Другие - Casperdog

одел обвязку с видеокамерой и взял на руки Катю.

— Катюнь. Послушай, что я тебе скажу. — Не шуми и не хохочи, как ты можешь. Давай вести себя тихо-тихо. И ты увидишь то, что могут увидеть немногие. А потом, когда вернёмся к лодке, спокойно поговорим. Хорошо?

— Хорошо. А что ты на голову одел такое?

— Это видеокамера и фотоаппарат вместе. Мне хочется, что бы ты потом смотрела фотографии и вспоминала эти дни. А теперь всё только шёпотом.

- -

Белый, без труда подняв и посадив Катю себе на плечи, взобрался на высоченный гранитный валун, метров пятнадцати высотой, и тихо, почти беззвучно, пошёл в лес.

Через десять минут неторопливого движения, он остановился и прошептал.

— Кать. Только шепотом. Смотри — прямо, метрах в двадцати от нас, лежит тётя Маша. Что б ни случилось — ни звука.

Катя сначала ничего не видела, но через несколько секунду то, что она воспринимала за большой камеь, вдруг зашевелилось и поднялось вверх.

— Дя-я-я-я-ядя. Это кто? — чуть слышно спросила девочка.

— Это Маша. Лосиха. Видишь, какая она большая?

— Она огромная, — прошептала Катя. — Мне даже страшно.

— Не бойся, малыш. Катя спокойная, но ближе мы подходить не будем.

— И её зовут Маша?

— Нет. Это люди её называют Машей. А своё имя она никому не говорит. Это тайна. А теперь смотри. Видишь у её ног светлый комочек?

— Да.

— Это её ребёнок, лосёнок. Он совсем недавно родился. Поэтому мы маму не будем пугать. Она за своего детёныша станет заступаться…

…И в этот момент светлый комок зашавелился и рядом с мамой-лосихой неуверено, но поднялся на ноги совсем молоденький лосёнок.

— Какой он маленький, какой хорошенький, — и Катя заёрзала на шее Белого. — Дядь. Пойдем. Не будем им мешать. Ой, они смотрят на нас.

— Катя. Замри и не шевелись.

Оба замерли.

Лосёнок покрутил головой и снова лёг. А вслед улеглась и его мама.

— Давай я тихонько тебя спушу на землю. Мне надо достать из рюкзака угощение для Маши.

— Давай, — прошептала Катя.

Мужчина присел и аккуратно снял девочку с плеч. Посадил её рядом с собой и достал из рюкзака вилок капусты и несколько яблок.

— А они это сьедят? — тихо спросила Катя.

— Они очень любят капусту и яблоки. Сейчас у них много еды, но угощение схрумкают в первую очередь.

— И лосёнок?

— Нет. Лосёнок сейчас пьёт мамино молочко. А вот сама мама… Так. Всё. Подарки принесли. А сейчас тихонько пойдем назад. Да?

— Хорошо.

- -

Тем же путём, что пришли к лосям, они вернулись к лодке.

— Ох, — громко выдохнула Катя. — Мне кажется, что я и не дышала, когда лосёнок на меня смотрел. Было и страшно и здорово. Они такие большие… Даже лосёнок больше чем я. Да?

— Да, малыш. Повыше тябя будет. Давай, отдышись, и поехали домой.

— А мы им не помешали?

— Нет. Мы же не шумели и близко не подходили. Маша нас заметила, но поняла, что мы ей не опасны. Ой! Слышишь?

— А что это так хрустит?

— Это, по-моему, Машка добралась до капусты.

— Она её так громко ест?

— Да. Она же у себя дома. Это мы в гостях. — Белый глянул на Катю. Видно было, что та ещё не совсем пришла в себя после увиденного.

Он присел перед Катей на корточки и обнял её за плечи.

— Ну что, Солнышко. Лосёнка с мамой увидели, угощение те от нас приняли, так что на сегодня почти все дела сделали. А вечером, Катя, начнём тебя лечить.

Девочка обняла мужчину за шею, прижалась к нему и тихо спросила, ткнувшись губами в самое ухо.

— Мне будет больно?

— Не буду тебя обманывать, малыш. Я постараюсь, что б твоя боль передалась мне. Но её будет ТАК много, что немного останется и тебе. Но ты же потерпишь?

— Я постараюсь. А можно мне будет плакать?

— Можно, милая. Но, если сможешь, лучше не плакать. Ведь на нас будут смотреть и, в первую очередь, на тебя.

— Кто будет смотреть?

— Я тебе скоро их покажу, но не сегодня. Договорились?

— Ага.

— А сейчас садимся в лодку и домой. Мне нужно будет привести всё в порядок, подготовиться и немного отдохнуть. Да и тебе надо будет сейчас отдохнуть. Ведь ночью нам спать не придётся.

- -

Около восьми вечера позвонили домой. Катя взахлёб рассказывала о прошедшем дне, об увиденном лосёнке и многое из того, что её переполняло.

Виктория слушала дочь, восхищалась её словами, но чувствовалось, что её на самом деле волнует совсем другое. Попросив дочь в конце разговора передать телефон взрослому, только спросила.

— Вы начнёте сегодня?

— Да. Сегодня первый раз. Самое сложное. Далее будет легче, но… Не волнуйтесь, Вика. С Катей всё бедет хорошо.

— А с Вами?

— …

— Белый, не будьте так жестоки. Прошу Вас. Скажите.

— Думаю, что и со мной всё будет в порядке. А если что… мне помогут. Извините, давайте прощаться. У нас ещё много дел. До завтра, Виктория Сергеевна.

Белый отключил телефон. Посмотрел на список вызовов. Более сорока. Кроме незнакомых, увидел номер деда Кати.

— Ещё слишком рано для разговоров. Позже. Я и так, похоже, влез в какую-то чужую разборку. Как будто мне своих проблем не хватает. Все подождут. У меня есть другие, более важные дела. Катя сейчас важнее всего на свете.

Повертел в руках телефон, а затем, вынув батарею, в раздражении кинул всё на стол. Звонить сам он сегодня больше никому не собирался, а посторонние звонки могут ему только помешать.

* * *

Белый, минут за пятнадцать до полуночи, осторожно выйдя из палатки, что бы не потревожить сон девочки, пошёл вглубь острова, на котором они были.

Там, среди высоких сосен, была небольшая полянка, по окружности которой в землю были вкопаны двенадцать больших гранитных валунов. И каждый валун сверху был плоским. Со стороны казалось, что это каменные столы или сиденья.

Это было древнее место поклонения язычников. Точнее, язычниц. Ведь остров, который в данное время носил совершенно другое название, ранее имел своё тайное имя — «Остров Ведьм», но так его называли простые люди. Хотя название не было истным. Это был остров, на котором раз в год собирались главные хранительницы. Намного позже, когда на островах Вуоксы поселились финно-угорские народы, этот остров называли Noitasaari, что, по сути, означало то же самое.

И на каждом камне, ныне покрым мхом, имелся свой знак, символ. Знак Рода, на котором могла сидеть только самая сильная, лучшая представительница своей семьи, своего Рода. А вдоль