Норманны. От завоеваний к достижениям. 10501–100 гг. - Дэвид Дуглас

Лондон времен Вильгельма Завоевателя тоже был местом встречи многих народов, культур и интересов[515]. Здесь созданная норманнами связь с католичеством соединилась с более ранней, скандинавской, экспансией, которая, затронув Англию, продвинулась вперед на Исландию, Гренландию и Америку. И действительно, руанец, пересекший вместе с Вильгельмом Завоевателем Ла-Манш, в норманнском Лондоне мог легко встретиться с людьми, знакомыми со столицами христианства — Римом и Константинополем, — или даже с теми, кто видел побережье п-ова Лабрадор. И все они одинаково подчинялись норманнскому герцогу, который в Англии стал королем. Но главный символ административной власти норманнов следует искать, возможно, в Палермо, который в 1050–1100 годах был городом гораздо более крупным и богатым, чем Лондон. В последней четверти XI века на его улицах можно было услышать речь на трех языках, три языка использовались и при составлении официальных документов. Здесь общались духовные лица, хранящие верность римской и византийской Церквям, в город приезжали купцы не только с католического Запада и с христианского Востока, но и со всех частей мусульманского мира. Здесь также в тени Монте-Пеллегрино (Monte Pellegrino) под руководством Рожера I, сына Танкреда Готвилльского, сотрудничали арабские эмиры, греческие стратеги и норманнские юстициарии{75}, которые управляли населением, где было множество мусульман, евреев, греков, ломбардцев и народов, говорящих на романских языках.

Чтобы уравнять такие разнородные и такие несхожие общества, единое и стабильное правительство уже само по себе было значительным административным достижением. Если норманны использовали правительственные институты на завоеванных ими территориях самым верным из всех возможных способов, то их целью было не просто сохранить их, но еще и развивать. И это у них получилось блестяще. Так, староанглийское законодательство не просто использовали, к нему обращались чаще и с большей эффективностью[516]. С самого начала норманнская дуана (duana) на Сицилии появилась из арабского дивана; в отличие от своего мусульманского предшественника, дуана была наделена всеми полномочиями феодальной курии, и появилась она на местной основе. Кроме того, возможно, что в норманнской Апулии (как и в Англии) судьи, объезжающие свой округ для разбирательства судебных дел в провинциях, были выходцами из центральной курии. Если это было действительно так, то это было отступлением от византийской практики[517]. В Англии норманны тоже не только сохранили должность шерифа и титул эрла, они их еще и преобразовали. Шерифы, которых теперь назначали из выдающихся семей норманнской аристократии, теперь имели большее значение, а по власти, которая им принадлежала, они сравнялись с крупными виконтами (vicomtes) Нормандии до завоеваний. И наоборот, эрлы, под контролем которых при Эдуарде Исповеднике находилась большая часть Англии, теперь, как ранние норманнские графы, были вытеснены в приграничные районы, например к границе с Уэльсом[518].

Без более детального изучения и феодальных мероприятий, проведенных норманнами, и административных институтов, которыми они управляли, адекватно оценить достижения норманнов в области светских владений невозможно. Однако, судя по результатам, политику, проводимую с 1050 по 1100 год, можно с уверенностью провозгласить чрезвычайно успешной. Правление Рожера «Великого графа» на Сицилии и в Калабрии было оригинальным по своей концепции, и с его помощью весьма действенное норманнское господство удалось установить в корне отличной системой управления и над множеством различных народов. Помимо этого, о княжестве Антиохия говорят, что «если бы оно не находилось постоянно в состоянии войны… и если бы французская династия не сменилась на норманнскую, то в Антиохии могло бы появиться такое же действенное правительство, как и на Сицилии»{76}. На севере англо-норманнское королевство Вильгельма Завоевателя при его правлении таким было одним из самых могущественных государств Европы.

