Отрок. Ближний круг (Часть 7-8) - Евгений Красницкий

— Ну, совсем мудрецами заделаемся! — Илья, видимо, решил, что пришло время ограничить полет мальчишеской фантазии. — Вот Корней возьмет палку, да покажет вам и академию, и Ристотеля Македонского, и с какой стороны хвост у морковки растет! Вроде о деле собрались поговорить, а заехали незнамо куда… Нам же еще доказать надо, что школа наша — дело стоящее, а вы названия от древних мудрецов перенимаете! Не в названиях дело!

«Э, нет, любезнейший! „Как вы яхту назовете, так она и поплывет!“ Впрочем, дискуссия на пользу».

— Наставник Илья прав — доказать свою полезность нам еще предстоит. — Мишка слегка поклонился в сторону Ильи. — Но и название, тоже, дело важное. Имя учебного заведения у учеников должно порождать чувство гордости, а у чужих — уважение. Ну назвали бы наши прадеды село на Ратным а, скажем, Бабьим, помогло бы это им дикий край языческий покорить или помешало бы? Назовем мы нашу школу, к примеру, курятником. Вернутся ребята в Туров, их спросят: где учились? Какой ответ лучше, «в курятнике» или «в академии»?

— Так никто же не знает, что такое академия! — исполнил роль «штатного» скептика Демьян.

— И очень хорошо! — отозвался Мишка. — Значит, начнут расспрашивать, интересоваться, потом между собой обсуждать. От этого слухи пойдут, разговоры, глядишь, и еще учеников нам пришлют. Ну, решили с названием? Другие предложения есть? Тогда, голосуем.

Демьян поднял руку вместе со всеми, но не преминул поинтересоваться:

— А если бы другие предложения были?

— Тогда голосовали бы за каждое в отдельности. — Пояснил Мишка. — Приняли бы то, за которое подали бы больше голосов. Да чего ты дурочку строишь-то? Никогда не слыхал, как голоса ратников на сходе считают?

— Слыхал, — согласился Демьян — но там, если голоса примерно поровну разойдутся, дело до следующего схода откладывается, потому, что если половина против, толку, все равно, не будет.

— Угу. Потому-то до сих пор никак тын обновить и не можем. Нет, господа Совет, у нас так нельзя! Поэтому, решения наши будут считаться принятыми, даже с преимуществом в один голос.

— Но нас же десять! — продолжал цепляться Демьян. — А если по пять голосов разложится?

— А у меня два голоса! — нахально заявил Мишка. — Как у старшины Младшей стражи и как у председателя Совета Академии! Кто-нибудь против?

— Сидетеля чего? — переспросил Илья.

Возникло такое ощущение, что смысл слова «председатель» он прекрасно понял, но почему-то решил изобразить некоторую придурковатость. Мишка уже открыл рот, чтобы пуститься в разъяснения, но краем глаза уловил кривую ухмылку Демьяна.

«Внимание, сэр Майкл! Илья постепенно освоился с ролью единственного взрослого и решил вас, слегка тормознуть, чтобы не заносились. Нормальный ход, поймите правильно и не вздумайте обижаться — теперь это будет повторяться периодически, не по злобе, а по праву совершеннолетнего мужа, оберегающего мальчишек от глупостей. Значит… надо не выеживаться, а поддержать, и самым, что ни наесть, решительным образом. Тем паче, что это соответствует вашим планам».

— Слово «предстоятель» знаешь? Тот, кто над другими поставлен! Наш же Совет, трудится сидя! На. Жо. Пе. — Мишка склонил голову и пристально посмотрел на то место, которым Илья соприкасался с лавкой. — Так, например, как наш многоуважаемый господин наставник Академии Архангела Михаила Илья Фомич.

— Вот еще… Фомич…

Илья неловко поерзал и в который раз принялся разглаживать растительность под носом, по всему было видно, что по отчеству его повеличали, может быть, впервые в жизни, а от длины и пышности собственного «титула» он даже слегка оробел. Кто-то из ребят хихикнул отчего «начальника тыла» и вообще бросило в краску.

— Что смешного?! — рявкнул Мишка. — Илья Фомич нам великую честь и доверие оказывает! Он в Совете единственный взрослый муж, и любая глупость, которую мы здесь сотворим, на его совести грузом повиснет! Поживите с его, хлебните всего того, что он испробовал, потом хихикать будете!

Судя по тому, как потупился Кузька, хихикал именно он, остальные ребята тоже засмущались (патриархальное общество, никуда не денешься), сам же Илья, еще недавно бывший простым обозником, похоже был готов провалиться на месте — в жизни в подобной ситуации не оказывался.

