Солнце восходит на западе - Николай Февр

Большевистская пропаганда не удовлетворяется очернением внешнего мира — в розницу. Иногда она это проделывает и — оптом. Огромным тиражом была выпущена книга, называющаяся — "День мира", в которой заботливо подобраны все гадости и мерзости, происшедшие в мире за один день и нашедшие свое отражение на страницах мировой печати. Последние же страницы книги были посвящены явлениям положительного свойства происшедшим за этот же день в СССР Если перелистать эту книгу, то о всем мире, находящемся вне СССР, не может не создаться впечатление как о какой-то жуткой клоаке кишащей: угнетателями, угнетенными, аферистами, ворами, самоубийцами, нищими, сифилитиками и неврастениками. По странной иронии, вдохновителем этой книги (как утверждают ее издатели) был — Максим Горький, годами предпочитавший жизнь в этой самой клоаке буржуазного мира, пребыванию в своем счастливом социалистическом отечестве.

Удивительно ли после этого, что мне на моем пути приходилось иногда слышать такие вопросы: есть ли в Европе в продаже белый хлеб? Правда ли, что в Америке существуют два отдельных судопроизводства, одно — для богатых, другое — для бедных? Правда ли, что в капиталистических странах безработных грузят на пароходы, якобы, везя их на работы в колонии и… топят в открытом море, дабы избавиться от лишнего балласта? Правда ли, что в Западной Европе крестьяне три дня работают на помещика, а три дня на себя? И так далее, и так далее…

Формула — "у нас плохо, но в остальном мире еще хуже", конечно, не очень утешительна, как для власти, так и для подвластных, но миллионы раз отраженная, в умах и сердцах рядовых советских граждан могла стать стимулом для более терпеливого отношения к устрашающей прозе советской повседневщины. а равно замедлить процесс отрезвления русского народа.

Вторая мировая война взломала, но не сломала непроницаемую стену, возведенную вокруг СССР большевиками. Надо надеяться, что наступит день, когда эта стена будет сломана окончательно, а тогда и для граждан Советского Союза и для жителей всего остального мира будет достаточно оснований и для удивления, и для негодования.

Параллельно с процессом отрезвления народа, аналогичный процесс происходил и в самой большевистской партии. Я отнюдь не хочу последнюю представить с самого начала ее существования, как сборище матерых преступников, не ставивших себе никаких других задач кроме захвата власти. Нет никакого сомнения в том, что именно в этой партии (и быть может более, чем в какой либо другой), был известный процент идеалистов, твердо веривших, что осуществление их программы изменит к лучшему жизнь миллионов людей. Однако, когда эти люди увидели страшную действительность их теории, примененной на практике, то они начали трезветь и один за другим отходить от партийной линии. Этот процесс отрезвления внутри большевистской партии относится, главным образом, к периоду 1933–1938 г.г., т. е. к годам непосредственно примыкавшим ко времени коллективизации. И, если когда-нибудь можно было рассчитывать на пресловутую "эволюцию большевизма", то это могло иметь место именно в ту пору.

К сожалению, отрезвевшие большевики оказались неорганизованными и не подготовленными к борьбе и поэтому, когда дамоклов меч внутрипартийной реакции обрушился на их головы, им ничего не оставалось другого, как с этими головами расстаться. В кровавом партийном погроме, длившемся несколько лет подряд, погибли десятки (если не сотни) тысяч отрезвевших большевиков. Этот погром начался с верхов партии, захватил, главным образом, середину и дошел до самых низов ее.

Подводя итог этой внутрипартийной бойне можно без ошибки сказать, что с 1938 г. в рядах большевистской партии не осталось ни одного "идеалиста". В ней остались только две категории партийцев: — фанатики и примазавшиеся. Или в переводе на более понятный язык: — сумасшедшие и прохвосты.

Победное окончание второй мировой войны, разумеется, вольет в партийные ряды, какой-то процент идеалистов из молодежи. По поводу их дальнейшей судьбы не может быть двух мнении Часть из них со временем отрезвеет и будет физически уничтожена новой волной партийной реакции. Другая часть — пополнит ряды двух, упомянутых выше, почтенных категорий, из которых состоит и, пожалуй, только и может состоять бессменный состав всесоюзной коммунистической партии большевиков.

