Книга драконов - Брюс Скотт Гордон

В XIX в. интерес к драконам и европейскому Средневековью возродился с новой силой. Это увлечение отразилось в детских книгах о святых и героях, в которых также фигурировали драконы в освященной временем атрибутике: с огромными крыльями, атакующими хвостами и огненным дыханием. Однако к началу ХХ в. два детских писателя — Кеннет Грэм и Эдит Несбит — изменили традиционное изображение средневековых драконов, представив их непонятыми, несчастными в роли злодеев и готовыми подружиться с человеком. Они создали модель дракона-союзника вместо дракона-соперника, и их истории проложили путь для многих произведений в стиле фэнтези об успешном сотрудничестве и взаимопонимании между драконом и человеком, ставших уже современной классикой, включая книги Рут Стайлс Ганнетт «Папин дракон» (1948), Энн Маккефри «Всадники Перна» (с 1967 г. по настоящее время), двенадцать книг Крессиды Коуэлл из серии «Как приручить дракона» (2003–2015), тетралогию Кристофера Паолини «Наследие» (2003–2011) и многие другие. Эта же тема возникает в популярной песне Питера Сигера «Пафф — дракон волшебный» (1963) о маленьком мальчике, который вырастает и забывает о своем друге — драконе. И даже фэнтезийный цикл Джорджа Мартина «Песнь льда и пламени» (публикуется с 1996 г.), где драконов используют для военных действий, во многом следует путем, проложенным этими авторами.

Вирджиния Фрэнсис Стеррет. Иллюстрация к сборнику сказок «Тэнглвудские истории». Wikimedia Commons

Зверь, похожий на ящера

За десять лет до создания прославившей его книги «Ветер в ивах» британский автор Кеннет Грэм (1859–1932) полностью изменил традиционное для западной литературы изображение драконов, написав короткий рассказ для детей «Нерешительный дракон[209]». В этой очаровательной сказке двое детей в поисках воображаемого чудовища узнают давнюю историю о встрече мальчика с драконом неподалеку от деревни у холмов Беркшир Даунс в графстве Оксфордшир. Несмотря на устрашающую внешность, этот дракон вел себя совсем не по-драконьи и не проявлял интереса ни к накоплению сокровищ, ни к нападению на местных жителей. Вместо этого задумчивое создание оказалось «счастливым лежебокой-лентяем, валяющимся в траве, наслаждающимся закатами и рассказывающим анекдоты с бородой». Тем не менее местные жители судили о драконе по его внешности и призвали святого Георгия, чтобы убить дракона, о чем мальчик предупредил симпатичного монстра. Очень скоро мальчик вместе с драконом смогли убедить святого, что зверь не опасен. В постановочной схватке святой Георгий покорил чешуйчатое существо и провозгласил, что дракон больше не представляет угрозы; и с тех пор зверь мирно жил по соседству с людьми.

Следы на снегу неизменно трогают за душу еще с тех пор, как снег впервые явился белым чудом в нашем тусклом мире. В сборнике стихов, который тетя подарила одному из нас, есть стихотворение некоего Вордсворта с очень проникновенным изображением одиноких следов на снегу. Впрочем, мы были невысокого мнения как о стихах, так и об описанных в них чувствах. Отпечатки на песке — это совсем другое дело, и мы охотно разделяли переживания Робинзона Крузо, но никак не Вордсворта. Восторг и предвкушение, любопытство и волнение — вот какие эмоции вызывали у нас следы на песке или на снегу.

В то зимнее утро мы проснулись рано оттого, что комната казалась светлее, чем обычно. С удивлением мы поняли, что наши мечты об игре в снежки превратились в реальность, ожидавшую нас за порогом. Мы начали торопливо и беспорядочно одеваться, шнурки на ботинках представлялись нам излишним и бестолковым изобретением, а пуговицы на пальто — совершенно неуместным способом застегивать одежду. Нам не хотелось терять ни минутки, ведь на улице ожидал великолепный снег.

