«Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов

Рядом чуть слышно пискнул Родион, страшившийся подать свой голос и сжавшийся в тугой комочек. Парень с собачьей тоскою в глазах взирал на пятерых неулыбчивых монголов, что продолжали сидеть в седлах каменными истуканами, какие встречаются иной раз в степи.

Старший из похитителей что-то гортанно произнес, абсолютно для них непонятное, при том, для лучшей убедительности, тыкая грязным пальцем в сторону поросшего ковылем бархана.

– Что вы говорите? – кое-как выдавил из себя Пасюк, в третий раз за долгое путешествие услышавший монгольскую речь. Неразговорчивы были с ними похитители и словоохотливых жертв приучили к молчанию – монгольская плеть оказалась ничем не лучше казачьей нагайки и понимание в головы вбивала быстро и жестко. Да и не столько ум тут внимал, сколько поротая задница.

– Туда иди. Паровоз. Ту-ту! – монгол смешно изобразил сигнал, вот только Пасюку было не до смеха, ибо степняк закончил решительно, злобно сверкнув глазами. – Уезжай! Убьем!

С трудом, словно тяжело заученное, произнес монгол эти русские слова. Потом пошарился в седельной суме и неожиданно кинул Пасюку небольшой кожаный мешочек, звякнувший при ударе о землю. Затем небрежно бросил кинжал в потертых ножнах и что-то громко гыркнул своим спутникам, что продолжали на них взирать с высоты седел, положив поперек их короткие кавалерийские винтовки.

Степняки живо развернули коней, заодно прихватили лошадок как своих недавних жертв, так и заводных, и тут же пошли рысью, скрывшись через пять минут за холмами.

– Однахо…

Только и смог сказать Пасюк, еле шевеля языком, отвыкшим от работы за это время, и посмотрел на Родиона, пребывающего в точно таком же ошарашенном состоянии.

– Не было печали, купила баба порося! Это куда же нас окаянная судьбинушка-то забросила?!

Родион Артемов

– Ни хрена они нам поездку устроили! – Родион болтал, не умолкая ни на секунду, только и мечтал поговорить за все время вынужденного воздержания от вербального общения, которое, как оказалось, переживается намного острее, чем половое. – Знал бы, трижды подумал, чем отказ Эрдени давать. Ни хрена папаша ее отомстил…

– Не в Баяне дело! – усмехнулся Пасюк.

– А в ком же?!

Взвился Родион моментально, все эти дни строя планы отмщения коварному буряту, что вначале подложил им дочек. А как не вышло, то устроил им вместо медового месяца две недели мучений впроголодь, а вместо свадебного путешествия тягостный круиз по степному морю под палящим, будто и не майским солнцем.

– Мы там лишние, Родя, а потому нас тихо выпроводили, когда поняли, что не пожелаем прозябать в стойбище. Так что грех жаловаться, могли бы и прирезать.

– Так Шубин же Баяну этому отомстит…

– Ты что, Родя, бурята от монгола отличить не можешь? Они одеты как нукеры, воины то есть. Судя по всему, какой-то князь их послал – по наводке одного ламы, о котором мне Галсан говорила!

– При чем здесь ламы? Кто их всерьез воспринимает?! Они же умеют только в бубен бить…

– Поосторожнее на поворотах, Родя. А то самому бубен набьют вскорости. Ламы не камлают, они буддисты. Это шаманы делают, а то совсем иная опера. И учти на будущее мой добрый совет – если что-нибудь не понимаешь, то не суди опрометчиво, как говаривал кардинал Ришелье в свое время. Они намного умнее, чем тебе кажется, и, зачастую логику их поступков понять трудно. Но она есть…

Пасюк задумался, а Родион не стал противоречить, хотя и подмывало. Нашел кого ровнять – профессионального музыканта, консерваторию окончившего с отличием, и грязного скотовода, который в баню-то раз в месяц ходит, уж больно юрты потом пропахли, да еще вонью какой-то.

На этой мысли Артемов тихо выругался, поняв, что немного перегнул палку – от него самого сейчас разило намного круче – таким грязным до отвращения он никогда себя в жизни не чувствовал.

– Да, одежка у нас сама-то! – Пасюк словно прочитал его мысли и сам разразился вычурной бранью, смачной и кудреватой.

Действительно, еще в юртах с них содрали абсолютно всю одежду, не оставив ничего, даже нательные крестики сняли. Артемов тогда подумал, что все – конец! Ведь перед казнью жертву завсегда раздевают!