— Посему, — продолжил Мишка официальным тоном — надлежит нам просить уважаемого Илью Фомича принять на себя тяготу обязанностей Старейшины Академии Архангела Михаила и наделить его правом вето в Совете Академии.

— Правом чего? — переспросил Дмитрий.

«Вовремя спросил — надо дать Илье время опомниться, а то совсем растерялся мужик».

— Право вето, — принялся неторопливо объяснять Мишка — есть право одним своим голосом запрещать нам принимать любое решение. Мы, по молодости лет и неопытности, можем чего-то не знать или неправильно понимать, и Илья Фомич должен иметь возможность удерживать нас от неправильных решений. Или вы никогда не слыхали, как старики в Ратном отменяли решения схода?

«Черт его знает: было такое или нет? Наверняка, хоть и редко, но бывало, не зря же дед, перед тем, как решать судьбу семей бунтовщиков, стариков с серебряными кольцами собирал?»

Мишка молча несколько раз оглядел собравшихся, словно ожидая от них подтверждения своих слов, хотя, вообще-то, толком никто ничего сказать и не мог. Ни Илья, ни Кузьма с Демьяном на сходах не бывали, а остальные и вовсе были в Ратном пришлыми. Однако, как говорится, земля слухом полнится — Илья, прокашлявшись, заявил:

— Бывало такое, помню. В последний раз, старики Пимена, покойника, не дали сотником избрать, даже и до счета голосов не допустили — «Нет», сказали, и все! Или, вот, еще случай был: приглянулся одной бабенке вдовой паренек из пленников, и она… Э-э, нет, это, пожалуй, вам рассказывать рано…

— Значит, согласен Старейшиной Академии стать? — воспользовался паузой Мишка. — А, Илья Фомич? Челом бью от всего Совета! — Мишка, приложив руку к груди, склонил голову.

— Ну, что с вами поделаешь? Гм… Вы же, со своими Ристотелями, это самое…

«Дался тебе этот Аристотель! Еще интеллигентами вшивыми обзови…»

— Словом, удерживать от дури всякой… м-да, надо, куда ж денешься. — С заметным трудом подбирая слова, продолжил Илья. — Но я же грамоте не разумею, про мудрецов древних и не слыхал никогда… — Бывший обозник поскреб в бороде, по-стариковски покряхтел, усаживаясь на лавке поудобнее. — Да и вы, ребята, уж больно шустры, станете ли старика слушать?

«Чего он тянет-то? Блин! Ему же сразу соглашаться неприлично! По обычаю надо поломаться, заставить себя поуговаривать… Ладно: политес, так политес».

— Илья Фомич! Господин наставник! — завел Мишка проникновенным голосом. — Не о грамоте речь! О мудрости, о знании жизни, об опыте. Среди нас только ты один этими сокровищами владеешь!

— Так-то, оно, так… — Илья неторопливо, с достоинством, покивал. — Но тягота-то какая! Боюсь, непосильно мне будет, кабы нас несколько стариков здесь было…

— Управишься, Илья Фомич! — чуть ли не причитал в ответ Мишка. — Обычаи, от пращуров заповеданные, ты знаешь, времена старинные помнишь…

«Блин, помнит он! „Старец — борода заплесневела“. Лет на десять деда Корнея моложе. Да сколько ж эта комедия длиться будет? Как в сказке: „Мы, ученые коты, только с третьего разу соглашаемся“ Так три захода уже было… А! Понял: хоровое исполнение требуется!»

— Господа Совет! — обратился Мишка к отрокам. — Просите господина наставника согласиться!

— Илья Фомич, яви божескую милость! — первым заныл, как нищий на паперти Роська.

— Не оставь нас сирых и убогих! — хором подхватило трио музыкантов. — Снизойди к молению смиренному!

«Не хрена себе! Их что, Своята и побираться заставлял, что ли? Как по писанному шпарят!»

— Пролей свет мудрости… — проблеял Кузька.

— Во тьму нашего невежества! — в той же тональности закончил за брата Демьян, окончательно повергнув Мишку в изумление. Ничего подобного он от братьев никогда не слышал, и где набрались-то?

— Будь нам отца вместо! — возгласил Никола и выпучился на Петьку, с запозданием осознав двусмысленность своей фразы.

Петька тоже уже открыл было рот, но после слов Николы, так и не смог ничего из себя выдавить. Остальные, в течение нескольких минут, то наперебой, то хором, упрашивали Илью принять предложение и восхваляли его достоинства, как действительные, так и мнимые. Музыканты, к примеру, видимо отрабатывая давно заученный текст, даже повеличали бывшего обозника образцом христианского благочестия, светочем благонравия и мудрым советчиком начальных людей, Мишка, прямо-таки, обалдевал, а кандидат в старейшины то приосанивался, то конфузился, краснея и теребя под столом подол рубахи.