Из Харькова в Европу с мужем-предателем - Александра Юрьева

Позднее мы вернемся к значению этих тайных маневров. Здесь достаточно задать вопрос, почему и каким образом Мария Пасешникова так быстро стала и «госпожой Квислинг», и ответственным работником Нансена, тогда как жену Квислинга на самом деле звали Александра, а нансеновская миссия не нуждалась в дополнительных ответственных работниках, поскольку заканчивала свою деятельность в Харькове.

Видкун практически завершил все действия, связанные с окончанием работы нансеновской миссии по оказанию помощи в Харькове и пересылкой оставшихся припасов и оборудования на Балканы. Осталось лишь упаковать наши вещи и побывать на прощальных приемах. Некоторые высокопоставленные правительственные лица, с которыми мы познакомились на этих приемах, также посетили нас дома.

Также мои друзья устроили для меня несколько прощальных вечеринок, по-прежнему меня продолжали навещать одноклассники и друзья с Помгола и балетной школы. Некоторые из этих гостей давали мне письма и просили передать своим друзьям за границей с мольбой: «Если увидите их, то расскажите, как мы здесь на самом деле живем!». Другие просили меня помочь им найти членов семьи или друзей, которые исчезли во время Гражданской войны, и, возможно, сумели как-то выбраться за границу. Некоторые просили прислать им обувь.

Сначала Видкун столкнулся с трудностями при получении разрешения на вывоз драгоценностей из России, но вскоре сумел преодолеть их. Практически все, что у нас было, включая мои семейные документы, фотографии, книги и все, что дала мне мама как до моего отъезда из Харькова, так и позже в Крыму, доставили в Норвегию грузовым транспортом. В нашем путешествии со мной был лишь чемодан с самыми необходимыми вещами.

Было непросто упаковать все наши вещи, поэтому мы поручили эту работу профессионалам.

Как-то Видкун сказал мне: «Между прочим, та девушка, которую ты просила устроить на работу в Помгол, Мария, была моим секретарем, и я нахожу ее очень прилежной и хорошей работницей. Думаю, стоит попросить ее помочь тебе с упаковкой вещей. Я уверен, что она охотно поможет тебе».

Так Мария Пасешникова стала еще чаще бывать у нас в квартире. Видкун все это время был в отличном настроении и продолжал относиться ко мне с такой нежностью и любовью, что я думала, что наша недолгая разлука этим летом дала ему понять, как он одинок без меня.

Он был очень рад возвращению в Норвегию, но сказал, что ему необходимо прибыть туда к середине сентября, поэтому нам следует воспользоваться такой возможностью и попутешествовать по столицам Европы, посмотреть разные достопримечательности, которые он хотел мне показать. На этот раз мы поедем на запад, по направлению к Польше, самая важная остановка будет в Париже, где ему нужно представить окончательный отчет о работе нансеновской миссии по оказанию помощи в России.

В день нашего отъезда несколько десятков, а возможно, и более ста моих друзей были на перроне, сопровождая нас. Тут же был советский почетный караул и несколько высокопоставленных чиновников, среди которых, к моему большому удивлению, был и Башкович. Он слегка поклонился, когда увидел, что я его заметила.

Был прохладный сентябрьский день, и я с удовольствием надела свое кожаное пальто. Стоя на ступеньках международного спального вагона, я беседовала с друзьями. Военный духовой оркестр играл неподалеку, а я с полной уверенностью говорила, что вернусь и мы встретимся снова. Сказав это, я почувствовала, что действительно хочу сделать все возможное для этого.

Поблизости собралась небольшая толпа баб, они смотрели на нас и на спальный вагон, через огромные окна которого была видна его роскошная обстановка. Как только наш поезд тронулся, одна из баб показала на меня и очень громко сказала другим: «Смотрите на эту коммунистическую сволочь! Вот какой жизнью эта коммунистическая дрянь живет!». Другая баба подхватила: «Да она же чекистка — они всегда носят такие кожаные пальто!».

Эти жестокие слова глубокой ненависти было последним, что я услышала в моем родном городе. Это было моим прощанием с Россией. Я была потрясена ненавистью этих женщин, и только через некоторое время осознала, что в то время в России кожаные куртки действительно носили исключительно представители ЧК. До этого дня я не надевала свое пальто, так как на Украине было достаточно тепло. Хуже того, Видкун тоже был в своем зеленом кожаном пальто в день нашего отъезда.

Всего минуту назад мое сердце было наполнено радостью и счастьем из-за любви и внимания, которые мне подарили мои друзья. Но все эти чувства были в один миг уничтожены ненавистью тех женщин, и мне пришлось стать лицом к лицу со страшной реальностью. Я вдруг поняла, что я и мой знаменитый норвежский муж много месяцев вели изнеженную и избалованную жизнь. Мы ели привилегированную пищу, жили в необычайном комфорте и были защищены от реалий жизни.

Изо всех сил стараясь преодолеть шок от того, что меня ошибочно приняли за одного из ненавистных угнетателей, я постепенно стала чувствовать огромное облегчение от своего возвращения к нормальной жизни и безопасности в Норвегии. Мой дом в Осло ждал меня в конце неторопливой поездки по Европе, которую Видкун обещал мне. Должна признаться, что после того, как я поняла, что означает быть защищенной, жить в свободной стране, я ни одного дня после возвращения в Россию не чувствовала себя в полной безопасности.

Я сказала Видкуну об этом, и он признался, что тоже очень рад находиться на пути домой. Позже он начал детально рассказывать о своем будущем. Он намеревался продолжить работу в Генштабе, а через некоторое время написать несколько статей и книгу о голоде в России. Он также намеревался написать сценарий для спектакля, отрывки из которого он читал мне в Осло. После этого он хотел заняться крайне важной философской работой, которая даст ему возможность в полной мере реализовать свой творческий дар. Он надеялся, что она привлечет внимание всего мира и, возможно, даже поможет избавить мир от некоторых бед.

Видкун, очевидно, был рад, что у него появилось свободное время, и теперь он может рассказывать мне о своих грандиозных планах, как он это обычно делал у нас дома в Осло. Если же мы не беседовали, то большую часть своего времени он проводил с бумагами, а я без устали смотрела на родные украинские просторы, стараясь как можно лучше запомнить все увиденное мной.

Расстояния в России огромные, и нам потребовались сутки, чтобы доехать до Шепетовки, последней российской железнодорожной станции на польской границе, где мы остановились для таможенного досмотра. После этого поезд снова тронулся, медленно двигаясь к границе.