Конвейер смерти - Николай Прокудин

И Серега рассказал следующее…

Саперам поставили задачу установить по ущелью «охоту». Духи еще не подошли, но бродили где-то близко. Мой взвод назначили прикрывать работу группы «кротов». В придачу дали минометчика Радионова для арткорректировки. На всякий случай.

– Эй, начальник! Что нам делать? Чем помочь? – спросил я у командира взвода спецминирования.

– А ничего не надо. Сядьте где-нибудь и не мешайтесь под ногами. Много вас тут?

– Шесть человек и три минометчика, – пошутил я.

– А что это ты нас за людей не считаешь?! – возмутился Радионов.

– Конечно, вы же ублюдочная артиллерия. Трубы самоварные! – усмехнулся я.

Радионов обиделся, не нашел слов, чтобы сказать что-нибудь обидное в ответ, и замолчал. Пехотинцы уселись вдоль каменной стены и безмолвно вглядывались в темноту, вслушиваясь в каждый шорох. Саперы стучали лопатками на тропинке и вдоль русла ручья. Их сопение постепенно удалялось в глубь ущелья. Время шло. Духи не появлялись, команды на отход не поступало. Вдруг сверху со склона раздался окрик лейтенанта-минера:

– Пехота! Вы где?

– Мы? Мы здесь! – радостно воскликнул я в ответ.

– Где здесь? – удивился сапер.

– Там, куда ты нас отправил. Вдоль ручья! – отвечаю.

– Вы что, ох..! – воскликнул, матерясь, сапер. – Я «охоту» привел в действие. Она взведена, и теперь минное поле не отключить!

– Не вставайте, ползите! – рявкнул я на бойцов. – За мной! Шустрее! К стене! Ползком! Не вставать, иначе всех осколками посечет!

«Охота» – это такая опасная зараза: если попал в минное поле, живым не выйдешь. Она взводится на частоту шагов и вес человека. Первые мины не взрываются. Пропускают в глубь ловушки, предупреждая и взводя центральные мины. Затем выпрыгивает из земли «мина-лягушка» и, разорвавшись, уничтожает вокруг все живое. Если кто-то бросается на помощь, вылетает следующая мина, и так до бесконечности. Пока не взорвется последняя.

Холодный пот щипал мне глаза. Я пополз быстро, как ящерица, и у стены оказался первым. Оглянулся: взвод далеко позади. Осторожно встаю, хватаюсь за выступающие из кладки булыжники и начинаю карабкаться. Под подошвой кроссовки оказалась чья-то рука. Это была ладонь Радионова, который тут же схватил меня второй свободной рукой за ногу.

– Серега! Больно, убери ногу с руки, пальцы отдавил! – взвыл минометчик.

– Сволочь! Отпусти штанину! Дорогу командиру! – взвизгиваю я, лягнув при этом минометчика. Царапая ногтями практически гладкую стену, цепляясь за трещины, выбираюсь наверх. И только после этого оглядываюсь.

Радионов внизу трясет отдавленной рукой. Тихонько воет от боли, а следом идти не может. Тяжелонагруженные бойцы тоже не сумели подняться по отвесной стене.

Я запаниковал. Сам выбрался, а взвод пропадает!

– Мужики! Ложись! Ложись! – кричу я в панике. – Ползти вдоль стены. Не вставать! Не орать! Аккуратно!

Двести метров заминированной полосы преодолели за час. Повезло, ничего не задели, не включили ни одной мины.

Я шел по краю стены и терзался муками совести. Спрыгнуть к своим – нельзя: мины насторожатся. Вдруг датчики заинтересуются: кто это скачет?.. Бросил солдат, запаниковал, сволочь! Скотина! Сам выбрался, а солдаты пропадают. Если бы они подорвались, хоть стреляйся! Точно бы застрелился! Один ведь не пойдешь к своим. Взвод погиб, а командир жив-здоров…

– Вот такая история… – вздохнул Острогин и вновь полез обниматься от избытка чувств.

– Комиссар! Пошли на улицу, подышим свежим воздухом! – позвал комбат.

Застолье завершилось спокойно, но чего-то не хватало. Интима! Вот чего! Подорожник посмотрел на меня хитрыми глазами и спросил:

– Комиссар, а чего ты в женском модуле почти не бываешь?

– А там девчата в основном заняты. Кто не охвачен вниманием, или «Баба-яга», или «Квазимода».

– Ну, ты скажешь! Разве так говорят о женщинах. Тем более что можно шебуршить при потушенном свете. Мрак смягчает чувства и повышает интерес, – произнес Чапай и разгладил свои гренадерские усы.

Наш путь пролегал мимо модуля полкового руководства. Из него выскользнула неизвестная, шурша просторной юбкой.

– Танюша! Татьяна! – громко позвал ее по имени Иваныч, узнав женщину. Он широко распростер руки и растопырил пальцы. – Стой, красавица! Не спеши!

– Ой, отстань, Василь Иваныч! Я тороплюсь. Зам по тылу надоел своими нравоучениями, зануда чертова, а теперь еще ты хулиганишь! Шутник! – махнула рукой, смеясь, Татьяна.

