Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

– А вот этого я не знаю, – сказал Валтэн, – это, пожалуй, очень редкий и необычный случай.

Часть 4. Просто женщина

У меня не было никакого желания участвовать в танцах. Я просто этого не умею. Во всяком случае, так, как квиринцы – чего ж позориться...

А балкон у этого зала очень широкий. И чудная погода сегодня... конец лета. Теплынь... Сумерки. Над морем уже встала звезда. Это, собственно, Люцина, вторая планета системы, теперь-то мне это известно. Все равно – звезда. Лазоревая звезда. Привет, Арни.

Воздух – чистый, чуть солоноватый, прохладный. Это очень важно – воздух. В корабле воздух совсем не такой. И на базе. Даже хуже, чем в обычном помещении. Всегда как-то душновато. Когда после патруля возвращаешься на Квирин и вдыхаешь первый раз... выходишь из корабля и вдыхаешь – такое же ощущение, наверное, как у младенца, только что появившегося на свет. Только, конечно, не кричишь, возраст не тот. Но голова кружится.

Я уже две недели на планете. И кажется, до сих пор не привык.

Валтэн танцует с Мирандой – это вторая спасательница, мы ее и не видели тогда. Тоже красивая. И даже больше на Пати похожа – черненькая, смуглая, очень изящная. Вдвоем они такие курбеты выделывают... н-да, не думал даже, что мой шеф так умеет. Ну ладно... мы скромненько тут постоим. На море полюбуемся.

– Ландзо!

Я обернулся. Оливия... Облокотилась о поручень рядом со мной. В синих глазах отражается море. Лиловое, алое, фиолетовое... уже угасающий, уходящий закат. А Оливия, хоть и выше меня, но кажется теперь более хрупкой, женственной... ну да, все-таки в бикре женщина выглядит слишком уж богатырски. А сейчас, в этом платье из сирени и серебра, словно льющемся с плеч... красивая, подумал я. Очень красивая. И мне стало неудобно как-то. Как будто я не имею права даже постоять рядом с такой красивой девушкой.

Оливия обернулась ко мне.

– Вы еще три месяца, значит, летали? А у нас был самый конец дежурства. Ну и как, было еще что-нибудь интересное?

Я пожал плечами. Да все интересно... для обычных ско, может, и рутина, а для меня все – впервые.

– Ничего особенного, – сказал я наконец.

– Ты первый раз был в космосе? – Оливия внимательно на меня посмотрела.

– Да. Ты, вроде бы, тоже не выглядишь старухой...

– Это мой второй самостоятельный патруль, – кивнула Оливия, – до этого мы с Мирой учились... Но вообще я уже седьмой раз отработала.

Собака, сидевшая у ее ног, шумно почесалась. На ушах черного пуделя теперь были кокетливо повязаны желтые бантики. Надо же, спасательный пес...

– Тебе нравится работа ско? – спросила Оливия. Я кивнул.

Еще бы мне не нравилось! Я только, может быть, теперь себя человеком почувствовал.

Закат за морем погас уже окончательно. Лиловые полосы исчезли, и цвет неба быстро сгущался. В темнеющей синеве то и дело проблескивали чьи-нибудь быстро движущиеся цветные бортовые огни.

– Ты один на Квирине? – вдруг спросила Оливия. – Да. Я эмигрант. С Анзоры.

– Анзора, – задумалась Оливия, – а, вспомнила... я не очень много знаю о твоем мире.

– Да нечего там особенно знать, – брякнул я. Оливия улыбнулась. Ее пальцы коснулись ласково моей руки.

– Ничего, Ландзо. Ты привыкнешь.

И мне так хорошо стало, словно теплая волна пробежала по телу... да что же это? А может быть... да не могу же я понравиться Оливии! В смысле, как мужчина... она – вон какая. Она и по здешним меркам – красавица. А я? Ну кто я такой? Ученик ско, недорослик какой-то, и поговорить со мной не о чем...

Но вдруг? Что у нее за глаза? И почему она так ласково на меня смотрит?

Вроде бы я не так уж много выпил... почему же в голове будто шумит?

– Ты хороший ско, Ландзо, – сказала Оливия, – мне приходилось уже работать с вашими. Ты не хуже других, и ты будешь работать. Ты не боишься пуль... соображаешь быстро.

– Ты очень красивая, Олли, – сказал я вдруг, это у меня получилось немного хрипловато. Она засмеялась. Не обидно, тихонько так, колокольчиком.

– Да? Мой муж тоже так думает. А по-моему, он не прав. Ведь все женщины красивы!

– Ты замужем, Олли? – спросил я. Она кивнула.

– Он замечательный, самый лучший... его зовут Карен.

– Почему же он не здесь, не с тобой? – не знаю, как у меня это выскочило. То ли вдруг обидно стало, что она замужем. То ли... не знаю. Но вдруг глаза Оливии как-то потемнели, улыбка из них исчезла. Девушка даже слегка от меня отодвинулась.

