Враг рода человеческого - Вольфганг Хольбайн

— Что здесь произошло? — спросил Шнайдер.

— Он убил его, — продолжал все так же бессвязно бормотать Йоханнес. — Просто взял и убил. Без всяких причин и…

— Кто это был? — перебил его Шнайдер и, видя, что Йоханнес не собирается отвечать на его вопрос, схватил священника за плечи и начал так сильно трясти, что у того залязгали зубы. — Кто?

— Один… один человек, — заикаясь ответил Йоханнес, который все еще продолжал упорно глядеть на Александра, несмотря на то, что Шнайдер тряс его за плечи.

— Человек? Какой человек? Что здесь произошло? — Шнайдер ни на секунду не усомнился в том, что Йоханнес не причастен к этому преступлению. Хотя, конечно, с другой стороны, доктор не знал этого молодого человека. И если тот на самом деле вовсе не был священнослужителем, то вполне мог оказаться бессовестным убийцей.

— Я… я не знаю, — запинаясь, ответил молодой человек. — Он так неожиданно появился здесь и… и убил его. Но почему он это сделал? О Боже, я не могу понять, почему он это сделал!

Шнайдер начал подозревать, что ему так и не удастся получить вразумительный ответ от Йоханнеса. То, что здесь произошло, совершенно выбило молодого священнослужителя из колеи. Но кое-какие сведения Шнайдеру все же удалось у него получить.

— Этот человек все еще здесь? — спросил врач, тут же испугавшись того, что Йоханнес сейчас кивнет и покажет на дверь в кабинет. Но несмотря на это, ответ священника не удивил Шнайдера.

— Он… он пошел к Бреннеру.

Бреннер… Шнайдеру показалось, что именно это он и ожидал услышать. Ему трудно было сложить всю эту разрозненную информацию в одну целостную картину, однако он о многом начал догадываться.

Шнайдер встал, подошел к столу и снял телефонную трубку, чтобы набрать номер полиции.

Порывистый ветер подгонял Вайкслера в спину. Пробираясь сквозь снежный буран, он был твердо убежден в том, что эта завывающая вокруг него вьюга будет последним, что он увидит и услышит в своей жизни. Вайкслер не испытывал страха при такой мысли. Смерть казалась ему избавлением от ужаса, пережитого им в спортивном зале. Вероятнее всего, ему не придется долго мучиться — ведь смерть от переохлаждения считалась легкой смертью. А температура воздуха тем временем продолжала стремительно падать. Вайкслеру казалось, что его дыхание превращается в лед еще прежде, чем воздух вырвется из его губ. Ледяной ветер пробирал его до костей так, словно на нем и не было теплой куртки. Вайкслер окоченел, у него не было больше сил держать в руках оружие, и он потерял свой автомат где-то по дороге.

Но он так и не умер. Судьба не захотела обойтись с ним милосердно. Снежная буря поиграла с ним немного, покрутила его в своем водовороте, но не убила, а вынесла к освещенному школьному зданию, расположенному на другом конце двора. На первом этаже этого дома находился временный командный пункт. Самое странное заключалось в том, что здесь как будто и не было снежной бури. Взору Вайкслера предстала мирная картина: сквозь большие застекленные окна падал неоновый свет, который, несмотря на свой холодный оттенок, вселял в душу уверенность и обещал тепло. Жизнь там, за окнами, казалось, самым решительным образом отличалась от бушующей на дворе непогоды, поглотившей Вайкслера и вновь извергнувшей его. На стенах висели яркие детские рисунки, наглядные пособия и таблички с отдельными печатными буквами. На стеклах были наклеены узоры из прозрачной разноцветной бумаги, отбрасывавшей цветные тени на снег. В эту мирную обстановку совершенно не вписывались двигавшиеся за стеклами люди, одетые в пятнистую камуфляжную форму, а также массивный радиопередатчик, стоявший на учительском столе, и карта местности, висевшая на школьной доске. Однако все эти инородные детали не могли разрушить того мирного впечатления, которое оставляла эта картина.

Может быть, самым верным словом для обозначения всего этого было слово “сюрреализм”. Состояние, в котором находился Вайкслер, не позволяло ему проанализировать все увиденное и воспринять его. Однако он не мог не заметить, что поднявшийся на дворе буран вовсе не был обычной снежной бурей. В его душе вновь начал подниматься страх. Ветер и снег неистово бушевали на крохотном, строго ограниченном участке двора. Теперь же Вайкслер снова отчетливо видел небо над своей головой. Оно было совершенно ясным, как и сама ночь, царящая здесь. Похоже, что вьюга бушевала лишь вокруг здания спортивного зала. И ее вой лишь едва доносился сюда. В то же время Вайкслер хорошо различал голоса своих товарищей, находившихся в школе. Они вели, как это бывает, разговоры ни о чем и смеялись. Никто из них даже не заметил то, что происходило на улице.

