Дело Аляски Сандерс - Жоэль Диккер

до событий, которым посвящена эта книга, на меня напал ужасающий писательский ступор, страх белого листа. В надежде вновь обрести вдохновение я провел несколько недель у Гарри Квеберта.

Глава 12

С Гарри Квебертом

Аврора, штат Нью-Гэмпшир

29 февраля 2008 года

Прошло девятнадцать дней с тех пор, как я поселился у Гарри, в его величавом доме на берегу океана. Девятнадцать дней я тщетно пытался сколотить сюжет нового романа, но не в силах был написать первую строчку. По договору я был обязан представить рукопись в конце июня; издатель, Рой Барнаски, грозился подать на меня в суд, если я не уложусь в срок.

Большую часть времени я сидел в кабинете Гарри на первом этаже. В то утро я в отчаянии глядел на стопку белых листов, лежавшую передо мной. Причем атмосфера как нельзя лучше располагала писать: фоном звучала “Каста Дива” в исполнении Каллас, а за окном мягко, умиротворяюще падал снег.

На цыпочках, стараясь не произвести ни звука, вошел Гарри и поставил передо мной чашку с дымящимся кофе и пирожное.

– Не стесняйтесь, – сказал я с убитым видом, – я ровным счетом ничего не делаю.

– Тогда попробуйте мои маффины! – весело воскликнул он. – Прямо из духовки. Просто отпад.

– Я и так уже отпал и лежу, – возразил я.

– Ох, Маркус, ради всего святого, не надо так драматизировать! Сегодня – день надежды.

– Вот как?

– У нас с вами 29 февраля. День настолько редкий, что вообще непонятно, как он попадает в календарь. В сущности, это день, которого нет. Так пользуйтесь, отвлекитесь немного! Хотите, покатаемся на лыжах? Вам станет полегче.

– Спасибо, нет.

– Может, посмотрим кино, классику? Очень стимулирует вдохновение. Разожжем огонь, пропустим по несколько чашек кофе с капелькой виски?

– А потом что?.. Поцелуемся?

– Маркус, вы сегодня решительно какой-то кусачий! Ну хоть пройдитесь немножко по пляжу, голову проветрите.

Закутавшись в пальто, мы шагали по берегу. Воздух был морозный, но это было даже приятно. Снег теперь валил стеной. Настал час отлива, и везде, откуда отступил океан, толклись тучи крикливых чаек. Гарри взял с собой железную коробку с выбитой надписью “На память о Рокленде, Мэн”, в которой хранил засохший хлеб для птиц, и разбрасывал его, пока мы шли по влажному песку.

– Почему вы с таким упорством кормите чаек? – спросил я.

– Однажды я дал обещание. А обещания надо выполнять. На самом деле я не особо люблю чаек. Шумные птицы и ленивые. Растаскивают мусорные баки и свалки или летят за рыбацким кораблем и воруют рыбу. Чайка – птица, не желающая преодолевать трудности. Это мне кое-кого напоминает.

– Это вы на меня намекаете? – слегка обиженно спросил я.

– Нет, на себя. Но вы не поймете. Пока еще нет.

В тот момент я, разумеется, не понял смысла его слов. И даже представить себе не мог, что мне откроется несколько месяцев спустя.

Мы немного помолчали. Потом Гарри вдруг спросил:

– Знаете, Маркус, я очень рад, что вы какое-то время у меня поживете. Но зачем вы приехали в Аврору?

– Надеялся найти вдохновение, – ответил я; мне казалось, что это очевидно.

– Думаете, у меня где-то хранится волшебная шкатулка?

– Думал, что сумею наконец начать писать. Что смена обстановки пойдет мне на пользу.

– Но вы никогда по-настоящему не писали в Авроре… Почему не вернуться туда, где вы написали “Г как Гольдштейн”?

– К родителям? Я пробовал, это невозможно. Мать меня достала.

– По-моему, Маркус, вы приехали в надежде, что вам в клюв упадет что-нибудь готовенькое. В сущности, вы повели себя как чайка. А вам надо быть перелетной птицей!

– То есть?

– Перелетные птицы – это птицы, которые повинуются инстинкту. Они не ждут пассивно, а действуют на опережение.

– Простите, Гарри, но я не уверен, что понимаю вас.

– Найдите собственный мир, Маркус! Найдите себе место, ваше место, где писать. У родителей его быть уже не может, вы большой мальчик. У меня – тоже, вы теперь самостоятельный писатель. Вы больше не юный Маркус, вы Гольдман, вас признали как автора. Примите свой успех, примите себя самого, если хотите выбраться из кризиса чистого листа.

Несколько дней спустя после этого разговора Гарри положил мне на стол подарочный пакетик.

– Что это? – спросил я.

– Откройте. На парковке у супермаркета было несколько передвижных прилавков. Мне попалось это, и я подумал о вас. Для дней сомнений.

В пакете лежала статуэтка чайки.

– В каждом из нас живет чайка, искушение легкостью и бездельем. Запомните на всю жизнь: с ней надо бороться. Большинство людей – существа стадные, но вы другой. Потому что вы писатель. А писатели – люди особенные. Никогда об этом не забывайте.

Система видеонаблюдения в гостинице была старенькая, но камера за стойкой ресепшена позволила мне почти точно определить, кто принес мне пакет: это был Гарри Квеберт.

Глава 13

Первые зацепки

Маунт-Плезант, штат Нью-Гэмпшир

10 июля 2010 года

Я тут же позвонил Гэхаловуду и сообщил ему новость.

– Гарри Квеберт? – отозвался он. – Этого не может быть!

Меня удивила столь категоричная реакция:

– Почему не может?

– Я был уверен, что он покончил с собой, – ответил он, помолчав.

– Покончил с собой? Да ни за что на свете! Плохо вы его знаете.

– Видимо, так. Вы уверены, что это он?

Я взглянул на скриншот, который распечатал мне консьерж. Качество картинки было скверное, к тому же на визитере была бейсболка, но его лицо я бы узнал среди тысячи.

– Уверен. Он заходил около 16.30, в самый разгар автограф-сессии. Это не может быть случайностью.

– В самом деле. Если он знал, что вы в Маунт-Плезанте, значит, знал, когда вы будете в книжном. Что в пакете, который он вам оставил?

– Статуэтка чайки.

– Опять эти дурацкие чайки? Что это? Какой-то ваш с ним шифр?

– Гарри говорил, чтобы я не вел себя как чайка. Он шлет мне сигнал, это ясно. Что-то вроде предостережения…

– Предостережение насчет чего?

Я заколебался. Я не говорил Гэхаловуду, что с недавних пор сотрудничаю с университетом Берроуза, и не имел ни малейшего желания затрагивать эту тему сейчас.

– Не могу сказать, сержант, – в конце концов ответил я. – Вы не могли бы что-нибудь о нем разузнать?

– Вы же меня в прошлом году просили, писатель, и прекрасно знаете результат: в списках не значится. Я не нашел ни адреса, ни кредитки, ни телефона. Его нет ни в одном списке пассажиров ни одного аэропорта страны. Просто привидение.

Привидение. Оно самое. Мы помолчали. Гэхаловуд, чувствуя мое замешательство, добавил:

– В понедельник буду в управлении, проверю еще раз.