлось сурово сказать:

— С невменяемыми я сегодня разговаривать больше не буду. Поймёте абсурдность своих умозаключений, тогда — пожалуйста. А ещё лучше — обратитесь к моему хозяину и узнайте от него все подробности. — С этим я гордо удалился к себе в комнату.

Из такой ловушки мне никогда не удастся выбраться. Почему? Потому что я сам её придумал и построил. Я — не просто дурак. Я — круглый дурак. Дурак из дураков, второго такого не отыщешь, хоть весь мир обойди. И самое печальное, что я уже никогда не поумнею достаточно, чтобы научиться скрывать от окружающих свою глупость...

У меня есть занятная странность в характере, и, судя по тому, что оная странность проявляет себя с той поры, как я начал что-то соображать, этот порок — наследственный. Незаметно для самого себя я действую как «зеркало». То есть перенимаю у собеседника интонации и манеру излагать мысли. Особенно легко это происходит, если у меня хорошее и спокойное настроение: тогда я часами способен составлять компанию любому человеку, при этом очень редко буду говорить то, что думаю, — лишь то, что он хочет слышать. Такая особенность очень удобна для выживания, но, каждый раз превращаясь в «зеркало», я стараюсь себя одёрнуть и вернуться в прежнее состояние, потому что становиться отражением собеседника считаю невежливым и непристойным. И — обидным. Ведь тогда он говорит вовсе не с вашим покорным слугой, а с самим собой...

С другой стороны, моё «истинное» лицо — не самая привлекательная картина и понравится далеко не каждому. Я, например, не в восторге от своего характера. Но вводить в заблуждение людей, которые были добры ко мне... Это гнусно. Пусть лучше меня считают нервным и несдержанным, чем будут обманываться на мой счёт...

...За ужином Гизариус, донельзя довольный то ли собой, то ли тем, что вдвоём с Боргом им удалось меня «сломать», объявил, что со следующего дня я займусь новой работой, поскольку моё физическое состояние уже вполне сносное. Когда я осторожно поинтересовался, в чём именно будет заключаться сия работа, рот доктора растянулся в улыбке ещё шире (хотя, казалось бы, дальше некуда), и он провозгласил:

— Надо помочь одной старой женщине с огородом.

— С огородом?

— Он немного зарос, придётся выкорчевать пару кустиков...

Я обомлел.

— А что, в деревне нет здоровых мужиков, чтобы этим заняться?

— Да некогда им, — доктор махнул рукой. — В поле работать надо, для скотины корм заготавливать, да мало ли чего ещё?

— Ну да, конечно... Я — самая подходящая кандидатура, кто бы сомневался...

— Ничего, справишься.

— Разумеется, — кивнул я. — Если ещё кто-нибудь объяснит мне, как вообще корчуют «кустики»...

Мне объяснили. Но теория никогда не помогает на практике, и я только принял к сведению основные этапы и методы, которые мне описали Борг и Гизариус, крупные «специалисты» в вопросе корчёвки. Принц участия в беседе не принимал. Собственно говоря, его вовсе не было на кухне. Я обратил внимание на пустующее место за столом, но забыл поинтересоваться, в чём дело. Возможно, он плохо себя почувствовал... Надо ведь было спросить, но я предпочёл думать о своих проблемах. Эгоисты мы, когда есть возможность...

Утром после завтрака я выяснил не только где находится дом старой женщины, но и то, что мне придётся тащить лом с собой. Сей факт привёл меня в неописуемый восторг, если учесть, что оная женщина жила на другой стороне деревни и я вполне мог бы не таскать железяку туда-сюда, а забрать по пути. Высказав все пришедшие в голову эпитеты по поводу рациональности приказов доктора, я натянул те самые короткие кожаные штаны (если мне придётся активно двигаться, в них я хотя бы не запутаюсь), одну из рубашек и сандалии, перекинул через плечо связку из двух старых сапог (топтать землю голыми ногами мне что-то не хотелось), подхватил лом и, одарив Гизариуса на прощание испепеляющим взглядом, поплёлся искать нужные мне дом и огород...

Шёл я не вчерашним путём, а по тропке через лес, как ходили, очевидно, многие, потому что тропа была вполне утоптанной, проходила не слишком далеко от опушки и хорошо продувалась ветром — это было немаловажно в связи с оживлением, царившим в стане комаров. Позже, когда зной подсушит болотца и поймы, эти противные пискуны угомонятся, но сейчас жара ещё влажная и от них трудно найти спасение. Конечно, можно было подождать, пока солнышко заберётся повыше в лазурное небо, но я твёрдо запретил себе даже думать об этом. Почему? Очень просто: разумеется, чем время ближе к полудню, тем меньше становится комаров на открытых местах, но есть одно большое «НО», не связанное с этими насекомыми. Таскать тяжести под палящим солнцем — не самое приятное и полезное для здоровья занятие. И даже в первый день, когда я планировал всего лишь провести «разведку боем», а не начинать надрываться на чужом огороде, стоило переделать все трудоёмкие дела как можно раньше, по холодку, так сказать. Хотя какой, к фрэллу, холодок! Уже можно вытирать пот со лба, а спустя час придётся выжимать рубашку. Несмотря на хрупкость и отсутствие лишнего веса, я потею не меньше, чем какой-нибудь разжиревший бездельник. Правда, как мне объясняли, этот процесс очень полезен, потому что вместе с остро пахнущей жидкостью из тела выносится всё дурное, что в нём успело накопиться, и, в принципе, потеть нужно почаще и поактивнее, но... Не вижу ничего приятного в том, что кожа покрывается липкой плёнкой — если у вас нет возможности сразу же окунуться в бассейн или, на худой конец, окатить себя ведром воды, через очень малое время окружающие, столкнувшись с вами, будут демонстративно затыкать нос и отворачиваться. Да и самому неприятно вдыхать эти миазмы. Привыкаешь, конечно, — ко всему можно привыкнуть, но... Нехорошо как-то. Невежливо по отношению если не к себе, то к остальным...