Путешествие на "Кон-Тики" - Тур Хейердал

Тем не менее у трех человек в резиновой лодке все же были кое-какие шансы, а у человека в море никаких шансов не было.

И вдруг Кнут разбежался и нырнул головой вниз в море. Он держал в руке спасательный пояс и заметно продвигался вперед. Каждый раз, когда на гребне волны показывался Герман, Кнут исчезал между волнами; и каждый раз, когда появлялся Кнут, исчезал Герман. Наконец мы увидели обе головы рядом. Им удалось встретиться, и теперь оба держались за спасательный пояс. Кнут махал рукой. Резиновую лодку мы уже подняли, и теперь все четверо ухватились за веревку спасательного пояса и тащили изо всех сил, не спуская глаз с огромной тени, видневшейся сейчас же за спинами обоих мужчин. С Кнутом, когда он плыл к Герману, чуть было не случился удар, когда он внезапно увидел над поверхностью воды огромный зелено-черный треугольный плавник таинственного зверя. Только один Герман знал, что этот плавник не принадлежал ни чудовищу, ни акуле и вообще никакому животному. Это был угол непромокаемого спального мешка Турстейна. Но спальный мешок недолго плавал после того, как Герман и Кнут здравыми и невредимыми были наконец водворены на борт. Кто-то, упустив более солидную добычу, утянул в морскую пучину спальный мешок.

- Хорошо, что меня там не было, - сказал Турстейн, продолжая управлять плотом.

Однако в тот вечер было мало шутливых замечаний. После этого происшествия мы еще долго чувствовали, как по спине пробегают холодные мурашки. Но мрачное чувство смешивалось с чувством теплой благодарности за то, что нас было по-прежнему шестеро на борту.

Кнуту было сказано в этот день много хороших слов; говорили их и Герман и мы.

Однако у нас было мало времени на размышления о случившемся. Небо над нашими головами заволакивалось черными тучами. Порывы ветра становились все сильнее, и с наступлением ночи разразился новый шторм. Мы решили оставить спасательный пояс на длинной бечевке в море за плотом, чтобы можно было ухватиться за него в случае, если кто-нибудь из нас окажется поело резкого порыва ветра за бортом. С наступлением ночи густая, непроницаемая мгла опустилась на плот и океан, нас швыряло во тьме то вверх, то вниз, и мы чувствовали и слышали шторм, завывавший в мачтах и штагах. Иногда сильный порыв ветра яростно бросался на упиравшуюся бамбуковую хижину, и мы опасались, как бы ее не снесло. Но она была укрыта парусиной и тщательно принайтована. Мы чувствовали, как "Кон-Тики" то поднимало, то бросало, и его бревна двигались, как клавиши пианино, Мы каждый раз удивлялись, что через широкие щели между бревнами проникала не вода, а свежий воздух; они действовали, как кузнечные мехи, нагнетавшие сырой воздух.

В течение пяти суток многобалльный шторм чередовался со свежим ветром, море было покрыто широкими ложбинами, заполненными брызгами пенящихся серо-синих волн, гребни которых под натиском ветра стали длинными и плоскими. Наконец на пятый день облака сперва пропустили клочок голубого неба, а затем зловещие черные тучи исчезли вместе со штормом и победило голубое небо. Мы выяснили, что у нас сломалось кормовое весло, лопнул парус и все килевые доски свободно болтались, так как удерживавшие их под водой тросы лопнули. Но мы и груз были совершенно невредимы.

После двух штормов крепления "Кон-Тики" стали гораздо слабее. Бесконечное нырянье по крутым волнам растянуло тросы, и они от непрерывного движения бревен то вверх, то вниз глубоко врезались в бальзовое дерево. Мы благодарили все небесные силы за то, что поступили, как индейцы, и не применили стальных креплений, которые в шторм просто-напросто перепилили бы весь плот на куски. Нам повезло и в том отношении, что мы не связали плот из сухого бальзового дерева, легко держащегося на воде. Это неминуемо привело бы к тому, что древесина пропиталась бы морской водой и плот уже давно бы пошел ко дну. Сок, сохранившийся в свежих бревнах, не давал пористой бальзовой древесине впитывать воду. Однако тросы уже настолько ослабели, что было рискованно попасть ногой между бревнами - они с силой сталкивались между собой и могли легко ее раздавить. На носу и на корме, там, где не было бамбуковой палубы, мы напрягали колени, когда стояли на двух бревнах, широко расставив ноги. Бревна на корме из-за мокрых водорослей были скользкими, как листья бананов; и хотя мы проложили тропинку и наложили на водоросли широкую планку для вахтенного рулевого, все же, когда волны ударяли о бревна, устоять было трудно. С левого борта одно из девяти гигантских бревен денно и нощно с глухим мокрым стуком молотило по поперечному бревну. Канаты, связывающие две наклонные мачты вверху, жалобно скрипели, потому что степсы[31] мачт были независимы друг от друга, они были в разных бревнах.

Мы отремонтировали кормовое весло, срастив его твердыми, как железо, длинными валками из мангрового дерева. Эрик и Бенгт привели в порядок парус. "Кон-Тики" снова поднял свою голову, расправил грудь, и мы пошли по направлению к Полинезии. Кормовое весло танцевало сзади по волнам, которые с хорошей погодой снова стали тихими и ласковыми. Но килевые доски уже не были такими надежными: они не оказывали, как раньше, сопротивления воде, потому что соскочили с места и болтались непривязанными под плотом. Было бесполезно проверять состояние тросов в подводной части плота, потому что они совершенно заросли водорослями. Подняв всю бамбуковую палубу, мы увидели, однако, что порвались лишь три главных троса: они износились из-за давления на них груза. Было ясно, что вес бревен увеличился вследствие того, что они пропитались водой, но груз стал легче, потому что мы уже израсходовали большую часть воды и продовольствия, а также сухих батарей. Так что одно уравновешивало другое.

После недавнего шторма одно, во всяком случае, было несомненно: плот выдержит то небольшое расстояние, которое отделяло нас от земли. Но возникала совершенно новая проблема: как окончится путешествие?

"Кон-Тики", без сомнения, будет неуклонно пробиваться на запад, пока не наскочит своим носом на скалу или на какое-либо другое неподвижное препятствие, которое его задержит. Наше путешествие закончится только тогда, когда мы все, целые и невредимые. приплывем к какому-нибудь из многочисленных полинезийских островов, лежащих на нашем пути.

Когда мы вышли из последнего шторма, было совершенно неизвестно, куда же плот все-таки попадет. Мы находились на одинаковом расстоянии как от Маркизских островов, так и от островов группы Туамоту и могли совершенно спокойно пройти между ними, не заметив ни одного острова. Ближайший из Маркизских островов находился на расстоянии 300 морских миль к северо-западу, а ближайший из островов Туамоту в 300 морских милях к юго-западу, в то время как направление ветра и течения были неопределенны и несли нас в основном на запад, к широкому океанскому проходу между обеими группами островов.