Безумный зов небес (СИ) - Евтушенко Сергей Георгиевич

— Что до тебя, Ардор, — Судья проигнорировал последние слова Насифа, повернув голову ко мне. — Невзирая на обстоятельства, я лично приветствую тебя в Обители. Находиться здесь — величайшая честь для любого смертного, а уж тем более чужака. Уверен, твой визит пойдёт на пользу всем нам, и никому не придётся о нём жалеть.

Я не успел ответить, но, по-видимому, он и не ждал ответа. Великанский рыцарь выпрямился на троне, теперь напоминая статую самому себе. Насиф отвесил этой статуе низкий поклон, развернулся и направился к двойным дверям в другом конце зала. Мне не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

Путь из одного конца зала суда в другой занял не меньше пяти минут, но на мою попытку завязать разговор Насиф лишь приложил палец к губам и молча покачал головой. Когда мы приблизились к дверям, больше напоминающим городские ворота, я невольно задумался — как они будут открываться? Снова возникнут «приставы», которые распахнут их для нас, они отворятся сами собой или мой спутник продемонстрирует какую-нибудь хитрость? И лишь в последний момент я разглядел невзрачную дверь в дальнем углу, практически сливающуюся со стеной. Насиф уверенно свернул к ней. Когда мы вышли наружу, я снова собрался завалить его вопросами, но так и замер с открытым ртом.

Если зал суда казался слегка странным, со своей неуместной роскошью и заметной разрухой, то «коридор» Небесной Обители напрочь сносил неподготовленному посетителю башню. И меня, разумеется, никто и не подумал подготовить.

Жил в прошлом веке в Нидерландах один художник, звали его Мауриц Эшер. Гениальный гравёр, великий мастер геометрии и симметрии. В своё время его литографии с нереальными интерьерами, перевёрнутыми лестницами и мрачными фигурами оказали на меня неизгладимое впечатление. Ещё много лет в своих кошмарах я сломя голову бежал вверх ногами по перевёрнутым ступеням, падая то вниз, то в стороны, бестолково размахивая руками, пока серые фигуры молча провожали меня поворотами безликих голов.

Из людей здесь, слава богу, находились только мы с Насифом, и с лицами у нас был относительный порядок. Но вот остальное пространство словно сошло выбралось из подсознания сумрачного голландского гения.

Мы стояли на крошечной площадке посреди безграничного океана пустоты. Пустоте было довольно сложно дать определение — нечто среднее между космическим вакуумом и слегка искрящимся густым туманом. При попытке разглядеть что-то в этой субстанции голова начинала раскалываться.

В четыре стороны от нашей площадки отходили лестницы — три вверх, одна вниз. Но стоило мне проследить за ними глазами, они тут же меняли направления на противоположные. Я моргнул и оглянулся, но двери, из которой мы только что вышли, за нашими спинами не было. Только ещё одна лестница — вывернутая наизнанку и сворачивающаяся в крутую спираль. В пространстве вокруг нас висели и другие площадки. Некоторые побольше, некоторые поменьше, некоторые ограждены перилами, некоторые целые, некоторые полуразрушенные, застывшие в пустоте каскадом обломков каменных плит. К ним крепились куски стен, арки и двери, ведущие из ниоткуда в никуда. Одни платформы были связаны узкими мостами, к другим вели лестницы, но те же, что начинались у нашей площадки или другие, понять было невозможно.

Должно быть, моё лицо стало достаточно белым, чтобы Насиф догадался, что что-то не так. Он успокаивающе похлопал меня по плечу, а затем сделал большой шаг вперёд, так, что его правая нога оказалась далеко за краем платформы. Я рванулся вперёд, хватая его за рукав, но с удивлением обнаружил, что воплощение Справедливости вовсе не торопится падать в туманную бездну, а стоит на ней одной ногой, ничуть не хуже, чем на плитах нашей площадки.

— Простите, юноша, забыл предупредить. Переходы в Обители проектировала Пенелопа, а она даже в свою бытность Счастьем отличалась некоторой экстравагантностью. Что уж говорить про наши печальные времена…

От меня не ускользнула странная формулировка.

