Стук ее сердца - Айрис Джоансен

Ева открыла глаза. Сердце колотилось. Взгляд заметался в темноте.

– Все в порядке. Не бойся. Это только я.

Джон.

Теперь она увидела его – неясная тень в кресле у окна.

Ева выдохнула и села.

– То есть твое присутствие должно внушать мне ощущение безопасности? Что ты здесь делаешь?

– Ничего сексуального. Хотя я понимаю, о чем ты подумала. Мы ведь с тобой не книжки вместе читали.

– Это осталось в прошлом.

– Не разделяю твоей уверенности. Я и сейчас не могу смотреть на тебя без волнения. То ли это память, то ли воображение… Впрочем, я здесь по другой причине.

– Я включу лампу.

– Не надо. Мне будет легче в темноте. – Он помолчал. – Нужно сосредоточиться, исключить все постороннее, все, что отвлекает. Иначе не смогу говорить. Спрашивай о Бонни.

Она напряглась:

– Ты убил ее?

– Нет.

– Тогда что ты делал в Атланте?

– Хотел увидеть ее.

– Ты знал о Бонни? Кто тебе рассказал? Дядя Тед?

– Нет. Дядя умер, когда я был еще в корейской тюрьме. Если он и писал мне, я его писем не получал. Я любил его. Жаль, что не смог быть рядом в самом конце.

– Писем могло и не быть. Он получил извещение о твоей смерти.

– Знаю. Они выдали желаемое за действительное, хотя и не слишком преувеличили.

– Как ты узнал о Бонни? – повторила Ева. – Как узнал, что у меня ребенок от тебя?

– Я ничего не знал. Не был уверен. – Джон откинулся на спину. – Прости, Ева. Я обещал беречь тебя и защищать.

– Я сама тебе не позволила. Хотела оставаться независимой и совершила глупую ошибку. Хотя… Нет. Бонни не была ошибкой. Ошибкой было бы не дать ей жизнь. Бонни была самой счастливой, самой любящей и любимой девочкой на свете.

– Но тебе пришлось нелегко.

– Разве это что-то меняет? Она была со мной семь лет. Знаешь ли ты, какое это чудо?

– Черт! – Он вдруг вскочил, пересек комнату и опустился на колени перед кроватью. – Нет, Ева! Я не сталкивался с чудесами и ничего о них не знаю. А может, и сталкивался. – Джон прижался лицом к покрывалу, и его голос звучал глухо: – Может быть, ты была чудом. Я болтался, неприкаянный, а ты дала мне… что-то. Да, был секс, но, мне кажется, он вел куда-то еще. Мы просто побоялись идти дальше. И все потеряли. Упустили свой шанс.

– А теперь уже поздно.

– Поздно? Да, наверное. Но это еще не конец. Не знаю даже, будет ли этому когда-нибудь конец. Во всяком случае, не сейчас. Бонни…

– Джон, ты ведь даже не знал Бонни.

– Не знал? – Он повернул голову и прижался щекой к ее руке. – Когда меня схватили и бросили в тюрьму, чувство было такое, словно я там сгнию заживо. Я старался отвлечься, думать о чем-то далеком. Вспоминал дядю Теда… как хорошо нам было вместе. А еще думал о тебе. Мечтал. Вспоминал. Секс, конечно, там тоже присутствовал, но не всегда. Иногда я как будто погружался в чистое, прохладное озеро. В камере было жарко, душно, грязно, но ты… – Джон не договорил и умолк, наверное, на целую минуту. – Время шло, и лучше не становилось. Только хуже. Со мной делали такое, что я уже не мог удержаться ни за дядю Теда, ни за тебя. Я знал, что умираю.

– Джон…

– Нет, я не пытаюсь тебя разжалобить. Просто должен сказать тебе все это. А ты должна это знать. Прошло около трех лет в заключении, когда мне стала сниться Бонни.

Ева хотела что-то сказать и не смогла, ее словно парализовало.

