Своими глазами - Адельгейм Павел

Архиерей не допускал, чтобы ему, высокопреосвященному и всевластному владыке, в делах его епархии кто‑то диктовал или указывал. Он даже преследовал из представителей общин верующих тех, кто ссылался на такой церковный закон, как "Положение об управлении Русской православной церкви", который в принципе расходился с Ленинским декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви. Сам архиерей охотно пользовался этим законом, когда добивался того или иного домогательства в пользу церкви. Однако он всецело игнорировал такие пункты, где говорилось о правах членов общины и их ответственности перед гражданской властью.

Так, например, архиерей совершенно не признавал в этом законе 39 пункта, где говорится, что приходская община поручает своему исполнительному органу в составе трех человек хранить церковное имущество и вместе с настоятелем прихода нести ответственность перед гражданской властью.

Ермоген практикует в приходе другое.

По его инструкциям настоятель является полновластным хозяином прихода и несет ответственность за его хозяйственные дела перед епархиальным архиереем.

Упорно не допускал архиерей претворения в жизнь 42 пункта вышеуказанного закона, где говорится, что ревизионная комиссия общины верующих постоянно наблюдает за состоянием церковного имущества и расходом денег, ежеквартально производит документальную ревизию имущества и денежных сумм и свои выводы выносит на рассмотрение общего собрания прихожан. При наличии злоупотреблений, недостачи имущества или денежных средств, ревизионная комиссия составляет акт, который препровождает в местный горсовет или в сельсовет.

Вышеуказанной деятельности исполнительных органов приходских общин архиерей в своей практике не допускал. Там, где вскрывались хищения и растраты, как например, в приходах гг. Андижана, Самарканда, Ферганы и так далее, настоятели по указанию архиерея расправлялись с членами церковного совета и ревизионной комиссии, как с еретиками и клеветниками, и принимали все меры к тому, чтобы акты не попадали в местные органы советской власти.

Подчиняя себе приходские общины, Ермоген учреждал там единоначалие настоятелей, зависимых от него. В результате верующие попадали в зависимость духовенства, где настоятели являлись не только хозяевами приходов, но и непосредственно руководителями общин верующих, что противоречит советским законоположениям.

Изучив обстановку дел в приходах республики, я начал постепенно направлять это нарушение закона, что насторожило архиерея. Затем в начале минувшего года мною были приняты меры к восстановлению выборности исполнительных органов во всех общинах верующих с обязательной регистрацией избранных членов церковных советов и ревизионных комиссий уполномоченным Совета, о чем сообщил Ермогену.

Это законное мероприятие Уполномоченного Совета он воспринял как мое личное стремление лишить его власти над общинами верующих, что, по его мнению, шло в разрез с "Положением об управлении Русской православной церкви". Как‑то он заявил мне, что я нарушаю 35 пункт этого Положения, где говорится, что во главе приходской общины стоит настоятель, который управляет приходом. Я ответил ему, что основными законами государства: "Декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви" и о "Религиозных культах" от 8 апреля 1929 года. Подобных прав церковной епархии не предоставляется. Что касается "Положения, принятого поместным собором русской православной церкви, то следует полагать, что в результате нечеткой редакции в этом документе допущены некоторые противоречия.

Так, например, в 35 пункте говорится о том, что настоятель храма стоит во главе прихода и управляет им. Но ничего не сказано о том, перед кем несет ответственность за советских людей, объединенных в общину верующих, за государственное имущество, находящееся в пользовании общин и за ее хозяйственные дела: перед общиной верующих или местными органами советской власти? Видимо, перед теми и другими, но только не перед архиереем, о чем говорится дальше.

Согласно следующему, 36 пункту, настоятель храма является ответственным перед архиереем "за исправное совершение богослужения и духовное руководство приходом и приходской общиной". Значит, настоятель несет ответственность в приходе только за духовное наставление священнослужителей и верующих, но не за административно–хозяйственное управление делами общины.

За финансово–хозяйственные дела настоятель отвечает перед общиной и гражданской властью, что ясно видно из пункта 40, где говорится: "настоятель храма является членом приходской общины и председателем ее исполнительного органа (церковного совета)", который отчитывается перед общиной в лице ее "двадцатки". В то же время, как говорится в следующем, 41 пункте, этот "исполнительный орган (церковный совет) несет ответственность перед гражданской властью за сохранность здания и имущества храма".

Архиерей заявил мне, что он понимал и понимает этот закон по–иному. На что я ответил: если он подходит к толкованию этого закона не предвзято, то его заводит в заблуждение редакция 35 пункта. Я привожу все это подробно лишь потому, что в работе Уполномоченного Совета по обеспечению выполнения советского законодательства о религии и церкви, которым религиозные центры и духовенство лишено власти над общинами верующих, "Положение об управлении Русской православной церкви" стало камнем предкновения во взаимоотношениях с архиереем.

Совету следует дать указание всем Уполномоченным Совета, а также через патриарха всем архиереям в виде комментариев к толкованию выше разобранных мною пунктов Положения.

Поскольку Ермоген остался при своем мнении, а вышеуказанный церковный закон — "Положение об управлении Русской православной церкви" — продолжает действовать, несмотря на его грубое противоречие с принципами Советского государства, взаимоотношение у архиерея с Уполномоченным Совета не могло не обостряться. На всякое мое мероприятие, направленное на сдерживание и ограничение его деятельности по укреплению устоев религии и церкви, он немедленно реагировал и принимал контрмеры, используя для этого все свое преимущество: независимое положение от местных органов власти, неограниченную власть над духовенством, безподотчетные денежные средства, штат платных агентов в приходах, запугивание верующих, шантаж, провокацию и клевету.

За минувший год Ермоген 5 раз осаждал Совет и патриарха с провокационными жалобами на Уполномоченного Совета по Узбекистану, причем трижды обращался к председателю Совета по делам русской православной церкви при Совете Министров СССР с намерением опорочить деятельность Уполномоченного Совета, не представляющего ему прав непосредственно руководить общинами верующих, то есть верующими советскими людьми, что было ярко видно на делах приходских общин села Луначарского и г. Джизака.

И все же, несмотря на то, что председатель Совета дал отпор незаконным притязаниям архиерея Ермогена на приеме его 28 ноября 1959 года, заявив, что его поведение дает основание поставить вопрос о нем перед патриархом, Ермоген по возвращении из Москвы вызвал к себе настоятеля села Луначарского игумена Георгия Шатилова и заявил ему, что если он не собьет с прихода старосту Кравченко, то сам будет снят с должности настоятеля этого прихода.

Игумен Шатилов обратился ко мне с письменным заявлением по этому вопросу, в котором пишет, что епархия до сих пор не признает Кравченко В. С. старостой приходской общины села Луначарского, в силу чего Шатилов терпит неприятность от епархиальной власти. Сам он считает, что архиерей не прав, но если Кравченко не будет переизбран, то ему придется уйти из прихода. Архиерей наложил арест на деньги общины, находящиеся в сберкассе, которой предписал не выдавать денег по чекам за подписью настоятеля и казначея общины до особого распоряжения, демонстрируя этим самым свою власть над общиной верующих.

Все это говорит о том, насколько зарвался этот осколок царской империи Ермоген, который не считается с замечаниями и указаниями руководства Совета по делам русской православной церкви при Совете Министров СССР.