На моем пути мне приходилось встречать представителей обоих категорий. Естественно, что все партийцы, без исключения, старались эвакуироваться еще до прихода немцев, но какой-то очень небольшой процент застревал в оккупированных городах из-за быстроты неприятельского продвижения. И надо сказать, что обе эти категории партийцев вели себя последовательно: примазавшиеся к коммунистам — с таким же рвением примазывались к немцам (многим из них это и удавалось), а фанатики уходили в подполье.

В разных городах, иногда, мои новые друзья показывали мне на какого-нибудь мрачного субъекта, жившего по соседству и говорили: — "это убежденный большевик, только сейчас помалкивает…" И, странное дело, — я заметил, что во всех подобных случаях, почти без исключения, указанный "убежденный" отличался особой и одинаковой для всех ему подобных внешностью: низкий лоб, маленькие звериные глазки, туповатое выражение лица, с какою-то затаенной и, по-видимому, вечной озлобленностью. Когда я перебираю в памяти эти характерные образы, то мне непременно приходит в голову мысль, что если бы гориллы или орангутанги обладали даром человеческой речи, то они обязательно были бы большевиками. В этом отношении, высказанная кем-то уже давно мысль, что большевик и коммунист не одно и тоже, совсем не звучит парадоксом. Большевизм — это религия неудачника, бунт недовольного, озлобленность обделенного, возмущение физического или духовного калеки. Коммунисты — это большевики, объединенные одинаковой партийной программой. Не поэтому ли, именно коммунистическая партия выдвинула из своих рядов, даже на руководящие посты, огромный процент нравственных уродов, дегенератов, садистов, кокаинистов морфинистов, алкоголиков, сифилитиков и прочих дефективных членов нормального человеческого общества.

Во всяком случае, когда мне приходилось встречать партийца с обыкновенной и даже приятной внешностью, я мысленно говорил себе: — "примазавшийся". И, наоборот, — встречая члена партии с явными ломброзовскими чертами, я неизменно отмечал про себя: — "убежденный". И надо сказать, что, по возможности, проверяя потом эти, более чем вольные, заключения, я пришел к удивившему меня выводу, что я почти никогда не ошибался.

Не говорит ли это о том, что коммунистическое движение заключает в себе не столь политические начала, сколь какие-то несомненные зоологические признаки?

Природа не признает равенства и сама заботится о создании людей различного порядка. Это различие надо проводить не по расам и не по нациям, не по классам и не по профессиям, а исключительно по признаку моральных качеств человека. Во всем мире существуют люди высшего и низшего морального порядка. И если внимательно проследить характер, способы и особенности борьбы коммунистов против всего остального общества, как в России, так и во всем мире, то нельзя не придти к заключению, что эта борьба является прежде всего борьбой людей низшего морального порядка с людьми высших духовных степеней.

Только усвоив это положение можно объяснить себе не только все массовые убийства, кошмарные насилия, обманы и надругательства, совершенные коммунистами в невиданном еще объеме за неслыханно короткий срок, но и то, что они с насмешкой и издевательством освистали не только христианскую, но и просто общечеловеческую мораль, как чуждую, непонятную и ненужную духовную обузу. Понятным станет тогда и та удивительная легкость, с какой коммунисты зачастую добиваются своих успехов. Происходит это, главным образом, потому что их враги придерживаются в борьбе с ними общепринятых правил человеческой морали и выступая против окровавленного топора — с декларацией прав человека, неизменно оказываются битыми. Когда человеческое общество осознает истинный смысл этой борьбы и заговорит с коммунистами на единственно понятном для них языке — языке силы, лишь тогда эта борьба примет те формы, которые она уже давно должна была принять. От исхода этой борьбы будет зависеть судьба нашей планеты на много столетий вперед.

Представлять себе эту борьбу, как борьбу политическую — было бы ошибкой, ибо в этом случае декларация прав человека будет неизменно натыкаться на окровавленный топор. Коммунистическая партия большевиков, родившаяся от социал-демократов, только первое время, по инерции, была политической партией. К нашему же времени она уже давно из политического движения выродилась в некое международное содружество людей низших моральных степеней, объединенных в одно целое, не ради достижения каких-то политических целей, а ради сохранения и расширения находящейся у них в руках власти и безраздельного обладания теми преимуществами, которые эта власть заключает в себе.