Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов

сделать ставку. В теории-то первый действительно казался лучше, но я уже на практике успел убедиться, что среди сопок эта теория не работала. Разрыв чуть раньше или чуть дальше позиций врага, и шрапнель поражает все что угодно кроме самих японцев.

— Огонь! — рявкнул Афанасьев, и я не удержался, взбежал на самый верх нашей сопки, чтобы своими глазами оценить результаты.

Взрыватели в двух из восьми снарядов в принципе не сработали — бывает, технология там не самая совершенная. Зато остальные прошлись довольно удачно: запустили шрапнель вдоль поверхности земли, где от нее сложнее спрятаться, и, главное, добавили к ней еще и ударную волну. Еще, еще и еще! Артиллеристы работали словно заведенные, посылая снаряд за снарядом — норматив пятнадцать выстрелов в минуту был все ближе.

— Они же так за десять минут тысячу снарядов выпустят, — выдохнул кто-то из молодых офицеров.

— Даже чуть больше, — гордо сказал я, а потом вздохнул, глядя, как тают все выделенные нам огневые припасы. Полковые и даже корпусные. Я утащил сюда все, что только можно и нельзя, но, как оказалось, на удачной позиции в современной войне для артиллерии и три тысячи — не такое большое число.

Невольно представил, что будет твориться на душе у наших чиновников, когда они об этом узнают. А то ведь по итогам войн 19 века общий запас в миллион снарядов на всю Россию считался даже излишним. И тут мы: одной батареей за полчаса тратим 3% от того, чего должно было хватить на год всей армии. На всех фронтах! Эх, нам бы еще столько же! Впрочем, нет — и так стволы уже почти плавятся, порой нужно уметь остановиться.

— И что дальше, ваше высокоблагородие? — оглохший, но счастливый Афанасьев, покачиваясь, отошел от орудий. — Отступаем?

И это опять же было самым правильным и разумным. Не знаю, из каких сил сейчас держатся Хорунженков и Врангель, прикрывая наш левый фланг, но… Я нашел взглядом Доронина, тоже почувствовавшего момент и замершего словно охотничья собака.

— Отступать? Нет! Командуйте общее наступление! Посмотрим, окажутся ли японцы к нему готовы!

* * *

Семен тяжело дышал — непростой день выдался, но пока они держались. Он, Врангель, Хорунженков. Держались только потому, что успели сработаться за время походов на ту сторону Ялу. Да и полковник с ними тоже не зря занимался. Например, раньше Семен, увидев врага, просто скомандовал бы либо атаку, либо отступление. Сейчас же он первым делом брал бинокль Буденного — вот же глупое прозвище прицепилось — замерял дистанцию и считал.

Как говорил Макаров? Ты знаешь расстояние до врага, ты знаешь его скорость — на коне, в строю, пешком, неважно — ты все знаешь! Так зачем лезть наобум, если можно посчитать? Где враг окажется в нужное тебе время — не наугад, а с точностью до десятка метров. Где будешь ты. С какой скоростью нужно вести отряд вперед, когда можно шагом, а когда нужно любой ценой переходить на галоп. И он считал, и он думал. Мозги порой кипели, но и результат был налицо. Семен атаковал врага именно тогда, когда он этого хотел!

Именно благодаря такому подходу уже скоро они начали действовать с Врангелем каждый по отдельности: растягивали внимание, уводили в сторону, а стоило врагу увлечься, и его поджидала сотня Хорунженкова или тачанки Славского. Бывший поручик тоже наловчился с ними работать: один раз, когда японцев было особенно много, и даже атака со всех сторон их не смутила, он чуть не влетел в их строй, чтобы ни одна пуля не пропадала даром. Тогда они выстояли: отправили в сторону госпиталя почти тридцать человек, но выстояли.

Сейчас же, кажется, все. Вражескому командиру надоело ждать, пока хоть одна из отправленных вперед рот проложит ему путь. Ну или он просто понял, сколько на самом деле человек ему противостоит. Так или иначе японцы двинулись на прорыв почти всей массой: несколько тысяч человек, с орудиями, летучими отрядами. Японские лошади были мелкими и медленными, но даже их хватало, чтобы присматривать за окрестностями.

— Отходим или дадим бой? — хрипло спросил Врангель, который вместе с Семеном подъехал на позиции пехотной сотни.

— Полковник не давал приказа на отход, — Хорунженков просто пожал плечами. — А раз нет, значит, рассчитывает на нас.

— Если погибнем, тоже ничем ему не поможем, — возразил Семен.

— Если будем погибать, — Врангель отвел взгляд, — значит, хоть немного, но задержим врага. А там и весточку можно послать.

Буденный выругался. Это что же получается, как будто только он один сейчас боится? Так ведь не в этом дело!

— Люди устали! — конь под Семеном, словно почувствовав его ярость, начал всхрапывать. — Позиции не укреплены. Что мы выиграем?

На этот раз выругался Врангель: от души, что даже рука к шашке потянулась. Вот только сделать никто ничего не успел. Где-то вдали заговорила подготовленная на третьей позиции батарея Афанасьева, а значит…

— Полчаса, — выдохнул Хорунженков то, что оба казака и так знали. — Там снарядов на полчаса, и их мы просто обязаны выиграть.

Едва это было сказано, вся ярость испарилась. Спорить больше было не из-за чего: про пушки, про то, сколько их прикрывать, знал каждый. Разве что Семен иногда косился на запад, словно опасаясь, что японские гаубицы все-таки дотянутся до спрятанной полковником батареи. Но нет: тот все рассчитал правильно.

А они втроем тем временем накидывали план. Хорунженков разместил свою сотню в Чингоу: глиняные стены были не лучшим укрытием от пушек, зато вполне заменяли окопы при ружейном огне. Слева от деревни их прикрывала Айхэ, позицию справа заняли Семен с Врангелем. Успели, считай, за пару минут до того, как на передней сопке показались японцы. Они могли бы собрать побольше сил, а то и артиллерии дождаться, но, кажется, вражеский командир тоже понимал, что нужно спешить.

Рывок — японцы ударили по всему фронту, рассчитывая продавить массой. И русская кавалерия никак не могла помочь. Буденный выругался. Пространство открытое, с их стороны выставили охранение — поведешь своих в лоб, и все только зря полягут. Но Хорунженков и сам справился. Его люди били быстро, точно, а когда враг оказался совсем рядом, то на переднюю линию вылетели тачанки Славского. Вот только на этот раз дерзкому поручику не повезло — слишком близко были японцы, слишком хорошо их командиры уже представляли, что означают несущиеся к линии фронта телеги. Их встретили