Ночь живых мертвецов. Нелюди. Бедствие - Джон Руссо

трубку от зудящего уха. Его язва давала о себе знать еще сильнее, чем тогда, когда он пытался беседовать со своей неисправимой шестнадцатилетней дочерью. Временами он просто поражался тому, до чего же смогла докатиться его Кэролайн в своем явном стремлении опозорить родного отца, и только надеялся, что она не зайдет так далеко, как эта сумасшедшая сучка, с которой он сейчас говорит по телефону.

Как и его собственная дочь, о которой Джим так беспокоился, полковник Мао происходила из простой американской семьи. Ее настоящее имя было Дениз Шеффер. Когда она училась в Калифорнийском университете в Бер- ки, ее вызов родителям постепенно перерос в вызов обществу. Она примкнула к Симбионезской Освободительной Армии (СОА), завела дружбу с Нэнси Перри и Патрицией Солтисик, больше известными под кличками Фахиза и Зоя, и стала распространять брошюры, в которых восхвалялось похищение Патриции Херст и требование баснословного выкупа за нее под предлогом обеспечения «хлеба для масс». Когда СОА была фактически уничтожена в результате кровопролитной схватки в Лос-Анжелесе, Дениз Шеффер превратилась из человека, сочувствующего марксизму, в его закоренелого фанатика. Она бросила своего мужа, которому не было и двадцати лет, и младенца-сына п стала любовницей чернокожего Уилсона Вуд- рафа, известного также под прозвищем генерал Кинтей, который в свое время сидел с тюрьме вместе с Дональдом де Фризом (или генералом Синком, впоследствии убитым руководителем СОА). Дениз отказался от семьи, от церкви, от родины, чтобы стать «солдатом революции» в Зеленой бригаде Вудрафа, одной из недобитых групп Симбионезской Армии. Ее разыскивали ФБР и полиция штата Нью-Йорк за соучастие в тех же самых преступлениях, за которые ее товарищи отбывали сейчас срок в тюрьме: за попытка захвата инкассаторской автомашины и убийство из огнестрельного оружия двух полицейских.

— Время уходит, свинья, — предупредила Мао. — Через три минуты я отдам приказ казнить первого заложника.

— Полковник, не надо этого делать, — как можно мягче сказал Спенсер, специально называя Мао самочинно присвоенным ею воинским званием и тем самым пытаясь польстить ее нездоровому самолюбию. Он старался говорить спокойно и уверенно, а сам в это время лихорадочно вытаскивал из пачки очередную сигарету. — Как я уже сказал вам, полковник, губернатор согласился освободить ваших людей. Но это требует времени. Переговоры должны идти по соответствующим каналам. Вы же не можете…

— Не говори мне, чего я могу, а чего нет! — прорычала полковник Мао. — Здесь командую я! Я говорю от имени всего угнетенного народа! И очень хорошо знаю, что все попытки нанести удар по вашей гнилой системе провалились только потому, что раньше люди не были стойкими и до конца последовательными в борьбе за нашу святую идею. Но теперь-то мне ясно, что пока я с тобой разговариваю спокойно, ты меня уважать не начнешь. Так что через три минуты я перехожу к действиям. Ровно в десять мы казним одного из наших военнопленных.

— Разве вы не уважаете Женевскую конвенцию? Как же вы можете называть себя борцом за дело народа, если похищаете людей и убиваете их наобум, не принимая во внимание ни их достоинства, ни даже невиновности?

— В этом мире нет полностью невиновных людей, — убежденно заявила Мао. — Мы провели опрос пленных и выбрали первого, кому предстоит умереть. За ним последуют и другие. Каждые полчаса мы будем казнить их по одному, и это продлится до тех пор, пока генерал Кинтей и другие наши товарищи не будут доставлены к нам в целости и сохранности.

— Но они уже находятся на пути к вам! Пожалуйста, не принимайте скоропалительных решений! Я заверяю вас, что…

Раздался громкий щелчок и связь прервалась. Спенсер понял, что все его уговоры были напрасны, и это привело его в глубокое уныние. Он долго еще тупо смотрел на умолкнувший телефон, потом медленно положил трубку. Порывшись в карманах, Джим достал спички и жадно закурил очередную сигарету, часто и глубоко затягиваясь. Затем снова снял трубку и начал набирать номер банка в надежде вновь установить связь с полковником Мао, прежде чем начнется исполнение приговора, которое она только что обещала. Одновременно он прислушивался, не раздастся ли звук выстрела с той стороны улицы, но пока все было тихо. Вместо этого наблюдатель из группы захвата закричал:

— Они открывают входную дверь! Один из заложников выходит на улицу!

Спенсер бросил трубку на рычаг, кинулся к выходу и через секунду уже стоял на улице возле широкой распахнутой двери аптеки. За укрытием из мешков с песком находились люди из его команды с автоматами и винтовками наготове. Осторожно выглянув из-за укрытия, Спенсер сразу заметил выпущенного заложника — это был пожилой мужчина в коричневом костюме-тройке. Он неуверенно шел через улицу с высоко поднятыми руками и часто мигал и щурился от яркого утреннего света. Было видно, как он дрожит. Затем парадная дверь банка слегка приоткрылась, в воздухе блеснуло что-то металлическое, и раздался звук спущенной тетивы. Мужчина громко вскрикнул, согнулся и упал.

— Не стрелять! — выкрикнул Спенсер, и в ту же секунду дверь банка захлопнулась.

Если бы бойцы из его ударной команды ослушались и открыли огонь, остальные заложники могли бы погибнуть а ^читанные секунды. Но в душе Спенсер все же только и мечтал о том, чтобы его люди не подчинились приказу, и пусть потом хоть сам дьявол отвечает за последствия. Однако выстрелов не последовало.

Корчась от боли, мужчина в костюме-тройке беспомощно пытался доползти до тротуара. Спенсер послал двух бойцов помочь заложнику добраться до безопасного места. Его волоком втащили за укрытие из мешков, где он сразу же упал, издавая громкие стоны. Из его ягодицы торчала блестящая стальная стрела, с которой стекала струйка крови.

— Эта стрела из арбалета! — воскликнул один из агех.- тов.

— Они промахнулись! — с облегчением сказал другой. — Он будет жить.

Но Спенсер сильно сомневался в этом. Он помнил «фирменный стиль» СОА — пули, отравленные цианистым калием.

— Носилки! Скорей носилки! — крикнул он полицейским и санитарам, которые устроили за зданием аптеки пункт неотложной медицинской помощи.

Но прежде чем врачи успели подбежать к несчастному, он сильно затрясся в судорожных конвульсиях и через несколько секунд умер. Спенсер нагнулся к трупу и вытащил стрелу. Она оказалась изнутри полой. Когда он перевернул ее, из отверстия вытекло несколько капель мутной желтоватой жидкости. Но характерного запаха горького миндаля Джим не ощутил. Значит, это не цианистый калий, а что-то совсем другое.

В аптеке зазвонил телефон, и Спенсер бросился туда. Из трубки послышался истерический хохот полковника Мао:

— Это яд гремучей змеи! — весело сообщила она, будто речь шла о какой-нибудь совершенно невинной