Не следует забывать, что за 60 лет два из норманнских государств переросли в огромные империи: одна из них простиралось от реки Твид до Пиренеев, а вторая соединила всю южную Италию, теперь наконец-то объединенную политически, не только с Сицилией, но и с территориями Северной Африки от Бона до Триполи. Не подлежит сомнению, что король Генрих II был сыном графа Анжуйского, но своим положением короля Англии он был обязан тому факту, что его мать была внучкой Вильгельма Завоевателя. Правда также и то, что Рожер II, южанин по воспитанию, никогда не бывал в герцогстве Нормандия, выходцем из которого был его отец. Тем не менее без норманнского завоевания Англии в XI веке была бы невозможна так называемая «Анжуйская империя»[519], а непосредственно из действий и политики Рожера «Великого графа» родилось в 1101 году, произошло великолепное сицилийское королевство Рожера Великого. Отражением административной практики, которую норманны приводили на завоеванных ими территориях во второй половине XI века, может служить управление делами этих двух великих империй, где — как на юге, так и на севере — широко признавались местные обычаи и титулы{77}.

Бесспорно, что в период с 1050 по 1100 год норманнское правление повсюду основывалось на одних и тех же принципах. Во всех подчиненных норманнам странах феодальная аристократия, действовавшая под контролем сильных лидеров, опиралась на норманнское верховенство, а норманны в это же самое время приспосабливали свое управление к различным традициям тех, кем они правили. Именно по этой самой причине имевшее место позже во всех завоеванных норманнами странах структурное совершенствование в каждом случае было индивидуальным, но во всех случаях его стимулировала и модифицировала норманнская активность. В каком-то смысле норманны были учениками своих подданных, но своими выдающимися успехами в светском правлении они обязаны собственным политическим способностям.

Глава X

Ученые и художники

Несмотря на то что норманны были поглощены политическими проблемами, дать полную оценку результатам их завоеваний нельзя, не обратившись к тому «ренессансу» искусства и литературы, который охватил Европу в XII веке[520]. Тогда (мы к этому еще вернемся) изменился философский метод, в новую стадию вступила законотворческая наука. Тогда же выделились новые архитектурные стили, создавалась новая светская поэзия, вновь проснулся интерес к физике. В то же время появились новые монашеские ордена и обрели популярность новые способы поклонения. Наконец, еще в том же веке пытливость ума нашла свое отражение в появлении средневековых университетов. И действительно, заслуги столь разнообразны, что описать их единой формулой было бы трудно. Сегодня, однако, все более настойчиво подчеркивают, что фундамент «ренессанса XII века» был заложен задолго до наступления XII века[521] Другими словами, это возрождение, во всех его проявлениях, могло бы так никогда и не состояться и наверняка приняло бы иные формы, если бы в период с 1050 по 1100 год не была проведена значительная подготовительная работа. Но это были как раз те десятилетия, когда норманны преобразовывали структуру Европы, и поэтому кажется уместным выяснить, существовала ли в эти годы связь между политической и культурной историей Европы.

Попытки связать заслуги поэтов и ученых, писателей и художников Западной Европы этой плодовитой эпохи с военными успехами одного воинствующего народа могут показаться несерьезными или, в лучшем случае, странными, тем более что среди сделавших личный вклад в литературу и науку того периода было сравнительно немного норманнов. Джон, до 1079 года аббат Фекана, чьи трогательные молитвы до сих пор украшают римские служебники[522], был родом из Равенны, а два других великих ученых-архиепископа, которых норманны подарили Кентербери в XI веке — Ланфранк и Ансельм, — от рождения оба были итальянцами. То же касается и Дезидерия, с 1058 по 1087 год аббата Монте-Кассино: его вклад в культурное возрождение южной Италии во время норманнского владычества, возможно, значительнее, чем сделанный любым другим, но сам он был ломбардцем. Ломбардцем был и его друг — столь же выдающийся Альфанус I, архиепископ Салерно и близкий друг Роберта Гвискара. На Сицилии ситуация была несколько иной. Но можно отметить, что писатель Геральд, который пользовался покровительством Рожера «Великого графа», прошел через уединение на горе Этна и епархию Агридженто и который добился причисления к лику блаженных, был родом не из Нормандии, а из Безансона[523].