Интрижка (СИ) - Кристен Эшли

не совсем поняла, почему, но это не было причиной, по которой я сказала следующее, просто еще не закончила свою мысль.

— Но она поймет. Она пыталась заставить меня поговорить с тобой, так что будет, эм… рада, что все так, эм… обернулось. Хотя завтра мне нужно быть с ней. Клянусь, каждый раз, когда я меняю Бруксу памперс, она готова меня расцеловать.

Что бы ни омрачало его черты, они прояснились, он прижал меня ближе и спросил:

— У тебя завтра выходной?

Я кивнула.

— Твоя сестра с Бруксом могут приехать на мельницу, и я приготовлю вам барбекю.

— Было бы мило, — сказала я с улыбкой.

Он посмотрел на мою улыбку, затем его глаза опустились ниже, и его объятия ослабли.

— Мне… понравилась футболка… очевидно, — поделилась я. — И пионы тоже, — добавила я.

Его взгляд вернулся ко мне.

— Штаны? — спросил он.

— Прости? — переспросила я в ответ.

— Чьи они?.

О-оу.

— Эм…

Он еще раз встряхнул меня и предостерегающе сказал:

— Из.

— Не Кента, — сочла я нужным поделиться.

— Тогда, чьи?

Я могла бы сказать, что нахожу мужские пижамные штаны удобными.

Но это было бы ложью.

— Парня до парня и до Кента.

— Ладно. Можешь дойти в них до дома, но после сними их, Иззи. И под этим я подразумеваю, что предпочел бы, чтобы ты их сожгла, но выбросить в мусорное ведро тоже подойдет.

Я снова уставилась на него.

Он поймал мой пристальный взгляд и заявил:

— Ладно, давай проясним это, чтобы больше не страдать херней. Я парень. У меня есть представление о том, к какому типу женщин ты относишься, было бы трудно этого не заметить. Ты такая, какая есть. Поступаешь так, как хочешь. Одеваешься так, как одеваешься. Держишь все под контролем. Можешь позаботиться о себе и много о ком еще. Ты умная, проницательная, успешная и независимая. Мне все это нравится, иначе меня бы здесь не было. Но я все равно парень, и ты должна это понимать. И часть того, чтобы быть парнем, заключается в том, что его женщина не носит пижамные штаны другого парня, даже если он уже в прошлом. Если хочешь мужские штаны, я отдам тебе свои. Но эти должны исчезнуть. Итак, у тебя возникнут с этим проблемы?

— Не думаю.

Джонни расслабился, бормоча:

— Хорошо.

— Могу я кое-что сказать?

— Могу я спросить, почему ты спрашиваешь, можешь ли что-то сказать?

Я почувствовала, как мои губы скривились в ухмылке, прежде чем стать вновь серьезной.

— Мне жаль, милый, что вчера тебе пришлось пройти через все это. Прозвучало как тяжелый день, и мне жаль, что я сделала его еще тяжелее, не поговорив с тобой.

Его лицо смягчилось, а также приблизилось к моему.

— Вокруг царил бардак, — заявил он. — Теперь, его нет. Спасибо, что сказала это, spätzchen, но дело сделано, и мы двигаемся дальше. Ты со мной?

Я кивнула, а затем спросила:

— Ты вернешь мне трусики?

— Нет, черт возьми, — заявил он.

Я почувствовала, как мои брови сошлись вместе.

— Почему?

— Детка, ты хоть немного представляешь, как это горячо, когда ты сидишь у меня на коленях после того, как мы трахнулись так, как трахнулись, и я знаю, что на тебе нет трусиков, потому что они у меня в кармане?

Я заерзала у него на коленях.

Затем его лицо приобрело совершенно другое выражение, когда он прорычал:

— Да.

Нам обоим потребовалась секунда, чтобы насладиться моментом, прежде чем его губы дрогнули, и я должна была подготовиться, но я этого не сделала.

Поэтому, когда он сказал:

— Ты думала, что я бросил тебя, и легла спать в моей футболке?

Мои глаза сузились, глядя на него.

Я заметила белую вспышку в его бороде.

Я попыталась оттолкнуться от него, бормоча:

— Мне нужно приготовить завтрак, а потом почистить стойла.

Его руки снова сжались, и он ответил:

— Ты можешь приготовить завтрак, детка. На троих. Я уберу стойла.

Я перестала давить на него.

— Я сама могу убраться в стойлах, Джонни.

— Без сомнения. Просто сегодня здесь твоя сестра и я тоже, так что я почищу стойла, а ты проведешь время с сестрой. А потом накормишь меня. После этого я съезжу домой, приму душ и вернусь. Мы проведем день вместе, а после ужина я отвезу тебя домой, чтобы трахнуть, не беспокоясь о том, что кто-нибудь услышит, и верну утром. Потом отправлюсь домой и приготовлю все к барбекю, а вы можете присоединиться ко мне на мельнице. Как тебе план?

Я забыла о своей досаде, потому что мне так понравился этот план, что я просто улыбнулась ему и сказала:

— Замечательный план.

Лицо Джонни снова стало таким, каким было раньше, мое тело отреагировало на это изменение, а затем меня прижали к подлокотнику кресла и поцеловали.

Когда Джонни поднял голову, он сказал:

— Как только твоя сестра уедет, мы устроим свидание, и ты наденешь то платье, в котором была на фестивале, потому что я даже близко не оценил его по достоинству, spätzchen.

— Хорошо, — выдохнула я.

Он вскочил с кресла, увлекая меня за собой и ставя на ноги.

Ноги, на которые он смотрел, когда обнимал меня за плечи.

Ноги, на которые он все еще смотрел, когда пробормотал:

— Не могу поверить, что трахнул тебя в этих сапогах.

К моим щекам прилил жар.

Его рука двинулась вниз, ладонь обхватила мой зад, он прижал меня к себе и уставился на меня сверху вниз, ухмыляясь.

— Детка, когда ты скользила моим пальцем внутри себя, — было очень жарко, но когда ты сбросила штаны на половине поцелуя, — было адски жарко.

И теперь я действительно почувствовала, как щеки краснеют.

— Можешь не повторять этого вслух? — попросила я.

— Почему нет? — поддразнил он.

— Это было…

— Горячо.

— Да, и все же…

— Ох*енно.

Я шлепнула его по руке.

— Джонни.

Он приблизился губами к моим губам.

— Ладно, spätzchen, буду повторять это в голове.

Я впилась в него взглядом, даже когда растворилась в нем.

Он снова поцеловал меня. Это превратилось в короткий сеанс поцелуев. Затем он повел меня, обняв за плечи, к двери, прошел через нее и мягко подтолкнул к воротам.

— Завтрак, — приказал он.

— Окидоки, — ответила я.

Я направилась к воротам и, заперев их на задвижку, оглянулась и увидела, что Джонни уже с Серенгети, готовит ее вывести на прогулку.

Я не думала о том, как сильно мне понравился этот образ.

Я не думала о том, как много всего только что произошло и насколько все это важно.

Я не думала о том, что жизнь, возможно, только