— Что значит «в свою бытность Счастьем»? А теперь она?..

— Веселье, — сказал Насиф, улыбнувшись совсем невесело. — Вы могли видеть её на заседании за столом напротив. Но всё же её творение вполне безопасно, если не пытаться пройти пешком слишком далеко. Пожалуй, первое время без проводника вам здесь ходить также не стоит.

— То есть, всё-таки опасно.

— Боюсь, что так.

Я хотел спросить его про суд, Судью и других богов, про устройство Обители и, конечно, про Эми. Миллион вопросов об Эми, главный из которых — как помочь ей, как снять обвинения, как вытащить её отсюда? Моя роль в происходящем всё ещё была мягко говоря неясна, а из полунамёков во время конца заседания я, признаться, не понял ничерта. Но вместо всего этого у меня вырвался лишь долгий зевок, который не принёс ни малейшего облегчения. Переплетение ступеней, площадок, арок и перил вокруг сливалось в бесконечный калейдоскоп, давящий и сверлящий мой и без того измученный мозг.

— Потерпите ещё немного, — донёсся до меня сочувствующий голос откуда-то рядом. — Вы получите ответы после отдыха.

Кажется, мы с Насифом куда-то шли, по плитам или ступеням, я едва переставлял ноги и клевал носом на ходу. Наконец каким-то образом я очутился в комнате с приличной кроватью и рухнул на неё, не озаботившись снять ни грязную одежду, ни кольчугу. Последнее, что промелькнуло перед глазами перед окончательным погружением в царство снов — системное уведомление.

«Дорога в небеса» — задание выполнено!

Получено опыта — 10000.

Вы отыскали дорогу в Небесную Обитель, но до спасения надежды ещё очень далеко.

Да уж, система умеет воодушевить как никто другой. Интересно, если цепочка продолжится, каким будет…

Менее всего я ожидал, что проснусь от музыки. Незнакомая мелодия струнного инструмента была совсем негромкой, но проникнув в мой сон, она уже не желала его покидать. Когда я последовал за ней и открыл глаза, то услышал голос — красивый низкий женский голос с лёгкой хрипотцой, неуловимо знакомый. Но будь я ещё раз проклят, если бы мог вспомнить, где слышал его раньше.

Прости, дружище, твоя принцесса

Не в этом замке, её здесь нет.

Ушла неслышно, окрестным лесом

Надёжно вьюгой засыпан след.

Да что ты топчешься? Сядь, согрейся,

Дороги нынче — кромешный ад…

Конечно, я не твоя принцесса,

Но вместе проще не горевать.

В комнате не было окон, свет поставляли несколько сиреневых светильников, больше напоминающих ночники. Освещение было настолько тусклым, что я едва смог разглядеть фигуру в капюшоне, сидящую в углу. Мои глаза постепенно адаптировались к полумраку, но выхватывали лишь детали — изящные тонкие пальцы, перебирающие струны плоского инструмента, лежащего на коленях, локон чёрных волос, выбившийся из-под капюшона.

Монеты, панцири и драконы

Остались там, во вчерашнем дне.

В моём жилище свои законы, —

Лишь искры пляшут в живом огне.

Поспи, пока не настанет завтра,

И можешь вовсе не уходить.

Тебе здесь рады, ведь этот замок

Для тех, кто вечно в душе один.

Теперь я вспомнил. Вспомнил запах дыма, удушливый запах горящего дерева. Вспомнил девушку на поляне, поющую странную песню — что-то о циркачах, которые всю жизнь искали лес, а потом по тупости его сожгли. Вспомнил её слова — слова, которых никто не должен был говорить в бета-тесте «Анимы онлайн», тогда ещё кальке с настоящего параллельного мира, если верить безумной теории Нэсс. Она назвала меня чужаком, попросила найти под пеплом «что-то, из чего вырастет новый лес», и тогда ей не придётся писать новую песню. Не уверен, что я выполнил её просьбу.

Ты снова двинешься в путь с рассветом,