Созидатель - Игнат Валунов

А.: Тут не может быть иного критерия, кроме оценки вреда, который можно потенциально нанести другим людям и системе. Но сможет ли человек сам осознать заранее такой вред? Может, идеи, которые мы с тобой обсуждаем, будучи воплощенными, станут настоящей казнью человечества, и человек будущих стандартов должен будет иметь психологический тормоз против того, чтобы вести такие разговоры? На мой взгляд, задача настолько преобразить человеческую психику окажется посильна лишь с накоплением людьми опыта жизни в таком прогрессивном обществе, которое мы с тобой представляли. Для начала нужно хотя бы достичь состояния такого общества.

Р.: У тебя еще есть возможность работать над этим, у меня не будет. Может, как раз потому, что я не способен на это.

А.: Но ты интересно описал критерии общества, к которому мы должны стремиться.

Р.: Будучи на дне, проще вообразить небо. Нужно только представить противоположность места, в котором находишься. Лишь бы сильно не затосковать от этого. Но я не буду тосковать сильно. Жаль, кстати, что наш разговор заканчивается столь быстро.

Раненый сказал так потому, что в доме появились полицейские. Все четверо нарушителей порядка были задержаны, и вскоре их увезли. Несколько представителей закона остались для допроса хозяев. Андрея никто не стал тревожить. Лишь позднее, когда полицейские уехали, к нему в комнату зашел Тимофей и рассказал, что события одного из самых страшных дней в жизни их семейства не привели ни к каким потерям, и что уже скоро все обо всем забудут.

12

В течение длительного времени жизнь в доме протекала тихо. Люди редко появлялись здесь, а если приезжали, не задерживались надолго, а лишь оставляли и забирали разные вещи. Лидия с помощью нескольких физически крепких парней создала для Андрея условия, благодаря которым к нему уже не нужно было приходить каждый день для снабжения едой: в комнате разместили небольшой холодильник, электрический чайник, микроволновую печь и шкафчик для хранения еды. Сразу в холодильник и шкафчик для еды поместили продукты на несколько дней вперед, которые или совсем не надо было готовить, как фрукты и сэндвичи, или можно было подогреть в микроволновой печи, как замороженные блюда. Начиная с того дня Андрей вообще больше никогда не видел Лидию, а едой с периодичностью два раза в неделю его стали снабжать безликие курьеры, которые заходили для передачи продуктов непосредственно в его комнату.

Андрей стал намного меньше работать. В какие‑то дни вообще не прикасался к кисти. Всему виной была тугая задумчивость, одолевавшая его временами в течение многих часов подряд. Он мог обдумывать всего один штрих, всего один силуэт, причем далеко не самый сложный. Одновременно во многих других вопросах Андрей проявлял исключительную остроту ума. Бывало, сразу после долгих периодов мыслительной нерасторопности ему удавалось быстро и безукоризненно восстановить в сознании какой‑нибудь из самых сложных своих наборов профессиональных знаний, обнаружить в нем пробел и быстро его восполнить за счет только логических построений. В любом случае, такие вспышки умственной активности были по-прежнему редки и непродолжительны.

С определенного момента Андрей ввел практику проводить по несколько рабочих сессий каждый день, не больше часа, и за каждую из таких сессий непременно добиваться заметного прогресса в написании картины. Его работа стала рваной, непоследовательной – в разные дни Андрей мог браться за одно и то же полотно с разным представлением о результате, которого он хочет добиться. Замечая за собой такое непостоянство, он отнюдь не причислял его к недостаткам творческого процесса, а, наоборот, отмечал его положительное влияние, ожидая, что наконец отучится видеть каждую свою картину зависимой от какой‑то заранее заложенной в нее идеи. С течением времени Андрей начал позволять себе еще больше разобщенности в работе, отставляя порой в сторону незаконченную картину и начиная новую, и лишь позднее возвращаясь к первой. Иногда количество одновременно находившихся в его комнате незаконченных картин доходило до пяти. И он не назначал себе заранее порядок работы над ними, а делал выбор, за какую примется сегодня, только когда брал кисть.

В отдельные моменты, когда Андрей возобновлял работу над картиной, ему казалось, что из-за специфики собственного мышления, из-за укоренившихся в его практике манер он не мог писать такого. Тогда он как будто брался довершать чужое полотно. К примеру, была картина, на которой он пока лишь силуэтами изобразил сильно вытянутые в длину лица, похожие формой на извилистые снежные дороги. Андрей не верил, что ему могла прийти мысль показать такое на картине, для него подобный образ однозначно ассоциировался с идеей о бессмертии человеческой души – идеей, полностью ему чуждой. Он быстро нашел выход из положения, добавив картине элементов, с которыми на ней виделись скорее не вытянутые лица, похожие на извилистые дороги, а сами дороги с так размещенными на них рыхлостями, что они отдаленно начинали напоминать человеческие лица. В таких образах Андрей видел отражение уже намного более близких для себя идей, а именно идей о влиянии жизненного пути, преодоленного человеком, на характер, который принимает с годами его лицо. Будущими картинами Андрей планировал сильнее раскрыть такие идеи. Чье‑то лицо на какой‑нибудь картине он хотел изобразить отраженным в воде озера, близ которого царит веселая, беззаботная жизнь. Другое лицо – отраженным в болотной топи, около которой раскинулось покинутое, захудалое людское поселение.

Несмотря на медлительность и непостоянство, ставшие обычными для работы Андрея в последнее время, новые картины выходили из-под его кисти ненамного реже, чем обычно. Только теперь их никто не забирал. Это, впрочем, мало беспокоило Андрея. Он понимал, что так или иначе до него дойдут известия о последних поворотных событиях в жизни семейства, чей дом служил ему приютом, и ему станут яснее и перспективы его новых полотен.

Наконец в один прекрасный день жизнь внутри дома воспрянула. Все началось с приезда нескольких работников, которые должны были заняться ремонтом особняка. Они расхаживали по комнатам и говорили громкими задиристыми голосами. Андрею удавалось отчетливо слышать практически каждое их слово. В первую очередь они обсуждали работы, которые предстояло проделать согласно полученному заданию. Уже через несколько минут было понятно, что обстановка внутри дома обновится кардинально. Светлые тона планировалось сменить на темные. Освещение, устроенное при помощи больших ярких источников, должно было уступить точечному. Предполагалось сделать наливные глянцевые полы, а также обогатить интерьер изысканным декором, в основном благодаря резным панелям из дерева. Мысленно оценивая последнее изменение, Андрей иронично говорил самому себе, что теперь он будет осажден всякой расхожей эстетикой.

Примерно через