Церковная жизнь русской эмиграции на Дальнем Востоке в 1920–1931 гг. На материалах Харбинской епархии - Светлана Николаевна Баконина

Осенью 1931 г. был поднят вопрос о создании в Харбине кафедры викарного епископа. Кандидатом в викарии называли протоиерея Николая Вознесенского, настоятеля Иверской церкви, которым уже было подано прошение о пострижении в монашество. Его сын, молодой священник Георгий Вознесенский (рукоположенный епископом Нестором в январе 1931 г.), также принимал монашество и оставался служить при храме Дома милосердия. Пострижение отца Георгия с именем Филарет состоялось 12 декабря 1931 г., совершал его епископ Нестор.

Предполагалось, что по пострижении отец Николай будет возведен в сан архимандрита и до нового назначения останется настоятелем Иверской церкви. Впоследствии протоиерей Николай Вознесенский стал архиепископом Хайларским Димитрием, а его сын – архимандритом. В 1963 г. отец Филарет был хиротонисан во епископа Брисбенского, а в 1964 г. стал первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей. В Доме милосердия иеромонах Филарет жил в одной келье с секретарем епископа Нестора иеромонахом Нафанаилом (Львовым), который тоже был постриженником епископа Нестора и принял монашество еще в 1929 г. в возрасте 23 лет.

Эти факты, а также сохранившиеся в архиве Архиерейского Синода РПЦЗ послужные списки насельников Дома милосердия – иеромонахов Филарета (Вознесенского) и Нафанаила (Львова) – свидетельствуют о том, что рукоположения, совершенные епископом Нестором в Харбине, и статус Камчатского подворья были признаны Зарубежным Синодом.

После того как улеглись волнения, возникшие из-за разногласий между дальневосточными архиереями при выборе юрисдикции, в подчинении Зарубежному Синоду были: архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мелетий (Заборовский), архиепископ Пекинский и Китайский Симон (Виноградов), епископ Камчатский и Петропавловский Нестор (Анисимов). В подчинении Московской Патриархии оставался только архиепископ Японский Сергий (Тихомиров).

Обобщая вышеизложенные факты, характеризующие церковную жизнь Маньчжурии в период юрисдикционных конфликтов в Русской Православной Церкви, можно сделать следующие выводы.

События конца 1925 г., связанные с вмешательством СССР в китайскую междоусобицу, привели к ухудшению советско-китайских отношений и принятию китайской стороной мер против советского влияния в ОРВП. Следствием изменения политической обстановки стало более благожелательное отношение местных властей к белоэмигрантам.

На церковной жизни русских беженцев отразился начавшийся в 1925 г. процесс объединения эмиграции как самостоятельной политической силы. Сплачивая свои ряды для борьбы против большевиков, эмигранты искали опору в Церкви, которая ассоциировалась со старой Россией и была носителем идеи Святой Руси. Религиозный подъем в среде русской эмиграции повлек за собой положительные перемены в церковной жизни: спровоцированные оппозиционерами внутрицерковные конфликты были в основном преодолены, укрепился авторитет правящего архиерея.

Большую роль в жизни русских эмигрантов играла миссионерская и благотворительная деятельность Русской Православной Церкви. Главным направлением миссионерской работы была борьба с сектантами, которые активно действовали среди русского населения Маньчжурии. Иногда проповедь миссионеров обращала в православие инородцев и инославных, а после трагических событий, связанных с конфликтом на КВЖД в 1929 г., храмы стали посещать и советские служащие дороги, прежде скрывавшие свои религиозные убеждения из-за угрозы увольнения со службы. Широкая благотворительная деятельность Церкви была направлена в основном на помощь русским беженцам. Следует отметить, что относительную свободу церковной жизни во многом обеспечивало внешне благожелательное отношение к белоэмигрантам китайских властей.