Этот дракон выглядит величественным, но не злобным. Иллюстрация Asanee Srikijvilaikul / Shutterstock

Настало время обеда, и нас буквально за шкирку пришлось тащить домой. Краткое перемирие на обед быстро закончилось, и мы снова вступили в снежную битву. Но на этот раз мы с Шарлоттой, утомленные сражением и попадавшими за шиворот снарядами-снежками, покинули утоптанный снежный газон и отправились за пределы нашего участка исследовать нетронутые просторы, покрытые девственно-белым снегом. Он простирался по обе стороны от нас — этот таинственный мягкий покров, полностью укрывший хорошо знакомый мир. Едва заметный отпечаток проступал там, где присела случайная птица, и больше никаких признаков жизни — вот почему эти странные следы показались нам особенно загадочными.

Сначала мы наткнулись на них в самом углу кустарника и долго их изучали, упершись руками в колени. Нас раздражало, что такие опытные следопыты, как мы, не могли опознать следы незнакомого животного.

— А, так ты не знаешь? — сказала Шарлотта с легким презрением. — Я-то думала, ты знаешь всех на свете животных.

Это замечание задело меня за живое, и я выпалил названия множества животных, включая обитателей Арктики и тропиков, но по-прежнему чувствовал себя неуверенно.

— Нет, — сказала Шарлотта, подумав, — это все не то. Скорее, похоже на ящеров. Ты называл игуанодона? Вполне вероятно, что он. Но он не английский зверь, а нам нужен английский. Я думаю, это дракон!

— Драконы вдвое крупнее, — возразил я.

— Ну, сначала все драконы бывают маленькими, — сказала Шарлотта, — как и все мы. Может, этот маленький дракончик просто потерялся. Было бы неплохо завести маленького дракончика. Может, он будет царапаться и плеваться, но это ничего. Давай его выследим!

И мы ступили в окутанный снегом мир, взявшись за руки, с бьющимися от предвкушения сердцами и в полной уверенности, что несколько размазанных следов помогут нам изловить небольшой экземпляр фантастического зверя.

Мы шли по следу через загон и вдоль ограды следующего поля, а потом зверь двинулся по дороге, как и всякий цивилизованный налогоплательщик. Здесь его следы затерялись среди прочих, но наше воображение и целеустремленность помогли определить направление, по которому двигался дракон. Да и следы время от времени появлялись снова — по крайней мере, так думала Шарлотта, а поскольку дракон принадлежал ей, то я предоставил ей право читать следы, а сам мирно трусил рядышком, радуясь любой экспедиции, чем бы она ни закончилась.

Шарлотта провела меня еще через одно поле или через два, потом через рощу и вывела на новую дорогу. Мне стало казаться, что только глупое упрямство заставляло ее упорствовать и притворяться, что она различает следы, вместо того чтобы честно признаться в своем заблуждении. Наконец, она с восторгом протащила меня через просвет в живой изгороди, явно ведущий на чей-то участок; и тут же простор пустынных полей, разделенных изгородями, исчез, и мы очутились в ухоженном уединенном саду, менее всего похожем на пристанище дракона. Очутившись в этом месте, я сразу понял, куда мы попали.

Это был сад моего приятеля-циркача, хотя я впервые проник в него через незаконный лаз с незнакомой стороны. Сам циркач прогуливался неподалеку по садовым дорожкам, покуривая свою трубку. Я почтительно приблизился к нему и спросил, не видел ли он недавно зверя.

— Могу я узнать, — очень вежливо поинтересовался он, — какого именно зверя вы разыскиваете?

— Это ящеровидный зверь, — пояснил я. — Шарлотта думает, что это дракон, но она ничего не знает о драконах.

Циркач медленно огляделся по сторонам.

— Боюсь, мне давно не встречался дракон в этих местах. Но если я ненароком увижу дракона, буду знать, что это ваш зверь, и немедленно отправлю его к вам.