Княжич, князь - Глеб Корин

class="p1">— Как ты и просил. Просьбы же твои для нас по-прежнему как наказ строгий. Мы ведь ничего не забыли. Хе-хе… Что ж там наш батюшка игумен задумал-то такое, коль ему вдруг занадобилось старую дружину вновь собирать — страсть до чего любопытно! Только-только, понимаешь, я во скиту своем в самый смак покоя от тебя, отец настоятель, войти успел. Да и старец Димитрий наш во Лемеше своем благодатном. А тут нам вдруг нате на лопате: извольте-ка, соратнички дорогие, воротиться на прежнюю службу! Хе-хе… Али ты новыми подчиненными недоволен, аль они тобою? Ведь упреждал я тебя тогда: а не ходил бы ты во игумены. Упреждал? То-то. Хе-хе… Или, как говорят германцы, старые пферды борозды не портят и понадежнее новых будут, а?

— Да не говорят так германцы! — отец Варнава коротко хохотнул.

— Ну и дураки: такой ядреной мудрости себя лишают.

— Кстати, мастер Георгий с его-то молодыми летами давно ли принят во «старые пферды»?

— Да это я так, дабы складности слога не нарушать. Не можешь без нас, значит. Отрадно осознавать сие, зело отрадно и утешительно! Хе-хе…

— Верно осознаёшь, отец архимандрит. Только это далеко не всё. Окажи милость, подай-ка мне вон тот ларчик — тебе дотянуться сподручнее будет.

Напускное любопытство на лице отца Власия тут же заменилось настороженностью, едва из ларца появился убористо исписанный с обеих сторон листок тонкой, но плотной бумаги:

— Это что такое?

— Донесение от князя Гуровского и Белецкого Вука-Иоанна, переданное с младшим сыном его, княжичем Ягдаром-Кириллом. Нынче — князем.

— Как это — князем? Что еще стряслось, пока я в дороге пребывал? И сам-то он где сейчас?

— Эк тебя с вопросами понесло! Давай-ка не всё вдруг. Он сейчас во своей келии, уже отдыхает. У него нынче, скажем так, трудный день выдался. Теперь письмо прочитай. После этого я тебе кое-что расскажу. Потом еще с одной бумагой озакомишься и опять мой рассказ послушаешь. Раз уж Димитрий с мастером Георгием прибудут поздно, то подробно и совместно обсудим всё уже завтра, после праздничной службы да крестного хода.

Дверь приоткрылась. Грамотка тут же исчезла из рук архимандрита неведомо куда.

— А вот и чай! — покосившись в сторону отца Власия, брат Илия добавил осторожно:

— Важное, отец игумен.

— Сюда поставь. Благодарю. Можешь говорить свободно.

— Да, отче. Похоже, началось. Брат Авель деньги взял — только что мне доложил. Наказано ему завтра заднюю калитку отпереть, как только крестный ход обитель покинет да станет к полям сворачивать.

Отец Варнава выпрямился в кресле:

— Так. В дубраву к Ратибору — гонца, а ко мне — брата Иова. Немедля.

Старенький архимандрит Власий безмятежно прихлебывал горячий чаёк, жмурился и покряхтывал от удовольствия.

Глава XIII

Открыв глаза, Кирилл прежде всего увидел Белого Ворона, сидящего у его постели. Сквозь распахнутое настежь окошко внутрь вливались солнечный свет, легкая прохлада и особенный, не передаваемый словами запах раннего-раннего утра.

— С пробуждением! — сказал старец. — Хорошо ли отдохнул?

— Э… Да. Похоже, я во своей келии… А какой сегодня день?

— Ты действительно во своей келии, сегодня у всех нас четверток, а у вас праздник Назария Благодатного. Стало быть, с праздником тебя!

— А, ну да… Спасибо, Белый Отче.

— Одевайся и вновь садись на постель свою напротив меня.

— Ага. Я сейчас, я скоренько!

— Торопиться не надобно.

Тем не менее Кирилл постарался не затягивать приведение себя в надлежащий порядок. Поспешно занял указанное место, приготовился слушать.

— Хоть и в малом, а непослушание всё же проявляешь, — укоризненно заметил Ворон. — В этом весь ты в отца своего. Внутренняя спешка не враз уляжется, будет мешать тебе самому. Догадываюсь, что со времени нашей прошлой встречи уже успели набежать кое-какие вопросы. Можешь задавать их.

— Прямо сейчас?

— Если ничто не препятствует.

— Да… То есть, нет… Белый Отче, а почему у меня о вчерашнем дне два разных воспоминания? Вернее, вначале было одно. А потом я вернулся к этой… избушке вашей — и после того всё будто раздвоилось. Правда, в самом конце вы появились и там, и там. Еще и одинаково как-то.

— Потому что в одном случае я действительно присутствовал. И таковое же присутствие приложил ко другому воспоминанию.

— Как это?

— Долго растолковывать. И многого ты пока понять не сможешь.

— Ага… А вот как тут оказался — о том ничего не помню.

— Я тебя сюда привел, спать уложил и поблизости пребывал.

— Неужто всю ночь? — поразился Кирилл.

— Не всю, — очень просто ответил Ворон. — Но навещал время от времени. Еще открою, что во время сна твоего заглянул вглубь тебя. Со вниманием заглянул. Теперь следующее: узнал я от Виданы, что вы с нею можете встречаться разумами. Причем, даже на изряднейшем расстоянии. Так это?

Кирилл смущенно завозился, кивнул с усилием.

— Вчера ты рассказывал мне о странных видениях своих. А сегодня — об этих причудах памяти. Нетрудно догадаться, что с неких пор чей-то сторонний разум точно так же пытается проникнуть в твой.

— Зачем, Белый Отче? — вырвалось у Кирилла.

— Пока не ведаю. Скажи-ка вот что: сможешь ли ты определить, какое воспоминание было истинным, а какое навеянным, ложным? Напомню, что пока ты спал, я видел оба в малейших подробностях.

Прикрыв глаза и время от времени хмурясь, Кирилл погрузился в размышления. Наконец пришел к какому-то выводу, сказал не очень уверенно:

— То, в котором присутствовали Ратибор и дубравские ребята, было ложным.

— Объясни, почему.

— Ну… Там было нечто не совсем обычное — и ветки орешника, которые послушно расступались перед Ратибором, и его чудесное исцеление моей ноги… Я ошибаюсь? — поспешно спросил он, не увидев на лице Ворона признаков ожидаемого подтверждения.

— Да, ошибаешься. Мысль, что и сам ты изрядно необычен, однако существуешь в действительности, в твою голову не пришла? Ладно, ладно, оставим это. Вовсе не желал смутить тебя… А странностей в другом воспоминании ты не приметил?

Кирилл пожал плечами:

— Разве что скучноватым оно было, каким-то чересчур обыденным.

— Тогда вот о чем задумайся: все люди в нем — и сословий разных, и стар, и млад — говорили совершенно одинаково. Так, будто слова за них произносил один и тот же человек. Только картинки тебе показывал разные.

— Ух ты… А ведь верно, Белый Отче! И как же я сразу на это внимания не обратил? Хотя погодите… Но мне хорошо помнится, что мои собственные речи… там… были точь-в-точь такими же, как и… здесь.

— Конечно. Потому что даже там ты и думал, и говорил сам за себя. Разумеешь? Еще добавлю, что никакой мельницы