Однако их тут же переодели. К великому удивлению, в чистую и новую монгольскую одежду, в синие, отороченные дорогим шелком халаты. Дали хорошо стачанные кожаные сапоги и высокие островерхие шапки. Даже вышитое китайскими дракончиками нижнее белье напялили, куда круче застиранных подштанников из желтоватой дешевой бязи.

Щедро переодели, не жмотясь, круто и стильно по местным меркам – и перевоплотились два русских мужика в одно мгновение в монгольских нойонов, или бурятских тайшей, что скорее всего, ибо «раскулачили» явно Баяна, выгребли из его сундуков самое лучшее.

Но сейчас шикарная прежде одежда пришла в крайне непрезентабельное состояние – синий цвет от пыли превратился в серый, и пахло за версту едким конским потом и не менее вонючим мужским запашком.

Да и питались они в дороге скверно, два раза всего останавливаясь в бедноватых стойбищах. Остальное время грызли похожие на подошвы ломти вяленой конины, закусывая их твердокаменными лепешками, которые размачивали в воде.

Исхудали от этой принудительной диеты они невероятно, хотя жирком и раньше не хвалились, а тут высохли так, что тесноватая одежда Баяна стала Артемову в самый раз, а вот на Пасюке одеяние болталось, как на детских плечиках ватник золотаря.

Подумав про то, Родион осекся – в последнее время он стал опасаться своего старшего товарища: тот явно темнил, уходил от ответов, и вместе с Шубиным заставили его разыграть спектакль с побегом красному командиру, что измывался над ним в Шимках.

Этот краснопузый, по мнению Родиона, оказался на проверку вполне нормальным русским мужиком, и который был ему ближе по духу, чем то казачье, что полоскало его в ледяной воде и пороло нагайкой.

Но разве изложишь эти мысли Пасюку? Ведь враз придушит, как куренка, руки у него по локоть в крови стали. Народу целую прорву ухлопал и еще улыбается…

– Ножичек хороший, сгодится!

Родион отвлекся от мыслей и увидел, что Пасюк уже приспосабливает к поясу длинный кинжал.

– А здесь что такое тяжелое? Никак монеты?

Завязки были сдернуты, и из кожаного мешочка буквально хлынул золотой водопад, в котором редкими вкраплениями белели серебряные кружочки, будто рыбные чешуйки.

– Однахо! – с трудом выдавил из себя Родион, зачерпнув горсть монет. Он старательно поморгал глазами, стремясь прогнать наваждение, но нет – золото никуда не делось, продолжая приятно оттягивать ладонь…

Командир комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев

– Здравствуй, товарищ Ермолаев. Давно не виделись!

От знакомого скрипучего голоса Либермана, раздавшегося за спиной, Пахом вздрогнул и обернулся.

Начальник Особого отдела словно не заметил такой реакции, держался просто, будто встретил старого знакомца в дешевой харчевне и собирается выпить с ним шкалик водки, как в старое время. Вот только мнимое это было добродушие – глаза чекиста горели нехорошим огоньком.

Да и встретились они не за столом, а на Большой улице, что рассекала город пополам – от набережной Ангары, где еще высился памятник императору Александру III, до крутого бережка меленькой речушки Ушаковки, в устье которой пустили на «распыл» бывшего незадачливого Верховного правителя адмирала Колчака.

Дома стояли грязными и неприветливыми, стекла окон не мыты вечность. Пахом иногда удивлялся, почему так происходит, откуда берется такая убогость и грязь, стоит только утвердиться Советской власти, но одергивал себя постоянно, списывая все на войну и разруху, надеясь, что с наступлением мира и утверждением власти рабочих и крестьян все наладится и появится то самое светлое будущее, о котором постоянно вещали большевики. И он верил в это, не мог не верить! Ведь иначе зачем было затевать и делать революцию?!

– У меня для вас приятная новость, товарищ Ермолаев, рад вам ее сообщить!

Либерман улыбнулся, взяв короткую паузу. От мучительного ожидания у Пахома вся спина покрылась потом – ничего хорошего от такого начала разговора он не ожидал.

– Ваш рапорт удовлетворили, и вы переведены на службу в Особый отдел. Так что поздравляю!

– Но как же, – совершенно растерялся Пахом. – Я же…

– Мы знаем, что сейчас вы переведены в разведотдел армии, и то, к чему готовимся. Работайте дальше и хорошо трудитесь, честно, как надлежит бойцу революции. Это будет нам во благо. Но с этого дня вы служите в ЧК, так что никогда не забывайте, какая сила стоит за вашей спиной. Карающий меч революции!

Пахом сник, внутри все разом заледенело. Надежда на то, что о нем забыли, погасла сразу, будто на едва-едва тлеющие угли разом обрушили ведро холодной воды. Пшик, и все!