Главную роль в церковных разделениях конца 1920-х гг. сыграла Декларация 1927 г. Непризнание многими православными выраженного в Декларации требования о лояльности советской власти стало еще одним обвинением против священнослужителей и мирян, поводом к усилению гонений на несогласных. В это время Зарубежную Церковь более всего объединяло сочувствие к тем, кто страдал за свои убеждения на родине.

Декларация не только не принесла пользы Русской Церкви, но стала причиной многих смут и нестроений. Очевидно и то, что, несмотря на взаимные запрещения, прекращение евхаристического общения как в России, так и за границей, не признавшие Декларацию иерархи и паства никогда не выходили из состава Русской Православной Церкви, по крайней мере в период, которому посвящено настоящее исследование.

Таким образом, с 1926 по 1931 г. положение Русской Православной Церкви в Маньчжурии можно охарактеризовать как стабильное, по крайней мере по сравнению с предшествующим периодом, и даже волнения, связанные с юрисдикционными конфликтами, не стали препятствием к дальнейшему объединению православной русской эмиграции вокруг Церкви.

Заключение

Первое десятилетие существования Зарубежной Церкви не только выявило основные проблемы церковной жизни, но и определило будущее православной русской эмиграции, ее статус хранительницы национальных традиций и русского благочестия. На Дальнем Востоке это проявилось как нигде за границей. Это подтверждают итоги проведенного исследования, которые можно обозначить следующими выводами:

1. Исследование позволило выявить специфику политической обстановки на Дальнем Востоке накануне исхода последней волны эмиграции и показало, что главной особенностью белого сопротивления в конце Гражданской войны было кардинальное изменение идеологии Белого движения – переходе несоциалистических сил Приморья от принципа «непредрешения» (не имевшего четких политических ориентиров) к менее популярному лозунгу о восстановлении в стране монархического правления, к тому строю, от которого отказались в 1917 г. Таким образом, основным итогом белой борьбы следует считать изменение вектора антибольшевистского противостояния в пользу монархической идеи – православной монархии, нравственный смысл которой придавала связь представления о монархическом государстве с православным мировоззрением.

2. Изучение процесса организации церковного управления на Дальнем Востоке позволило сделать выводы о том, что:

в период с 1921 по 1922 г., когда власть в Приморье принадлежала белым правительствам, на Дальнем Востоке предпринимались попытки создания самостоятельного Временного Высшего Церковного Управления;

в конце 1922 г., после занятия Приморья большевиками и эмиграции главы Владивостокской епархии, вопрос был решен в пользу подчинения дальневосточных епархий и миссий юрисдикции Зарубежного Синода (до мая 1922 г. – ВЦУЗ).

Главной причиной отказа от создания самостоятельного церковного управления было понимание дальневосточным епископатом необходимости сохранения единства РПЦЗ. Документы показали, что после основания за границей Харбинской епархии в ведении Зарубежной Церкви оказались Харбинская и Пекинская епархии, а также Японская и Корейская миссии. Все решения Зарубежного Синода по организации новых епархий, поставлению епископов и т. д. принимались на основании постановления Всероссийской Церковной Власти № 362 от 7 (20) ноября 1920 г.

3. В исследовании были выявлены следующие кризисные процессы, оказавшие влияние на церковную жизнь русской эмиграции в Маньчжурии:

распространение советского влияния в Китае и связанное с ним антихристианское национальное движение, развернувшееся в период с 1923 по 1925 г. Такая обстановка привела к осложнениям в отношениях служителей Церкви с местными властями, выражавшимися в запрещении богослужений и арестов наиболее заметных церковных деятелей;

ухудшение материального положения православных приходов после перехода КВЖД в совместное управление СССР и Китая (1924–1925);

деятельность обновленцев (настоятеля посольской церкви в Токио протоиерея Петра Булгакова и священника-эсперантиста Иннокентия Серышева), сумевших спровоцировать конфликт правящего архиерея с Харбинским Епархиальным советом и пытавшихся создать условия для организации на Дальнем Востоке обновленческой епархии;

внутренние разногласия в православной эмигрантской среде, выражавшиеся в недоверии