Ложь во спасение - Линда Ховард

Вероятно, что-то случилось, и случайное замечание вызвало вспышку памяти. Он надеялся, что не все воспоминания будут ее так пугать. Джей и правду боится, что он перестанет хотеть ее, когда память вернется? Господи, разве она не чувствует, как сильно он ее любит? Это чувство за рамками памяти, въелось в кости, запрятано в самых глубинах существа.

Эми. Эми.

Имя вспыхнуло в сознании, как огонь, и внезапно он увидел маленькую девочку с блестящими темными волосами, она хихикала, пытаясь запихнуть в рот пухлый, весь в ямочках кулачок. Эми.

Сердце тяжело забилось. Память воспроизвела облик вместе с именем. Он не знал, кем она была, но знал ее имя, а теперь и лицо. Мысленная картинка исчезла, но он сосредоточился и обнаружил, что может вспомнить, по-настоящему вспомнить. Как он и сказал Джей, она должна быть дочерью друга, с которым познакомился после развода.

Он расслабился, довольный, что память укрепляется. Пресыщенное удовольствием тело почувствовало себя тяжелым и бескостным, грудь начала повышаться и опадать в глубоком ритме сна.

— Дядя Люк, дядя Люк!

Детские голоса отражались в голове, и кадры начали прокручиваться в мыслях. Два ребенка. Два мальчика носились по зеленой лужайке, скакали и вопили во все горло: «Дядя Люк».

Другая сцена. Северная Ирландия. Белфаст. Он почувствовал, как страх покалывает позвоночник. Два маленьких мальчика играли на улице, потом внезапно оглянулись, испугались и убежали.

Вспышка. Один из двух мальчиков поднял глаза, нижняя губа задрожала, в глазах слезы, и сказал:

— Пожалуйста, дядя Дэн.

Вспышка. Дэн Ретер складывал бумаги в свой новый стол, пока проплывали титры.

Вспышка. Наклейка на бампере микроавтобуса гласила: «Скоро я буду в Диснейленде». Танец Микки-Мауса…

Вспышка… мышь, бегающая по мусору в переулке…

Вспышка… граната медленно проплывает по воздуху и взрывает мусор с громким тяжелым звуком; потом удар потяжелее, и виден корабль…

Вспышка… белая парусная шлюпка с дерзкими красно-белыми полосатыми парусами, дрейфующая поближе к берегу, и загорелый парень на волнах…

Вспышка, вспышка, вспышка…

Сцены взрывались в голове и на самом деле были только вспышками, возникающими в мозгу, как страницы просматриваемой глазами книги.

Стив снова вспотел. Проклятье, эти воспоминания из потока сознания были адом. Что они означают? Реальные события? Он был бы счастлив понять, что происходило на самом деле, а что видел по телевизору или в кино, или, возможно, даже вспомнилось что-то из книг. Ладно, кое-что очевидно, как этот Дэн Ретер с титрами, проплывающими поверх лица. Но он много раз смотрел новости по сети, с тех пор как сняли повязки с глаз, так что это могут быть недавние воспоминания.

Но… Дядя Люк. Дядя Дэн. Что-то в этих детях и именах казалось очень реальным, так же как и в Эми.

Мужчина выбрался из кровати, очень осторожно, чтобы не разбудить Джей, и прошел в гостиную, где долго стоял перед затухающим огнем, глядя на жар тлеющих угольков. Он знал, что возвращение всей памяти где-то близко. Казалось, что надо только завернуть за угол, и все вспомнится; но выбраться из мысленного тупика не так легко, как думалось. За месяцы, прошедшие после взрыва, он стал другим человеком; он пытался соединить двух разных людей и слить их воедино.

Стив рассеянно потер кончики пальцев большим пальцем. Когда заметил, что делает, поднял руку, чтобы рассмотреть ее. Костные мозоли вернулись благодаря раскалыванию поленьев, но кончики пальцев были все еще гладкими. Сколько в нем осталось от себя самого, или его личность стерта так же окончательно, как отпечатки пальцев? Когда смотрит в зеркало, сколько там от Стива Кроссфилда, а сколько от пластической операции? Лицо изменено, голос изменен, отпечатки пальцев стерты.

Он новый. Возродился из тьмы, возвращен к жизни голосом Джей, зовущим его к свету.

Неважно, что он сделал или не вспомнил, у него есть Джей. Она стала его частью, и никакие операции не могут этого изменить.

Комната остывала, потому что погас огонь, и, наконец, Стив почувствовал озноб в голом теле. Вернулся в спальню, скользнул под стеганое одеяло и ощутил, как его окутало тепло Джей. Она что-то пробормотала, придвигаясь поближе к нему, даже во сне ища привычное положение.

Желание тут же пронзило его, настолько неотложное, будто он не удовлетворил его часом раньше.

— Джей, — прошептал Стив низким мрачным голосом и потащил ее под себя.

Она проснулась и потянулась к нему, руки скользнули вокруг его шеи, и в темноте они любили друг друга, пока не осталось места для других воспоминаний, кроме тех, что произвели вместе.

Глава 11

Они рано покинули дом следующим утром, чтобы встретиться с Фрэнком в Колорадо-Спрингс тем же днем. Джей чувствовала тоску, уезжая из коттеджа: он так долго был их личной вселенной, и вдали от него она чувствовала себя незащищенной. Только мысль о том, что они завтра вернутся, придала смелости для отъезда. Она понимала, что в конце концов придется навсегда оставить это место, но не была готова встретиться с этим лицом к лицу прямо сейчас, в этот день. Она хотела провести побольше времени с человеком, которого любила.

Джей собиралась спросить у Фрэнка имя американского агента, который якобы убит. Он мог не сказать ей, но она должна спросить. Даже если нельзя произнести имя вслух, ей необходимо знать, как звучит имя ее любви. Джей посмотрела на него, как умело он обращался с джипом, устойчиво держа его даже на снегу, и сердце замерло. Большой, грубоватый на вид и совсем некрасивый с перекроенными чертами лица, но один только взгляд этих жестких желтоватых глаз имел такую власть, что вызывал головокружение от восторга. Как они вообще могли когда-либо даже подумать, что этого человека можно выдать за Стива Кроссфилда?

Их хитрость пронизана дырками, но она ничего не замечала, потому что слишком сильно полюбила его, чтобы заботиться о деталях. Они понадеялись на шок и крайнюю необходимость, чтобы помешать ей задавать неприятные вопросы, на которые у них не было ответов, наподобие того, почему они не использовали группу крови или стоматологические карты собственного агента, чтобы определить личность пациента. Она чувствовала, что Фрэнк что-то скрывает, но слишком беспокоилась за «Стива», чтобы понять, что это нечто большее, чем умалчивание подробностей секретной операции. Правда состояла в том, что ее так легко ввели в заблуждение, потому что она сама этого хотела: после первоначального шока, когда Джей увидела, как он лежит на больничной койке, страшно изуродованный, и все еще борется с такой мрачной решимостью, пробивающейся в бессознательном состоянии, она не хотела ничего другого, кроме как быть рядом с ним и помогать ему бороться.