10 гениев, изменивших мир - Елена Кочемировская

Последняя в жизни Ницше запись гласила: «Тем, что я уничтожу тебя, Гогенцоллерн, я уничтожу ложь».

Обстоятельства и причины душевного надрыва Фридриха Ницше не выяснены. Сестра Элизабет упорно писала, что болезнь стала следствием нервного истощения из-за чересчур напряженной работы и вредного воздействия успокаивающих лекарств. Теологические круги утверждали, что Ницше покарала рука Божья. Медицинский диагноз гласил: прогрессирующий паралич (надо оговориться, что в конце XIX века под этим диагнозом понимался довольно неопределенный круг заболеваний), который представляет собой нарушение функций головного мозга, вызванное внешней инфекцией. Зачастую это последствие перенесенного сифилиса.

Сведения о болезни Ницше скудны и противоречивы. По одним данным, он якобы переболел сифилисом, будучи студентом Боннского университета в 1864–1865 годах, после посещения публичного дома в Кельне. Этой версии придерживался и Томас Манн в статье «Философия Ницше в свете нашего опыта». Однако более вероятно то, что если Ницше вообще болел сифилисом, то во время учебы в Лейпциге. Хотя и здесь слишком смущает то обстоятельство, что имена врачей, у которых лечился Ницше, так и остались неизвестными, да и слухи об этом лечении довольно глухие.

Одним из первых на данном диагнозе настаивал известный лейпцигский невропатолог П. Ю. Мебиус, пытавшийся найти признаки душевного заболевания мыслителя в его книгах. Концепция Мебиуса повлияла на взгляды многих исследователей Ницше, стремившихся объяснить его мысли исключительно душевным недугом. Против низведения философии ученого к патологии в свое время резко возразил Карл Ясперс.

Была ли болезнь Ницше неожиданной? Франц Овербек не замечал в друге никаких тревожных признаков и обеспокоился лишь в декабре 1888 года, когда тот начал проявлять странности в отношениях с издателем, постоянно требуя назад свои рукописи для внесения бесконечных исправлений. Ничего особенного не увидел и близкий друг и секретарь философа Петер Гаст, которого даже не встревожила посланная ему 4 января 1889 года открытка Ницше: «Спой мне новую песню: мир преображен и небеса обрадованы. Распятый».

Помрачение разума Ницше произошло между 3 и 6 января 1889 года и привело к смешению всех понятий. Он забыл, что живет в Турине: ему казалось, будто он находится в Риме и готовит созыв конгресса европейских государств, чтобы объединить их против ненавистной Германии. 3 января он написал давней знакомой Мете фон Салис: «Мир преображен. Бог вновь на Земле. Вы не видите, как радуются небеса? Я вступил во владение моей империей, я брошу Папу Римского в тюрьму и прикажу расстрелять Вильгельма, Бисмарка и Штеккера». 5 января датировано еще одно бредовое письмо, на этот раз Буркхардту: «С Вильгельмом, Бисмарком и всеми антисемитами покончено. Антихрист. Фридрих Ницше. Фроментин».

Буркхардт получил это письмо в Базеле 6 января и был потрясен: «В конце концов, – говорилось в нем, – меня гораздо более устраивало бы быть славным базельским профессором, нежели Богом; но я не осмелился зайти в своем личном эгоизме так далеко, чтобы ради него поступиться сотворением мира». Буркхардт отправился с письмом к Овербеку, чей дом находился совсем рядом, и предложил немедленно ехать в Турин, чтобы выяснить судьбу Ницше. Но Овербеку было давно известно, что после Рождества и Нового года его друг обычно испытывает приступы глубокой депрессии, и он решил, что это тот самый случай. Однако когда на следующее утро и сам Овербек получил открытку от Ницше с совершенно неадекватным текстом, ему стало ясно, что произошла катастрофа. Он немедля выехал в Италию, договорившись о месте друга в клинике профессора Вилле.

В Турине Овербек нашел Ницше лежащим на кушетке в своей комнате. Тот читал корректуру сборника из старых работ «Ницше против Вагнера». При появлении Овербека, которого он сразу узнал, Ницше горячо обнял друга, разрыдался, а потом в ужасных конвульсиях рухнул на пол. Выпив воды с бромом, немного успокоился и с воодушевлением заговорил о намеченном им на вечер грандиозном приеме, идея которого целиком завладела его воспаленным мозгом.

Больного следовало как можно быстрее доставить в Базель, но Ницше отказывался вставать с кушетки. Лишь после того как Овербек объяснил ему, что они отправляются на тот самый прием, бедняга согласился одеться и поехать на вокзал. Он явно не понимал, что происходит вокруг, и путь в Базель был мучителен. 10 января оба прибыли в Швейцарию и сразу же направились в клинику Вилле. По-прежнему не отдавая себе отчета в происходящем, Ницше вежливо поздоровался с профессором и спросил его имя. Услышав ответ, он вспомнил происходивший между ними семь лет назад разговор о причинах религиозного фанатизма и безумия. Выдающийся философ и мыслитель, видимо, не подозревал, что на сей раз он предстал перед Вилле как пациент.

Болезнь протекала бурно. Ницше страдал бессонницей, днем и ночью распевал неаполитанские песни, выкрикивал бессвязные слова, испытывал постоянное возбуждение и отличался чудовищным аппетитом. Через три дня в Базель приехала его мать, Франциска Ницше. Она не могла поверить в безумие сына и надеялась любовью и молитвами вернуть его в разумное состояние. Первая встреча матери с сыном носила драматический характер. Ницше сразу узнал ее, быстро подошел и обнял со словами: «Ах, моя добрая, любимая мама, как я рад тебя видеть!» Он спокойно и почти осмысленно беседовал с ней о семейных делах и наумбургских знакомых. Но внезапно черты его лица исказились и раздался звериный крик: «Ты видишь перед собой туринского тирана!» После этого речь больного стала совершенно бессвязной, он все больше возбуждался, и свидание пришлось прекратить.

Увы, надеждам матери не суждено было сбыться. Она хотела забрать Фридриха в Наумбург, но врачи категорически настояли на постоянном медицинском наблюдении. Тогда было решено перевезти больного поближе к дому, в йенскую клинику. Вечером 17 января Ницше вместе с матерью, врачом и санитаром отправился в Йену, в клинику профессора О. Бинсвангера. Провожая их на вокзале, Овербек окончательно уверился в том, что с Ницше как с мыслителем покончено навсегда.

Фридрих Ницше потерял не только разум. На долгие десятилетия он потерял свое доброе имя. Его архив прибрала к рукам сестра, возвратившаяся из Парагвая после самоубийства запутавшегося в финансовых махинациях мужа. Она быстро отстранила от участия в подготовке собрания сочинений Ницше Петера Гаста, который вместе с Овербеком протестовал против подлогов и произвольного редактирования рукописей философа. Вскоре Элизабет перебралась в Веймар и перевезла туда брата, который, казалось, не заметил ни переезда, ни смерти матери, скончавшейся в апреле 1897 года.