Камень Книга тринадцатая - Станислав Николаевич Минин

теща на полную включила свой природный детектор лжи. Вот мало мне будущей супруги, видящей меня насквозь, так еще и будущая теща рентгеном светит!

— Как скажете, ваше высочество, но вынужден сразу предупредить, что те, кто мне приписывают всякое разное, нагло врут! На самом деле я гораздо хуже!

После моих последних слов за столом случился дружный приступ кашля. Подождав какое-то время, я продолжил:

— Если серьезно, то детство у меня было замечательное! Загородная жизнь на свежем воздухе, натуральные продукты и регулярные занятия военно-прикладным спортом под руководством любимого воспитателя, — я указал на Прохора, — и любимого деда Михаила, князя Пожарского. — Дед Миша привстал и кивнул. — Из литературы предпочитал приключенческие романы, классикой не брезговал тоже, а мечтал стать профессиональным военным. К разному там искусству остался равнодушен, хотя в лицее у нас были соответствующие предметы и регулярные экскурсии по музеям и художественным выставкам, а в особняке Пожарских в Москве наличествовала целая картинная галерея, включающая работы старых мастеров. К архитектуре тоже не тянуло, хотя кое-что все-таки пришлось изучать в рамках начальной военной подготовки, но там упор был сделан на поиск слабых мест в зданиях и сооружениях с точки зрения их обрушения.

Такое мое кощунственное отношение к обозначенным архитектурным сооружениям не вызвало особых отрицательных эмоций ни у Виктории, ни у Сони: они прекрасно понимали, о чем конкретно я говорю, и, уверен, соответствующими навыками обладали.

— Не смог приобщить меня к высокому искусству и лучший друг — талантливый художник Александр Петров-Врачинский, так что, увы и ах, перед вами черствый материалист, лишенный в какой-то мере чувства прекрасного, но все-таки способный по достоинству оценить исключительную красоту и неземное очарование представительниц рода Ольденбургских!

Обе представительницы упомянутого рода, как и положено, кокетливо заулыбались и поблагодарили меня за приятные слова. Не осталась в стороне и царственная бабуля.

— Какой хороший мальчик! Откуда только что берется? — громко хмыкнула она. — Умеет же найти к женщинам правильный подход! А от вас, солдафоны, — она с упреком оглядела Романовых, — слова доброго не дождешься!

«Солдафоны» для вида повозмущались, потом провозгласили тост «за прекрасных дам!», мы выпили стоя, и своеобразный допрос продолжился.

— А что было дальше, Алексей? — с нескрываемым интересом спросила Виктория. — Почему ты пошел учиться не на военного, а на юриста?

— Тестирование в военном училище провалил, ваше высочество, — тяжело вздохнул я. — Проблемы с подчинением вышестоящим командирам у меня выявили, что, как вы понимаете, совершенно несовместимо с военной службой. Пришлось податься в юристы.

— Ясно. Нравится учиться на юриста?

— Нравится, ваше высочество. Тем более после окончания университета мне открывается дорога хоть в военную прокуратуру, хоть в полицию, хоть в другие наши спецслужбы — хотя бы так у меня получится воплотить в жизнь мечту детства и заодно продолжить славные традиции рода Пожарских и рода Романовых.

— Похвально! — кивнула принцесса. — Традиции надо продолжать, особенно славные. А какие-то дополнительные занятия тебе родичи уже сейчас устраивают по выбранному профилю? Я имею в виду практические задания в прокуратуре, полиции и спецслужбах? — Виктория улыбалась. — Почему спрашиваю, Алексей: судя по статьям в СМИ и по тому, какие слухи ходят в кругу ваших с Соней друзей и среди представителей правящих родов, опыт проведения спецопераций у тебя уже очень значительный.

— Есть немного, ваше высочество, — кивнул я.

И глянул в сторону отца и царственного деда — те хоть и сидели с ничего не выражающими лицами, но чуйка мне подсказывала, что вся эта ситуация их крайне забавляла. Подобные же чувства испытывали и остальные Романовы, князь Пожарский, генерал Нарышкин и все члены нашей «банды». Пришлось соответствовать…

— Сначала меня натаскивали на проведение обычных полицейских операций, потом был полицейский спецназ, а за ним элита — спецназ Отдельного корпуса жандармов. Оттуда меня с позором выгнали за излишнюю жестокость. — Я тяжело вздохнул. — При задержании группы наркоторговцев пятерых убил, троих оставил калеками до конца жизни. И ладно бы я этих тварей стихией какой завалил, так нет — порвал на части голыми руками. Что командованием было интерпретировано как превышение должностных полномочий.

Виктория с Соней смотрели на меня круглыми глазами, а Романовы из последних сил делали серьезные лица и старались в мою сторону не смотреть. Единственным исключением был генерал Нарышкин: дипломат под прикрытием с жадностью ловил каждое мое слово и, похоже, нисколько не сомневался в том, что слышит чистую правду. Я же продолжил на ходу сочинять дальнейший сюжет ужастика с моим участием в главной роли.

— За эту излишнюю жестокость, ваше высочество, я впервые попал в тюрьму. — И опять тяжелый вздох. — Дело в том, что царственный дедушка и отец не отличаются у нас особой сентиментальностью даже по отношению к родичам, вот и со мной церемониться не стали. А когда они немного отошли и наконец выпустили меня из узилища, случилась та история с афганцами, где я опять на эмоциях голыми руками этих тварей порвал. Запись видели? Вот и родичи ее тоже тщательно изучили. Мои действия признали правомерными, но только на бумаге. — Тут я решил добавить в голос немного обиды. — Знали бы вы, сколько мне пришлось выслушать нравоучений о том, что подобные извращенные наклонности не к лицу будущему императору целой Российской империи! А потом был Афганистан, где мы с какого-то момента трупы наркоторговцев просто перестали считать. После возвращения на родину — снова тюрьма под предлогом регулярного проявления с моей стороны излишней жестокости на поле боя! И это при том, что родной отец на моих глазах и глазах моих братьев заживо сжег всю верхушку рода Никпаев, да еще и приказал заснять это крайне увлекательное зрелище на камеру!

Теперь проняло не только Викторию с Соней, но и короля Норвегии Харольда с его сыном Улафом. Я же отпил из бокала вина и продолжил рассказ о своих злоключениях:

— Из тюрьмы меня выдернули прямо на Совет рода, который единогласно постановил, что исправить великого принца Алексея Александровича может только и исключительно военное училище. А чтобы великому принцу жизнь медом не казалась, родичи пошли еще дальше — приказали командованию поместить Романова на гауптвахту и выпускать с нее молодого человека только на занятия. — Я хмыкнул. — Это был фактически мой третий тюремный срок, опыт уже присутствовал, и спустя месяц, как раз под Новый год, мне все-таки удалось