Монастырь - Вальтер Скотт

Он скинул с правой ноги кожаную туфлю (или низкий башмак), встал в боевую позицию, обнажил свой меч и, оглядевшись вокруг, как бы собираясь с силами, трижды низко поклонился остролисту и трижды источнику, а затем произнес громким голосом следующие стихи:

Трижды в роще молю: «Отзовись!»Там, где песня ручья прозвенела!Я прошу тебя: «Пробудись,Белая дева из Эвенела!»Полдень… На озере волны зажглись…Полдень… Гора от лучей заалела…Я прошу, прошу, пробудись,Белая дева из Эвенела!

Едва он произнес эти строфы, как в трех шагах от Хэлберта Глендининга возникла женская фигура в белом одеяний.

Наверно, испугался ты,Увидев женщины чертыНеобычайной красоты.

ГЛАВА XII

Таится что-то в древнем суеверье,

Загадочно пленяющее пас.

Ручей, что тысячью хрустальных брызг

Пробился из скалы уединенной

В таинственную тишь, считаться может

Приютом существа, что чистотою

И вещей властью превосходит нас.

Как сказано было в конце предыдущей главы, едва успел молодой Хэлберт Глендининг произнести слова таинственного заклинания, как в двух ярдах перед ним предстало видение в образе прекрасной женщины в белом. Ужас, объявший его, взял верх над его природной храбростью и над твердой решимостью не испугаться в третий раз того духа, которого он уже лицезрел дважды. Ведь человеку невольно становится не по себе от сознания, что он находится в присутствии существа, по облику ему подобного, но по своей природе и стремлениям столь чуждого, что он не может ни понять его намерения, ни предугадать его действия.

Хэлберт стоял молча, с трудом переводя дыхание. Волосы у него поднялись дыбом, рот был открыт и взор неподвижен. И единственным доказательством его прежней решимости оставался застывший в его руке меч, направленный в сторону видения. Наконец Белая дама (так мы будем называть это существо) голосом несказанно прекрасным начала напевать (или даже скорее петь) следующие стихи:

Зачем, о смуглый мальчик, меня ты призываешь?Зачем сюда пришел ты, иль страха ты не знаешь?Кто хочет с нами знаться, не должен сам дрожать,Ни трус, ни грубый олух не смогут нас понять!Тот ветер, что примчал меня, в Египет возвратится,И облако со мною в Аравию умчится…Уж облако отплыло, вздыхает ветерок:Закатный час уж близок, а путь еще далек.

Изумление, охватившее Хэлберта, уступило место решимости, и он смог кое-как произнести дрожащим голосом:

— Именем бога заклинаю тебя, кто ты?

Ответ прозвучал в иной мелодии и в другом ритме:

Кто я — не могу сказать,Кто я — ты не должен знать!То ли с неба, то ль из ада,То ли горе, то ль отрада,Я все то, что бы моглоДать тебе добро иль зло.Ни создание земное,Ни видение ночное,В тьме полей, над мглой болотЯ свершаю свой полет.От волшебного потокаВихрь несет меня далеко…Зыблется в душе моейОтблеск всех людских страстей;И во мне их душ движенье,Как в зеркальном отраженье.Зыбким призрачным лучомМчусь я меж добром и злом.Счастьем неземным владея:Век наш в десять раз длиннее.Род людской счастливей нас,Нет надежд нам в смертный час:Им настанет пробужденье,Нам — навек уничтоженье.Вот что я могу сказать,Вот что можешь ты узнать.

Белая дама остановилась, как бы выжидая ответа. Но пока Хэлберт медлил, не зная, как начать, видение стало постепенно блекнуть, становясь все более и более бестелесным. Правильно угадав в этом признак его скорого исчезновения, Хэлберт принудил себя наконец выговорить:

— Леди, когда я видел тебя в ущелье и ты вернула нам черную книгу Мэри Эвенел, ты сказала, что в один прекрасный день я научусь читать ее.

Белая дама ответила:— Я заклинанье творю, чтоб ты могНайти меня там, где волшебный поток.Но цапля и сокол тебе милее,Чем тайны, которыми я владею.Тебе милее копье и меч,Чем строки псалмов и священная речь.Тебе милей на оленя охота,А чтенье тебе — не под силу работа.По мшистым лесам ты бесстрашно идешь,И ты презираешь дворян и вельмож.

— Я не буду больше поступать так, прекрасная дева, — сказал Хэлберт. — Я хочу учиться, и ты мне обещала, что, если у меня будет такое желание, ты мне поможешь. Я не боюсь тебя больше, и я не хочу больше оставаться невеждою.

По мере того как он произносил эти слова, образ Белой дамы становился все более зримым и наконец сделался таким же явственным, как вначале. Бесформенная и бесцветная тень снова приняла черты почти телесной реальности, хотя краски ее были менее ярки, а контур фигуры менее отчетлив и определенен — так по крайней мере казалось Хэлберту, — чем у кого-либо из простых смертных.

— Исполнишь ли ты мое желание, прекрасная леди, — вопросил он, — и дашь ли ты в мое распоряжение священную книгу, которую Мэри Эвенел так часто оплакивала?

Белая дама отвечала:Ты трус — тебя я упрекала,В лентяя веры было мало.Вернулся ночью ты, так знай:Спи на дворе, иль дверь ломай!Лилось к тебе звезды сиянье,Теперь слабей ее влиянье…Лишь доблесть да упорный трудУдачу вновь тебе вернут.

— Если я и был лентяем, — возразил юноша, — то теперь, ты увидишь, я буду стараться с лихвой все наверстать. Еще недавно совсем другие мысли были у меня на уме, другие чувства волновали мое сердце, но отныне, клянусь небом, все мое время будет посвящено серьезным занятиям. За один сегодняшний день я точно пережил годы. Я пришел сюда мальчиком, я вернусь мужчиной, я смогу говорить не только с людьми, но со всеми нездешними существами, которые по божьему соизволению передо мной предстанут. Я узнаю, что содержит в себе эта таинственная книга, я узнаю, почему леди Эвенел так ее любила, и почему монахи так ее боялись и хотели украсть, и почему ты дважды спасала ее из их рук. Что за тайна заключается в ней? Скажи, заклинаю тебя!

Белая дама, с видом необыкновенно печальным и торжественным, наклонила голову, скрестила руки на груди и отвечала:

Здесь, в этой книге роковой,Источник тайны вековой.Тот в жизни обретает счастье,Кому дано всевышней властьюЕе с надеждою читать,Замки ломать и в путь дерзать.Но проклят тот, в ком это чтеньеРодит сомненье иль презренье.

— Дай мне эту книгу, миледи, — попросил юноша. — Меня называют лентяем, меня считают тупицей, но на этот раз у меня хватит терпения, а с божьей помощью, и рассудка, чтобы ее понять. Отдай мне ее.

Видение снова отвечало:В бездне, в темной глубинеКнигу скрыть досталось мне.Огонь небес там ввысь стремитсяИ музыка небес струится…Священный тот залогПо ввей земле доселеВсе чтили, как умели,Лишь человек не мог.Дай руку мне! Под тайной вещейПознай невиданные вещи!

Хэлберт Глендининг смело подал руку Белой даме.