Целитель. Долгая заря - Валерий Петрович Большаков

Хотя, почему? И чего тут скромничать? Именно с меня, с моего микроскопического воздействия, началось изменение реальности в «Альфе». А Объединенную Республику Ирака и Аравии ты забыл? Или мирный, в общем-то, Израиль, раскинувшийся от Суэца до Литани? А Иордания, приросшая Хиджазом? А сохраненная в единстве Югославия?

А если ГДР и ФРГ договорятся, и на карте Европы появится великий, могучий — социалистический! — Германский Союз?

«Адекватно, Миха!» — ухмыльнулся я.

Там же, позже

Радиофон помалкивал, и я чуток расслабился. А что? Елка в холле стоит, наряженная, с красной звездой на макушке. Правда, новогодний стол накрывать особо нечем, но не царское это дело — пиры готовить… Главное, что «Наполеон» возлежит на подоконнике, пропитывается…

Мы с девчонками так и не договорились, где будем провожать уходящий год и встречать новый. Что-то темнят «грации»…

Судя по загадочному виду Леи, она в курсе, но будет молчать, как партизан. Ладно, надеюсь, мне позвонят и сообщат, куда ехать. А не позвонят — и не надо, хоть отдохну от дружного женского коллектива…

Старенький «ВЭФ» коварно тренькнул. Звонила Елена фон Ливен.

— Алё? — ухмыльнулся я. — С наступающим, ваше сиятельство!

— И тебя, ваше величество! — энергично толкнулся женский голос. — Или как там величали султанов?

— Ах, княгиня…

— Прости, прости, не могла удержаться! — забился колокольчиком смех. — Миша, твои жёны… э-э… я хотела сказать — женщины, не звонили еще?

— Молчат, — буркнул я.

— Ну, не обижа-айся! Я, может, из зависти ехидничаю!

— Ага, так я и поверил.

Трубка хихикнула, и тон упал до серьезного:

— Миша, часов в шесть-семь вечера подъезжай к Институту Времени, мы все собираемся здесь…

— Все — это кто? — осведомился я, чуя подступающий холодок.

— Все — это все! Твои… женщины, и Юля с Антоном, и Васёнок с Маришей, и Настя… К вечеру должен пожаловать ее адмирал! Светлана со своим Юриком будут, Динавицеры, Киврин с Наташей, Корнеев с Ядзей… Марина Исаева, Тата Ивернева, Лена Браилова, Рустам… Обещали быть Олег с Рутой и малолетним Натаном — бабушкам они не доверяют… Короче, я созвала Приорат Ностромо, за исключением Лидии Васильевны. Подумала тут, и решила, что раскрывать тайну твоей личности ей — не лучшая идея…

Меня будто проморозило, но я сумел разжать сцепленные зубы:

— За маму — спасибо… — и, охваченный порывом малодушия, заныл: — А может, не надо, княгинюшка? Я больше не буду!

— Нет… — фыркнула фон Ливен, и настояла: — Надо, Миша, надо!

Глава 14

Среда, 31 декабря. Вечер

Ново-Щелково, проспект Козырева

До полуночи оставалось меньше двух часов, и машины заполонили проспект, учинив редкое для наших мест явление — «пробку». Старшие и младшие научные сотрудники ринулись по гостям, а то и по магазинам, торопясь выхватить забытый в суматохе хлеб или огурцы, а то и (стыдно, товарищи!) шампанское в универсаме «Центральный».

Да что там «Soviet sparkling»! Я лично видел за окном «Волги» поспешавших граждан с елками под мышкой!

Ближе к ОНЦ густой поток автомобилей поредел, и мне удалось прорваться к институтской стоянке, кое-как втиснув машину между кивринской «Шкодой» и Наташкиным джипом.

— Позаставили всё…

Зажужжали подворачиваемые зеркала, и я, кряхтя, бочком, вылез.

Стеклянная вогнутая стена, разграфленная на этажи, отражала лунное сияние, словно мутное черное зеркало, и лишь высокие окна актового зала светились яркой желтизной, выдавая людское присутствие.

Гляделось это необычно и странно, даже для Людей Понедельника, ведь истекал предпоследний час старого года! Новый, 2004-й, незримо наступал из туманного далёка — еще немного, еще чуть-чуть, и Земля дорисует виток вокруг Солнца.

…Долгие миллиарды лет она кружила по своей орбите — стягивалась, сжималась в исполинский шар холодной материи, безвидный и пустой, разогревалась, коптила вулканами, потом остужалась, терпела удары комет и астероидов, подхватывала гулящую Луну — но некому было считать круги.

А завелась жизнь, переболела ноогенезом, и хлопотливые носители разума не только расчислили траектории, но и додумались отмечать каждый оборот планеты вокруг светила, как великий праздник.

«Задумаешься если, всё выглядит смешным и странным, — дернул я губами. — А ты не задумывайся — пей, веселись и жди нового счастья!»

Разумеется, философические размышления одолели меня не зря. Сей высокодуховный налёт скрывал под собой малодушное желание спрятаться, забиться поглубже в норку — секретарь ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро, директор Объединенного научного центра и прочая, и прочая, и прочая — боялся признаться, кто он, откуда он, да еще публично…

Как люди отнесутся к тому, что их друг, товарищ и брат оказался гостем из будущего? Путешественником во времени, если вторить утонченной формулировке Уэллса? Попаданцем — по грубому и небрежному выражению какого-нибудь Большакова?

«Переживешь!» — вздохнул я, и храбро переступил порог ОНЦ.

На вахте меня встретил Юсупов в забавной шапочке Деда Мороза.

— С наступающим! — оскалился он.

— Шампанским запасся? — строго поинтересовался я.

— Так точно! Стынет в холодильнике! — браво ответил Умар, четко козыряя. — Есть установка весело встретить Новый год!

— Правильно!

Натужно посмеиваясь, я шагнул в гулкую кабину новенького «Отис-ЭМИЗ», отделанную полированным металлом. Лишь только сомкнулись дверцы лифтовой шахты, моя улыбка увяла — переживания изматывали, множа негатив.

«Настя поймет… А простит ли молчание? — мысли в голове толклись суетно и бестолково. — А что скажет Лиза? А Ядзя? Не придется ли мне заново выстраивать отношения? Вот же ж…»

Вознесшись, я прогулялся по коридору, безлюдному и полутемному, но не тихому — музыка пробивалась из актового зала этажом ниже. Моя любимая, давно распавшаяся «АББА» желала счастливого Нового года… Наперекор скучной, безысходной реальности, назло равнодушной судьбе — Happy New Year!

Я нервно разделся в кабинете — швырнул на диван куртку, туда же полетела шапка и шарф. Расчесавшись перед зеркалом, скорчил рожу своему отражению — и зашагал вон, вниз, всё глубже погружаясь в атмосферу радостного ожидания и восхитительной беззаботности.

Просторный актовый зал, запутанный вислым серпантином и усыпанный конфетти, вобрал меня в себя, с порога окуная в пестрое мельтешение лиц, нарядов, голосов… И витало, витало в воздухе новогоднее предвкушение чуда.

Я затравленно огляделся, как новичок, попавший в большую дружную компанию, но все мне улыбались, женщины по-приятельски чмокали в щечку, мужчины крепко жали руку — и вибрации в душе пошли на спад.

А княгинюшка — молодчина! Ряды и шеренги кресел, прикрученных