– Он занят сегодня, – объяснила она обычным веселым тоном. Но я уже понял все. Валтэн пришел с женой и младшей дочерью. Нас всех пригласили с семьями. Миранда пришла со своим другом и женихом. А муж Оливии... занят. А ведь это не просто какой-нибудь праздник, это вечер в нашу честь, вечер, где мы – герои. Я только что почувствовал себя эстаргом и квиринцем, но уже понял, что такое нельзя игнорировать и пропускать... Ведь братья Дэнри специально ждали три месяца, пока вернемся еще и мы с Валтэном.

– Он наземник? – уточнил я. Оливия кивнула как-то неловко.

– Наземник. Он биоинженер. Прекрасная работа. Очень нужная. Слушай, Ланс, тебе здесь не холодно? Может, в зал пойдем?

Я обернулся. Танцевать уже перестали. Там началось что-то вроде концерта. Это здесь тоже обычное времяпрепровождение. Ведь певцов и музыкантов полно...

– Пойдем, – согласился я.

В центре зала поставили синтар, и как раз играл Ласс Дэнри. В белом костюме он тоже казался каким-то хрупким, почти мальчиком. Да ведь он и есть мальчишка, ему всего восемнадцать лет. Он ученик, как и я. Ласс очень хорошо играл. Глаза его блестели, губы подрагивали. Еще не исчезнувший шрам пересекал лицо. Он не играл, он словно рассказывал музыкой обо всем – и об оставшихся на Эль-Касри детях... забудет ли он когда-нибудь?

И нужно ли забывать?

Я сел в углу, в сторонке от всех. В самом дальнем углу зала, чтобы меня никто не видел. Взял с тарелки апельсин и стал его чистить. Нехорошо, конечно, когда играют, но ведь я никому не мешаю. Могу тихонько слушать издалека.

Интересно, мог бы я тоже так – петь, танцевать... играть на чем-нибудь. Мне еще из-за этого квиринцы казались слишком уж наивными, чуть ли не детьми. Музицируют тут, понимаете ли... Теперь они мне уже не кажутся такими.

Но я-то сам петь не умею. У нас если пели – то хором на собраниях и митингах в честь Цхарна. И какие-нибудь патриотические песни. А тут...

Знаешь ли ты, как память в эти часы остра?

Стиснутые ветрами семеро у костра...

Кто-то включил приемник, кто-то поверх голов

Вглядывался в проемы глухонемых стволов...

Цхарн, да ведь я же совсем забыл! Нужно попробовать найти переводчика... не обязательно, чтобы знал лервени. Я сам сделаю подстрочник. Просто нужен хороший поэт. Я многие стихи Арни помню наизусть. Очень многие! Все-таки я свинья... как я мог об этом-то забыть!

Вам понравятся стихи Арни, товарищи мои... обязательно понравятся. Здесь, в зале, только эстарги. Ну – почти. Вот жена Валтэна – наземница, еще, может несколько человек таких, как она. Здесь – пилоты-транспортники, и семья Валтэна, и родня Миранды, и... Марк.

Марк встретил меня в космопорте. Он и сам недавно вернулся из экспедиции. Схватил за плечи, потряс, заглянул в лицо.

– Ну, дедуля... Ну, Ланс! Ты же просто богатырь теперь.

А услышав, что в нашу честь крестники – то есть спасенные нами пилоты – устраивают традиционную вечеринку, тут же быстренько напросился... Мы имеем право приводить родственников. И вот пожалуйста, вон мои родственники сидят у стола и внимательно слушают. Мира и Марк.

Оливия мелкими шажками пересекла открытое пространство, села на стул, взяла гитару. Наклонив голову – золотые пряди закрыли лицо – стала перебирать струны.

Размытый путь и вдоль кривые тополя.

Я слышал неба звук, была пора отлета.

И вот я встал и тихо вышел за ворота,

Туда, где простирались желтые поля.

И вдаль пошел, а из дали тоскливо пел

Гудок совсем чужой земли, гудок разлуки.

И глядя в даль, и в эти вслушиваясь звуки

Я ни о чем еще тогда не сожалел...

Голос Оливии был высоким, чистым, звенящим. И то ли от голоса ее, то ли от слов этих у меня мурашки бежали по коже. Почему-то казалось, что такую песню мог сочинить анзориец...

И вдруг такой тоской повеяло с полей.

Тоской любви, тоской былых свиданий кратких.

Я уплывал все дальше, дальше без оглядки

На мглистый берег глупой юности моей.

И на миг мне показалось снова, что я анзориец. Общинник. Что все, что было со мной в последние полгода – лишь светлый сон, все это наносное (а наверное, так оно и есть), и вот теперь я снова вспомнил свою настоящую сущность.

Анзора.

А ведь я люблю тебя...

А ведь я люблю тебя и тоскую по тебе, страна моя. Родина.

Я плохой твой сын, я предатель. Но все же я твой...