Храм Фемиды. Знаменитые судебные процессы прошлого - Алексей Валерьевич Кузнецов

решение: «Не виновен». Жюри сочло, что в момент покушения Согомон Тейлирян находился в состоянии невменяемости.

Все прекрасно понимали, что этим вердиктом присяжные отнюдь не хотели сказать, что обвиняемый – психически больной человек. Они солидаризовались с ним, они признали его мотивы достойными уважения. Они как бы услышали призыв российского адвоката из другого дела двадцатилетней давности: «Посторонимся!»

Тейлирян проживет ещё почти сорок лет, сначала в Югославии, затем в США, женится, заведёт детей, дождётся публикации своих мемуаров.

Колоссальное значение этого процесса состоит в том, что, в отличие от симферопольского суда в конце XIX в., берлинский суд стремился исследовать причины. Смерть одного человека стала основанием дать юридическую оценку гибели сотен тысяч. Отдавший приказ не внимать голосу совести был, по сути, признан не имеющим права на защиту закона.

27. «Чего там идти-то?..»

Суд над виновными в аварии парохода «Буревестник», СССР, 1926 г.

Бывает, случится авария, а злодеев‑то вроде и нет, все хотели как лучше. В таких случаях компетентные органы либо ищут «стрелочника», либо наказывают начальника. Пароход «Буревестник» затонул в ленинградском Морском канале при таких обстоятельствах, что виновных особо искать не пришлось: всё на виду…

Пароход одного маршрута

В узком заливе Морского канала

Тянется лента-изгиб.

Место зловещее помнится гражданам,

Где «Буревестник» погиб.

Ленинградцам постарше эта нехитрая песня на «народный» мотив должна быть памятна, её и после войны ещё пели под трофейный аккордеон собиравшие мелочь инвалиды. Как и положено подобному «городскому романсу», она сильно пре-увеличивает, ничего особенно зловещего в месте гибели парохода не обнаруживается: Морской канал прям и неглубок. Он был нужен для того, чтобы большие суда могли входить в Морской порт Санкт-Петербурга. Его прорыли в 1886 г. от устья Большой Невы до острова Котлин, в длину он имел всего около 30 км, а глубина его не превышала 7 метров. Устроить здесь аварию, подобную случившейся в конце лета 1926 г., надо постараться, но – смогли, сдюжили.

«Буревестник» (в девичестве – «Русь») был первоначально построен в самом конце XIX в. как буксир; позже его переделали в пассажирский пароход. В его послужном списке – случай нечастый! – значился всего один маршрут: за 27 лет беспорочной службы он ходил только из Петербурга-Петрограда-Ленинграда в Кронштадт и обратно. К его конструкции имелись нарекания: например, капитанский мостик был расположен вровень с пассажирской палубой, и это мешало обзору; однако просьбы капитана поднять его игнорировались: и так сойдёт. «Куда он из канала денется?» Штатно он брал на борт около 250 пассажиров, но в тот воскресный августовский вечер на него загрузились аж четыре сотни: моряки возвращались из увольнения, члены семей командиров и рабочие ехали домой после проведённого в городе выходного; и то сказать, не графья, чего там идти-то? В тесноте да не в обиде, как говорится…

«В этот день вечером в нашу комнату зашёл ветеринар и сказал тёте Ане, что хоть бога, конечно, нет, но пути его неисповедимы. Он развернул свежую «Вечернюю Красную газету» и прочёл о гибели «Буревестника». Капитан был пьян и налетел в Морском канале на немецкий пароход «Грейда». На «Буревестнике» почти все погибли».

Вадим Шефнер. Счастливый неудачник

«Два капитана»

Пассажирам никто не сообщил, что они некоторым образом являются участниками незапланированной премьеры: вместо капитана Пийспанена судном управлял его помощник Храбунов, неожиданно для себя отправившийся в свой первый самостоятельный рейс. Ну, как «неожиданно»? То, что старший начальник на «Буревестнике» имел душевную склонность к спиртному, было «широко известно в узких кругах», но обычно он всё же прибывал на мостик; в тот же злополучный день он посетил пивную при заведении под «оригинальным» названием «Золотой якорь» (по иронии судьбы там сейчас располагается прокуратура Василеостровского района Петербурга). Это совершенно вывело его и составлявшего ему компанию матроса Емельянова из строя. По всем правилам Храбунов, не имевший должной квалификации для самостоятельного управления судном в ночное время, должен был отказаться вести «Буревестник» в рейс и сообщить о ЧП. Чего он больше боялся – гнева пассажиров, ссоры с Пийспаненом или начальства повыше – из его сбивчивых показаний на следствии и суде ясно так и не стало. А главное: чего там идти-то? Вон он виднеется, тот Кронштадт, час ходу. Фонари, опять же, вдоль канала…

«Сила удара «Буревестника» в гранитную стенку хлебного мола была настолько велика, что в гранитной стенке обозначилась довольно значительная выемка. По другую сторону стенки обвалилась штукатурка. Доски, которые лежат в основании стенки, разнесены в щепы».

«Красная газета», 1 сентября 1926 г.

Фонари, впрочем, тоже подкачали, ибо горели не все. На Канонерском острове справа по ходу «Буревестника» в самом начале его пути они – так уж вышло – не горели вовсе, ибо за несколько дней до аварии кто-то ушлый вырубил и присвоил кусок кабеля. Начальство было в курсе, но ведь выходные, куда там…

Кормой вперёд

Пароход отвалил от причала согласно расписанию, в начале одиннадцатого вечера, то есть через час после захода солнца. Очень временно исполнявший обязанности капитана Храбунов принял нестандартное решение идти кормой вперёд; скорее всего, он боялся разворачиваться в порту, не будучи уверен, что манёвр ему удастся. Да и что там идти-то, меньше 30 км! Дымовая труба, правда, застит, зараза…

В единственном месте, где канал поворачивает, прямо за Канонерским островом, «Буревестник» должен был держаться правой стороной фарватера, но неопытный Храбунов, видимо, инстинктивно жался к центру, когда навстречу ему показался немецкий пароход «Грета» (почему-то в некоторых газетных материалах превратившийся в «Грейду»), шедший в Ленинград. Увидев «русского» прямо по курсу, капитан «Греты» дал звуковой сигнал: «Расходимся правыми бортами» – и Храбунов указание выполнил, но зазевался и не дал рулевому приказ немедленно переложить руль после того, как пароходы разошлись. В результате «Буревестник» въехал правой «скулой», то есть, с учетом специфики его хода, левой стороной кормы в Хлебный мол.

«Траурная процессия пройдёт под следующими траурными лозунгами, выработанными Политотделом Ленинградморбазы:

1. Тяжела утрата, но мы не допустим паники в наших рядах!

2. Калёным железом выжгем небрежность и халатность!

3. Склоним боевые знамёна перед памятью погибших!

4. Будем продолжать бороться за мощь, качество и совершенствование флота!..»

«Красный Балтийский флот», 2 сентября 1926 г.

Авария, но пока не трагедия. Судно навалило на мол, и тот его удерживал на плаву. Некоторые сообразительные пассажиры, находившиеся на носу, даже сумели перелезть через борт и спрыгнуть на настил.