– А никто и не шутит. Цыпа-цыпа-цыпа! – громко хохотнув, проворковал подполковник, шевеля усами и делая выразительные глаза.

– Я сейчас закричу! Отвяжитесь, кобелины!

– Нет, не отстанем, пойдем с нами. Сейчас Наташку захватим для компании, ох и развлечемся!

Женщина попятилась назад и энергично взбежала по лестнице, виляя широким задом.

– Как крикну, так командир с замполитом полка выйдут и вас накажут!

– Кричи! Ори! – нагло ухмыльнулся Иваныч и продолжил представление. – Комиссар, бери ее на руки, отнесем, раз не идет своим ходом добровольно.

Я с сомнением оглядел массивную жертву.

– Нет, я пасую, спина заболит, лучше поведем под руки!

Татьяна взвизгнула и забежала еще выше по ступенькам.

– Я сегодня не в настроении развлекаться, отстаньте!

– Василий Иваныч, да ладно! Бог с ней! Раз не хочет коньяка, фруктов и шоколада, пусть идет дальше, по делам службы, – потянул я комбата за рукав хэбэ.

– Э нет, комиссар! Так нельзя! Крепости надо брать штурмом! На то они и крепости. Не отступать! – И комбат пошел на приступ.

Девушка заскочила вовнутрь, и Чапай увлек меня за собой. Он схватил пышку под руки, пощекотал ее, та захихикала. Завязалась мягкая молчаливая борьба, и на шум возни из своих апартаментов вышел рассерженный «кэп».

– Эй, что тут такое? А? Иваныч! Чего ты тут делаешь?

– Да вот, шел к вам, а тут по пути землячка попалась. Шуткуем маненько.

– Таня, иди работай. Готовь столовую для приема комиссии. А вы оба ко мне! – распорядился Филатов.

Моя голова мгновенно просветлела, хмель выветрился. Но делать нечего, и я шагнул за порог в ожидании разноса и нагоняя. В комнату командира я попал впервые. Больше года прослужил, но не доводилось бывать тут. Помещение было оформлено в восточном стиле. На стене висели два скрещенных старинных «мультука» (ружья), под ними сабля в ножнах. Экзотика! В центре зала на полу лежал мягкий персидский ковер, на нем стоял журнальный столик, уставленный снедью, бутылками и стаканами. Вокруг него сидели сильно пьяные Золотарев, Муссолини, особист.

– Ну что, орлы, расслабляетесь? – грозно и насмешливо спросил «кэп». – Теток щупаете под дверью командира! Совсем обнаглели!

– Да мы выпили, в принципе, чисто символически. Помянули. И за победу! – смутился комбат.

– О, за победу нельзя пить символически. За победу мы сегодня еще не пили! Молодец! Пришел к нам с тостом! – обрадовался Иван Грозный. – А то весь вечер пьем за выздоровление Султана Рустамовича! Садитесь, наливайте себе чего пожелаете. Выбор большой.

Большой выбор состоял из двух напитков: водки и коньяка. Едва разлили огненную жидкость по стаканчикам, бутылки моментально опустели. Встали, молча выпили, и Чапай прошептал мне на ухо:

– Никифорыч, беги за пузырем! Добывай, где хочешь, но без спиртного не возвращайся!

Я тихо выскользнул из модуля и отправился в первую роту. Разбуженный Мандресов дыхнул на меня перегаром, удивленно протер глаза. С трудом соображая, ротный ответил, что совершенно ничего нет. У взводных ни в запасе, ни в заначке не оказалось тоже. Пришлось ломиться в дверь каптерки связистов, доставать оттуда Хмурцева. Вадим долго матерился, что ему надоело по ночам тащиться к вольнягам за водкой. Но все же оделся и через несколько минут достал две бутылки по двойной цене.

– О! Вот это у меня комиссар! – радостно встретил меня Подорожник, увидев бутылки в моих руках. – А я думал, придешь с одной и надо опять бежать.

В стаканы вновь забулькала, наполняя их до краев, огненная вода. Однако коллектив оказался очень крепким и стойким. Пили начальники почти без пауз и почему-то не пьянели. Очевидно, на этой стадии водка воспринималась как лимонад и не пробирала. Пол-литровки опустели мгновенно. Мутными глазами особист и зампотех опять уныло уставились на стол. Командир полка выразительно оглядел присутствующих и произнес:

– Для продолжения банкета нужно что-то еще. Кажется, у зама по тылу в загашнике есть спирт!

– Не даст! – вяло возразил Золотарев. – Я просил, не дает! Жмот! Говорит, комиссию поить предстоит.

– Командир я или не командир! – возмутился Филатов и выскочил за дверь, сшибая на своем пути обувь и табуреты. В комнате получился разгром, словно бегемот прошел по саванне к водопою во время засухи. За тонкой стенкой послышались маты, вопли и визг зама по тылу.

Через пять минут, возбужденный и счастливый, Иван Васильевич вернулся с алюминиевой фляжкой в руках и радостно воскликнул: