Святой и грешница - Ульрике Швайкерт

— Очень мило с твоей стороны, хотя твой поступок нельзя назвать благоразумным, — ответила Элизабет, слегка поклонившись.

Оттилия улыбнулась.

— Да, наверное, ты права, но у меня есть хорошая отговорка. Я должна сообщить радостную новость о том, что епископ согласился отвести войско и освободить пленных, младшей сестре моего отца, приглашенной мастерице у доминиканок в монастыре Святого Марка!

— Да, непременно, — согласилась с ней Элизабет подчеркнуто серьезно и незаметно подмигнула Оттилии. — Я очень рада, что твой отец скоро вернется домой. Какие условия выдвинул епископ и главнокомандующие осаждающих войск? Они ведь не могли не выдвинуть требований.

Лицо Оттилии помрачнело.

— О да, разумеется. Мне тяжело их повторить, настолько они немыслимы! Епископ Иоганн требует, чтобы совет отказался от присяги капитулу и снова присягнул ему на верность. Капитул также должен поклясться ему в повиновении. Кроме того, епископ требует все ключи города от ворот и башен.

Элизабет кивнула.

— Твой отец предвидел то, что епископ фон Брунн не потерпит передачу власти над ключами капитулу. Вот почему это требование для меня не удивительно и, наверное, ни для кого из совета и капитула.

— Да, но это еще не все! — раздраженно добавила Оттилия. — Войско отступит только тогда, когда совет и капитул дадут письменное обязательство выплатить пятнадцать тысяч гульденов, причем девять тысяч должны быть переданы немедленно золотыми монетами! Пятнадцать тысяч гульденов! Такую сумму даже представить невозможно! Делегация согласилась с этим требованием, но где взять такие деньги? Настоятель сказал, что в Вюрцбурге нет девяти тысяч, поэтому нужно заложить в Нюрнберге или еще где-нибудь церковные драгоценности. Готова на что угодно поспорить, что часть этих денег перейдет в руки епископа фон Брунна на его надобности, ведь он не собирается отказываться от банкетов, турниров и охоты. Или от того, чтобы подарить своим родственникам и содержанкам новые владения.

Элизабет удивленно посмотрела на девушку.

— Откуда у тебя такие мысли?

— Ты, наверное, думаешь, что мы, дочери из буржуазных семей, глупы и наивны и ничего не знаем об этом мире. — Оттилия махнула рукой. — Разумеется, есть много вещей, о которых наши матери не говорят с нами, но это не значит, что мы ничего не знаем.

— Значит, у тебя вошло в привычку подслушивать, — усмехнулась Элизабет.

— Да, — пожала плечами Оттилия. — Только так можно узнать всю правду, а не приукрашенную ложь, которая, по мнению родителей, подходит для их дочерей. — Она криво улыбнулась. — Мне пора идти искать свою тетю. Надеюсь, отец сегодня вернется домой. Хотя он и строгий, но правление Маргрет я ни дня больше не выдержу! И минуты не проходит, чтобы она нам не напомнила, как подобает вести себя дочерям советника! — призналась она Элизабет и театрально вздохнула. Но как ей удалось улизнуть в предместье, так и не сказала.

Оттилия еще раз кивнула Элизабет на прощание и поспешила к монастырю Святого Марка.

В этот вечер Оттилия и младшие дети напрасно ждали возвращения отца. Епископ освободил пленников только на следующее утро, после того как представитель совета вместе с суперинтендантом собора передали первую часть золотых гульденов. Перед собором их встречали со всеми почестями капитул и совет, их семьи и зеваки.

По пленникам отчетливо было видно, что они провели время в сырой темнице. Тучный Гюнтер фон Шварценбург не оправился от шока, едва не лишившись жизни, застряв в отверстии между раем и адом. Грязный и оборванный, он нес околесицу, когда двое слуг помогали ему выйти из паланкина и подняться по ступенькам в зал капитула. Его серые щеки покрылись щетиной, грязные волосы спутались. Остальные делегаты выглядели не лучше.

Элизабет подумала, что в таком виде — в лохмотьях, с впалыми щеками и темными кругами под глазами — их вряд ли можно было отличить от виноградарей и батраков, — несмотря на то что местами на одежде проглядывали яркие цвета и дорогая ткань.

Элизабет наблюдала за радостными встречами рядом с Грет. Глазами она отыскала Оттилию, стоявшую с младшими детьми и старой Маргрет. Лицо ее застыло и не выражало никакой радости. Элизабет еще раз пробежала глазами грязных мужчин, которым определенно нужно было время, ванна и цирюльник, чтобы превратиться в каноников и советников, вызывающих уважение. Советника Ганса Майнталера она так и не обнаружила.

— Пресвятая Дева! Епископ не мог его убить! — вырвалось у Элизабет.

— Кого? — спросила Грет.

— Советника Майнталера. Его нет среди вернувшихся.

— Отца Оттилии?

Элизабет кивнула.

— Этого не может быть, — возразила Грет и поднялась на цыпочки, чтобы лучше видеть.

— Посмотри на Оттилию, она не может сдержать слез.

В этот момент Элизабет заметила в толпе мейстера Тюрнера. Высокий палач в сияющем на солнце красном камзоле возвышался над толпой, словно утес в реке, перед которым расступается вода. Но если речная вода касается утеса, то жители Вюрцбурга расступались в стороны, чтобы даже случайно не дотронуться до него. Хотя с мнением Тюрнера считались главы предместий и даже совет, но он относился к бесчестным лицам и его следовало избегать — никто не хотел рисковать потерей уважения к себе.

Мадам и ее протеже не нужно было истязать себя такими мыслями. Они также относились к изгоям с незначительными правами и должны были держаться в стороне от приличного общества.

Элизабет потянула палача за рукав.

— Мейстер Тюрнер, что произошло с советником Майнталером? Я не могу отыскать его среди освобожденных из крепости.

— Конечно, потому что он сидит в темнице нашего дорогого епископа, — угрюмо ответил палач.

— Что? Почему?

— Я могу только предположить, что епископ не захотел выпускать из рук все средства давления, пока выплачена только первая часть нашей контрибуции — я называю ее именно так.

— Получается, что может пройти много времени, прежде чем его освободят, то есть будут выплачены все гульдены.

Палач кивнул.

— Да, все зашло далеко, и епископ с полным правом может злорадствовать. Его долг перед высокопоставленными господами, окружившими город, будет уплачен, и он снова может рассчитывать на их дружбу и влезать в новые долги.

В последующие дни было выплачено девять тысяч гульденов, как только были проданы церковные драгоценности. Бургомистр скрепя сердце отдал ключи от ворот и башен старосте, передавшему их помощникам епископа. Каноник Арнольд Гервиг из Ноймюнстера и Иоганн Клаус оказались лицом к лицу с недоброжелательно настроенной безмолвной толпой горожан, выстроившихся вдоль дороги, когда ехали верхом к мосту, чтобы отвезти ключи епископу. Наконец окружавшее город войско отступило. Ворота снова каждый день открывались, и крестьяне, виноградари, мелкие лавочники и торговцы могли беспрепятственно входить и выходить из города. Все вздохнули с облегчением. Войско вытоптало и разорило незначительную часть полей, лугов и виноградников.