Шах помидорному королю - Ирина Стрелкова

Будущая медалистка привскочила с гортанным вскриком и изобразила какой-то приемчик.

— Ваш способ борьбы… — промямлил Володя. — Даже если он приносит положительные результаты… На вас могли пожаловаться, обвинить в хулиганстве!

В ответ раздался дружный смех. Они хохотали до упаду, ни капельки не подозревая, что перед ними опытный юрист. Конечно, самоучка, но все-таки знаток Уголовного кодекса.

Вера отсмеялась и пояснила — так поясняют малому и глупому:

— Курильщица не побежит рассказывать, за что ее на коленки ставили. Ни папе с мамой, ни учительнице.

— Сейчас вообще нет смысла жаловаться, — добавила будущая медалистка. — Жалобами ничего не добьешься. Даже если в Москву напишешь. Тебе же хуже будет. Сейчас по-другому. Тебя обидели — ты и сквитайся! — Она кивнула на сидящую рядом рыжую с конопушками. — Вот ее один хмырь до слез доводил. Ничего… Отучили, перестал дразниться.

— Вы не думайте, — сипло вставила рыжая. — Мы не только за своих заступаемся. Извините, я простужена: горло болит. Мы вообще за всех, кого обижают. Мальчишек много стало слабых — за них тоже…

Володя отметил про себя, что никаких имен они не называют. Ни своих, ни тех, с кем борются. Только одно имя ему здесь известно — Вера Соловьева, да и то не от них.

Значит, рыжую в конопушках дразнил один хмырь, о котором из дальнейшего рассказа стало известно, что он из «Юности». Подробность примечательная! Если из «Юности», значит, плохой человек. Логика человеческих междоусобиц.

Еще кого-то юные каратистки взяли в оборот за то, что он при обмене солдатиков, марок и автомобильчиков нахально обирал малышей. Летом в лагере команда Веры всыпала нахальному шабашнику.

Список «добрых дел» оказался внушительным. Володя напряг память, чтобы ничего не упустить.

«После я проанализирую все факты и кое-что из них добуду — как золотоискатель, извлекающий драгоценные крупинки из тонн пустой породы».

Значит, минувшей ночью, когда Веня тревожился, как доберутся до дома беззащитные девчонки, юные каратистки «навели шороху», по их выражению, на «одного подонка и его прихлебал». Речь шла, разумеется, о Хане.

За что же они его проучили? Вера умела давать прямые, точные ответы, но тут отделалась уклончивыми словами. У девчонок вырвались невнятные реплики. Понимай как хочешь. Били — значит, за дело.

И вдруг из нестройных реплик сложилось нечто новое и неожиданное.

До этого Володя уже задавался вопросом, почему юные каратистки не получают отпора. Все-таки девчонки. И вид совсем не устрашающий… Их рассказ о победе над шайкой Хани смутил Володю чудовищным неправдоподобием. Он знал, что такое ребята из Парижа! Но неосторожные реплики все поставили на свое место. Прояснились и другие эпизоды из летописи «добрых дел». Возникло объяснение, почему юные каратистки не опасались, что их разоблачат и накажут. И наконец Володя разобрался, как его собеседницы приучились не называть своих имен.

«Ай да Вера! Отлично придумано!»

Володя понимал, что только благодаря переодеванию он смог так быстро добраться до важнейшего секрета юных каратисток, которым они не захотели поделиться даже с представительницей молодежной прессы. Настоящая журналистка никогда бы не догадалась. Догадался человек, надевший личину журналистки.

Он заново всмотрелся в сидящих перед ним девчонок, в розовые щечки, каких никогда не бывает у малолетних курильщиц — у тех рано появляется предательская желтизна.

«Да, пожалуй, они чем-то пачкали свои лица. А может, надевали маски. И что-то на головы. Кажется, когда я вошел, в углу валялась фуражка. А теперь ее там нет. Напрасно они припрятали. Так нельзя делать, запоздалое припрятывание всегда выдает… Значит, это они — «фураги»? Васька говорил, что и у нас вроде появились».

Володя мог торжествовать. Ему удалось извлечь из груды пустой породы не просто золотинку. Целый самородок! И всего-то надо было уцепиться за такой, казалось бы, пустячок: одна девчонка назвала другую мальчишечьим именем: Колька. Никто из них и не заметил. Только Володя. Его наблюдательность. А у них слишком свежи воспоминания о вчерашней победе над Ханей, и вот звучит еще одно мальчишечье имя — Митяй…

Итак, юные каратистки, борясь за справедливость, изображают некую мальчишечью компанию. До такой хитрой конспирации они, конечно, дошли не сразу. Курильщиц перевоспитывали еще в открытую. Но потом масштабы их деятельности возросли, и потребовалось замаскироваться. Изобразить мальчишек им нетрудно. Приемчиками владеют, так что с боевыми качествами все в порядке, надо только не завопить сгоряча: «Вера, сюда! Люся, давай!» Поэтому они загодя приучились называть друг друга мальчишечьими именами. И вообще в своем кругу все они не Люси и не Нюси, а Кольки, Митяи и так далее. Любопытно, какое имечко выбрала сама Вера?…

Подошло время прощаться. Корреспондентке областной молодежной газеты необходимо уехать вечерним поездом. А как раз к этому поезду приурочен автобус, который увезет Володю в Нелюшку к изобретателю Чернову.

Володя и не догадывался — при всей своей проницательности, — какое важное открытие должно свершиться вот-вот, буквально через несколько минут. Открытие или, вернее сказать, случай, возведенный им в основу нового, оригинального метода расследования.

Но случай мог бы и не возникнуть, если бы не простейший вопрос, заданный без какого-либо сыщицкого умысла. Да здравствуют бесцельные вопросы!

Рыжая в конопушках все время очень потешно извинялась за свой сиплый голос. Ее-то Володя и спросил просто так:

— Где вы простудиться умудрились летом?

— Под дождик попала, — таков был немудрящий ответ.

Но маленький камешек уже покатился, толкнул другой камешек, покрупнее, тот ударился о следующий… И вот рождается лавина.

Значит, рыжая в конопушках, она же Митяй, попала неделю назад под дождик. Дождик шел ночью. А вечером была дискотека. После нее юные каратистки намеревались кое с кем побеседовать. Но кое-кто не пошел тем путем, где они устроили засаду. А засада была за оградой собора…

Ночь, собор, напротив торговые ряды… Не так уж важно, кого они подстерегали. Важно, что торчали там в ту самую ночь с субботы на воскресенье, когда был ограблен универмаг. И как раз возле ограды собора стояла грузовая машина. А точнее — самосвал…

Юные каратистки вспоминали про свою неудачную засаду весело, подтрунивали над собой и в результате разрисовали такие подробности, каких не отыщет в памяти самый добросовестный свидетель, отвечая самому пытливому следователю.

«И страшное и смешное обладают свойством, влияющим на человеческую память, — отметил про себя Володя. — Запечатлеваются куда сильнее, чем серьезное, деловое, обыденное. Причем страшное помнится дольше всего, но без отдельных деталей, испуг не дает человеку вглядеться. А смешное мы помним не так долго, зато вся прелесть наших воспоминаний в мельчайших пунктиках, они-то и смешат. Мне повезло! — тайно ликовал Володя. — Что ж… Фоме придется воспользоваться и этими добытыми мною фактами. Он сам виноват — действовал по шаблону, опрашивал жителей ближних к универмагу домов, то есть тех, кто ночью мирно спит. Фома не принял во внимание, что в Путятине все-таки есть ночная жизнь, Всего один раз в неделю, в ночь с субботы на воскресенье, когда в парке или в клубе идет дискотека…»