– Ты, конечно, не веришь. Да и с чего бы? Ладно, скажу так. Мне снилась маленькая девочка с курчавыми рыжими волосами и карими глазами. В первый раз ей было годика два, два с половиной. Счастливая, улыбающаяся… Я почувствовал… даже не знаю… Но я смог за нее ухватиться. Она стала для меня якорем. Она спасла меня.

– И что… Она часто тебе снилась? – с трудом разлепив губы, спросила Ева.

– Часто. Едва ли не каждую ночь. Иногда я даже не мог понять, день это или ночь. Просто закрывал глаза, и она уже была передо мной. Она подрастала. А еще… еще она разговаривала со мной.

– О чем?

Джон покачал головой.

– Да ни о чем. О разном. Как пошла в школу… Иногда пела песенки, которые разучивала. Помню, одна ей особенно нравилась. Что-то про красивых лошадок. Иногда она просто сидела и улыбалась. Как будто знала, что мне плохо и я не могу с ней говорить.

– «Все красивые лошадки»?.. – Сколько раз она сама пела дочери эту песенку? Даже в тот последний вечер, перед тем как Бонни похитили. – И она сказала тебе, что ее зовут Бонни?

– Нет, не говорила. В какой-то момент, не сразу, я просто понял, что ее так зовут. Понял, что она – часть тебя. И часть меня.

Внутри все дрожало.

– Ты лжешь мне, Джон? – спросила она тихо, напрягая последние силы, чтобы не сломаться. – Если лжешь – гореть тебе в аду.

– Я уже горел в аду. И знал, что схожу с ума. Но меня спасла от безумия маленькая девочка, которая пела и улыбалась и никогда не спрашивала, где я и что со мной происходит. Не спрашивала, потому что знала – я не смогу ответить. Я сохранил рассудок только благодаря ей.

В глазах защипало, и Ева зажмурилась, сдерживая слезы.

– Когда это кончилось?

– Примерно через месяц после того, как меня доставили в Токио. Я еще лежал в госпитале, в бреду и лихорадке. Она вдруг перестала появляться. Я говорил себе, что она была частью галлюцинаций, но в глубине души знал – девочка настоящая, она существует, живет где-то. Говорят, нечто подобное случалось в войну. Жены приходили к мужьям на фронте, рассказывали… всякое. Некоторые называют это астральными проекциями. Но со мной было не так. Девочка была настоящая, и я знал, что она – моя. Я испугался. Решил, что должен все проверить, убедиться, что она – не галлюцинация. И что я не сумасшедший. После госпиталя поехал в Атланту. Ты уже переехала из старого дома в другой, на Морнингсайд.

– Да, не хотела, чтобы Бонни росла в трущобах.

– Дом был старый, красивый, на передней веранде розовая герань. Я стоял через дорогу, на другой стороне улицы, и ждал, пока она придет домой из школы. На ней был клетчатый золотистый топик и джинсы, в волосах какая-то яркая заколка. Ты встретила ее на автобусной остановке, взяла за руку, улыбнулась, и я понял, что у вас двоих все будет в порядке. Ты поступила в колледж, твоя мать выправилась, вы с дочкой любили друг друга. У тебя было все, что ты хотела. Вы определенно не нуждались во мне. Больной, психически неполноценный, я стал бы для тебя дополнительной обузой.

– Да, я не нуждалась в тебе, – незнакомым, чужим голосом выговорила Ева. – Но и не прогнала бы.

– Из жалости? – Джон покачал головой. – Я бы не принял жалости. Кроме того, мне было куда податься. Кин и его приятели предложили хорошую работу в далеких краях. – Он горько усмехнулся: – Да, на меня был большой спрос. Я уехал и вернулся в Америку спустя три года. Что случилось за это время, ты знаешь. Бонни похитили примерно через месяц после моей поездки в Атланту. Сколько раз я ругал себя за то, что не зашел тогда к тебе домой. Может быть, что-то пошло бы иначе. Может быть, я смог бы что-то сделать.