Вайкслер, пошатываясь, поднялся по ступеням крыльца, но не смог открыть массивную дубовую дверь. Его пальцы окоченели от холода и сильно болели. Лишившись последних сил, Вайкслер опустился на землю рядом с дверью и, прислонившись к ней спиной, взглянул в ту сторону, откуда пришел. Снежный буран продолжал бушевать с прежним неистовством. Ветер, казалось, даже усилился. Но в самом эпицентре вихря теперь что-то чернело. То, что Вайкслер принял за бешеную пляску ледяных колючих снежинок, имело свою субстанцию. Ужасное порождение тьмы, исчадие ада не собиралось оставаться в спортивном зале, оно последовало за Вайкслером. Мертвецы шли за ним по пятам, и Вайкслер знал, что ему никогда не избавиться от них. Он прикоснулся к оборотной, темной стороне мира, принадлежавшей мертвым, и поэтому мертвые устремились за ним, чтобы забрать его к себе, потому что он теперь тоже принадлежал им. Однако Вайкслер все еще не сдавался. То, что он не боялся смерти, совсем не означало, что он не боялся умереть.

Пальцы все еще не слушались его, и тогда Вайкслер нажал на медную ручку двери локтем, одновременно толкая створку плечом. К его удивлению, ему сразу же удалось открыть дверь. Шатаясь, он переступил порог и, свернув налево, миновал полсотни висящих на низеньких вешалках, предназначенных для первоклашек, пятнистых курток.

Дежурное помещение находилось сразу же за первой дверью. Кроме двух дежурных офицеров, здесь в этот момент были трое солдат: двое из них сидели развалясь у столика, на котором стояла кофеварка, и тихо переговаривались, а третий пытался надеть свою куртку, никак не попадая рукой в левый рукав, причем на его правом плече уже висел автомат, и все это выглядело довольно комично. Это был сменщик Вайкслера, который готовился заступить на пост.

Когда Вайкслер переступил порог дежурного помещения, все голоса в комнате сразу же смолкли. Один из солдат, сидевших у кофеварки, поперхнулся кофе и чуть не выронил из рук бумажный стаканчик, а другой все еще продолжал улыбаться, но улыбка его теперь была скорее похожа на застывшую гримасу. Сменщик Вайкслера застыл на месте в нелепой позе. И лишь самый молодой из двух дежурных офицеров прореагировал так, как предписывали инструкции. Он не стал тратить время на испуг и растерянность, а сразу вскочил с места, одновременно призывая жестом всех находящихся в дежурке к спокойствию.

— Вайкслер? Что случилось?

Вайкслер попытался ответить, но ему это не удалось. Его губы онемели от холода, а сердце так сильно билось в груди, что у него перехватило дыхание.

— …терять времени… — выдавил он из себя. — Они… сейчас будут здесь!

— Ха-ха! Я отлично знаю, что немного задержался, но это еще не значит, что сразу же надо паниковать! — сменщик Вайкслера попытался разрядить атмосферу, но никто не засмеялся. Похоже, никто даже не слышал этих слов, кроме одного из дежурных офицеров, который бросил на солдата гневный взгляд.

— Итак, Вайкслер, что случилось? Сделайте глубокий вздох и рассказывайте!

Глядя в окно, Вайкслер действительно последовал совету офицера и втянул в легкие побольше воздуха. Это было невероятно, но отсюда буран казался легкой поземкой. Ни о какой вьюге не могло быть и речи. Завывание ветра, похожее на вой тысячи спущенных с цепи собак, казалось теперь далеким шумом, а снежный буран выглядел отсюда довольно привлекательно, словно легкий вихрь кружащихся в воздухе снежинок. Что-то страшное надвигалось на людей.

— Итак? Мы слушаем!

— М-мертвецы, — выдавил из себя Вайкслер. — Они… они… ожили и встали.

Последние слова он произнес с такой дрожью в голосе, что они прозвучали совершенно неправдоподобно.

Но никто даже не улыбнулся.

— Я не понял, что вы сказали? — дежурный офицер сделал большие глаза от изумления. — Что все это значит? Что, черт возьми, вы хотите этим сказать? Немедленно отвечайте!

— Они ожили! — повторил Вайкслер срывающимся голосом. — Мы должны уносить отсюда ноги! Они скоро будут здесь! Неужели вы не понимаете?

Конечно, его никто не понимал. Да и кто мог бы понять его в этой ситуации? Но у Вайкслера не было времени на объяснения. Мертвые шли за ним по пятам, и он чувствовал, что они уже близко. Совсем близко.