По воле судьбы - Мэдлин Хантер

Она боролась с прошлым, стараясь не признавать этого, боролась ожесточенно, заглушая боль трудом, не гнушаясь самой тяжелой работы. Боль сковывала ее душу и тело, проникая в самые потаенные уголки, сжимая ее в своих тисках все сильнее и сильнее, пока Джоан не обессилела.

Безудержно рыдая, как бы проваливаясь куда-то, она слепо продолжала вымещать свою злость на глине. Чувства готовы были покинуть ее, сознание отказывалось понимать, что происходит, оно ускользало, пытаясь найти, но не находило убежище в чем-то привычном.

Голова раскалывалась от боли, грудь готова была разорваться, рыдания душили, не давая дышать. Она обхватила свое тело руками в отчаянной попытке успокоиться.

Это была самая острая тоска, которую она когда-либо испытывала. Поняв, наконец, что ее мучит, Джоан почувствовала себя немного лучше, но чувства по-прежнему были остры, она не могла успокоиться, – осознание утраты разбивало ее сердце, пронзительная тоска усилила боль.

Джоан наклонилась, прижимая руки к груди, словно защищаясь от чего-то. Она скорбела о том, чего ее лишили, – не беспечности, нет – невинности, счастья и веры. Она скорбела о своем детстве, о той девочке, которой когда-то была.

Нахлынувшие воспоминания закружили ее, словно бешеный ураган. Она как будто на мгновение потеряла рассудок, вся сосредоточившись на боли, немилосердной боли, грозившей разорвать ее сердце.

Медленно, но как и все бури, ослабла и эта. Джоан пыталась восстановить равновесие, судорожно сглатывая, подавляя приступы мучительной ярости. Ее глаза высохли, но в горле еще першило.

Как медленно возвращалось все на круги своя! Покой постепенно воцарялся в ее душе, неся с собой иное видение мира, иное восприятие всего, что окружало ее, и едва ощутимое облегчение.

Она пришла в себя, и как будто заново взглянула и на скамью, и на ком глины. Пока она боролось с собой, над садом сгустились сумерки. Джоан опустила руки в теплую массу на доске между коленями: глина была неоднородной, с комками и неровностями.

Джоан сжимала и разглаживала комок до тех пор, пока у нее не получился плоский круг. Ее наполнило непреодолимое желание поскорей обработать его. Как луч солнца, выглянув из-за туч после бури, дарит всем тепло и свет, так тонким лучиком прорезала мрак ее сознания надежда на утешение, на обретение себя в работе.

Прежде она всегда находила спасение в своем ремесле. Возможно, и сейчас из этого что-нибудь да выйдет. Податливая глина казалась ей единственным средством, которое сможет уберечь ее от опустошенности.

Она слепит что-нибудь красивое – образ из прошлого – и придаст форму тому, что осталось от нее самой и что когда-то называлось добродетелью.

Уняв слезы, она принялась за работу. На этот раз она не станет лепить статуэтку, сделает что-нибудь рельефное. И она принялась формовать глину, делая в нужных местах углубления и выпуклости.

Это занятие полностью поглотило ее. Джоан успокоилась; нельзя сказать, что тоска отступила, но она уже не разрывала ей душу. Было довольно темно, и она едва видела то, что у нее получалось. Руководствуясь душевным порывом, она не особенно задумывалась над тем, что делает. Ее пальцы подсказывали ей, что все получается так, как надо. Это будет красивая, безупречная работа, маленький памятник тому человеку, каким она когда-то была, человеку, которого она когда-то знала.

– Что у тебя там? – это был Марк.

Войдя через калитку в сад, он направлялся к Джоан. Было уже совсем темно и он не мог разглядеть, чем она занимается.

– Я еще точно не знаю. Думаю, лицо отца.

Марк подошел к ней очень медленно, и Джоан вдруг пожалела, что произнесла это. Она не хотела, чтобы ее настроение передалось и Марку.

– Принеси мне, пожалуйста, свечу.

Он отправился в кухню и вернулся оттуда с маленькой свечой в руке. Джоан взяла ее.

– Тебе пора спать.

Марк беспрекословно подчинился сестре: ему не хотелось смотреть на лицо отца. Душа юноши была изранена не меньше, чем у его сестры, вот только раны он залечивал по-своему. Джоан поднесла пламя поближе. Свеча отбрасывала на доску неверные блики. На ощупь ей удалось вылепить голову человека довольно грубо, но черты лица угадывались безошибочно.

Это был не отец, не образ из прошлого, это был человек из настоящего – Риз.

Глава 15

Риз снова и снова подходил к окну террасы: рыдания Джоан не давали ему покоя. Наконец все стихло, но она не спешила вернуться в дом, а, несмотря на то что уже стемнело, все сидела на скамье. Но теперь она не пыталась сдержать рыдания – просто что-то лепила из глины.

Это обнадеживало. Ее руки сами выразят то, что бередит ее душу. Созидание, создание чего-либо из бесформенного материала – это в большей степени духовный, чем физический труд. Он может исцелять от многих недугов. Риз осознал это, еще когда был ребенком. Именно поэтому, невзирая на все увеличивающееся количество зданий, которые ему приходилось проектировать, он продолжал заниматься скульптурой.

В саду забрезжил крошечный огонек. Риз наблюдал за его мерцанием, в то время как Джоан сидела совершенно неподвижно, держа свечу в руке. Похоже, она успокоилась.

Риз отошел от окна, предоставив ей возможность остаться наедине с собственными мыслями. Он снова прошел в глубину комнаты, откуда слушал ее доносившиеся из сада рыдания.

Джоан не понравится, если она узнает, что он все слышал. Он предпочел бы, чтобы она никогда не знала тех горестей и печалей, что выпали на ее долю. Ее горе разрывало его сердце на части, а сочувствие и любовь не давали ему возможности покинуть Джоан. Он был виноват, и не только потому, что довел ее до такого состояния, но и потому, что не смог предотвратить событий, наложивших отпечаток на всю ее жизнь.

Он чувствовал, что должен отомстить виновнику несчастий Джоан хотя бы за ее израненную душу. Это не было правильное решение, но было для него просто единственно возможным. Тогда, три года назад, военачальники обладали неограниченной властью в любой части королевства, бароны не тли с ними ни в какое сравнение. Власть пьянила, некоторые чувствовали себя всемогущими, стоящими выше законов, почти богами. Тогда было совершенно ясно, что сын человека, который сам устанавливает законы, никогда не предстанет перед судом.

То, что произошло с Джоан, предполагало трезвый расчет, преступный, попирающий всякие законы трезвый расчет. Если женщина отдалась по доброй воле, как она сможет доказать, что ее к этому принудили?

Неделями Риз вынашивал в своей голове фантастические планы, упражнялся в стрельбе из лука, долгие дни посвятил наблюдениям, однако, когда появилась возможность перейти к действиям, засомневался, струсил. В результате все закончилось крахом и бегством через всю Англию.