Бойцы моей земли: встречи и раздумья - Владимир Федоров

В то время мы пели:

Над границей тучи ходят хмуро,Край суровый тишиной объят…

Учиться Сергей приехал в Москву, к ученым теткам, авторам учебников на английском, французском и русском языках. Квартиру незамужних теток он про себя называл «женским монастырем». Дисциплина была сверхстрогая. Позже, став курсантом, он говорил друзьям:

— В армии дисциплина что! Вот у тетушек…

Но именно они научили его работать над книгой. Комсомол шефствовал над авиацией, и Сергей, председатель учкома, ходил в районный аэроклуб. Закончив в Москве десятилетку, Сергей Алексеев добровольцем ушел в Красную Армию. В первый же день войны он увидел на западной границе стервятников с крестами на крыльях, расстреливавших с воздуха колонны беженцев — женщин, детей и стариков. Ах, если бы он был в эту минуту в небе!

Но, став курсантом Чкаловского авиационного училища, он решил, что на летчика учиться слишком долго. Вместе с друзьями подобрал «танковый экипаж» и стал проситься на фронт.

— Помнишь, как нам дали по мозгам? — вспоминал позже его друг Герой Советского Союза Федор Шмырин. — А ведь мы были передовыми…

И все же Сергей стал летчиком. Блестяще закончив училище, не только сам летал, но и учил летать других. Он не представлял себе, что когда–нибудь сядет уже не за штурвал самолета, а в пассажирскую кабину. Но в воздухе пилота подстерегает много неожиданностей. После тяжелых травм врачи запретили ему летать. Что делать? В военном санатории он лежал в одной палате с Алексеем Маресьевым. Этот человек имел большое влияние на Сергея Алексеева, но автором книги об этом герое стал, как известно, не Алексеев. Он мучительно думал: кем быть?

Еще в детстве Сергей улетал в далекие и близкие эпохи, жадно слушал от стариков местные легенды о том, как по этим местам проходило свободолюбивое войско Богдана Хмельницкого, как казнили здесь оклеветанного Мазепой Кочубея, как совсем недавно билась с ясновельможными панами красная конница…

А в войну Сергей Алексеев с отличием закончил не только авиационное училище, но и заочный исторический факультет пединститута в Орейбурге, «обнаружил склонность к самостоятельной научно–исследовательской работе», как заключили его ученые руководители.

Да, они не ошиблись. Бывший летчик со своим новым коллегой историком В. Карцевым написал учебник «История СССР», который был признан лучшим на специальном конкурсе. По нему занимались ребятишки из начальных школ, которым писатель Сергей Алексеев сделал за последние годы много замечательных подарков.

Человек, который в дни войны учил летать молодых, горячих курсантов, теперь учит летать наших ребятишек. Да, летать. Он уносит их на крыльях мечты в прекрасную Страну подвигов. Умеете читать? Так прочтите же увлекательные рассказы о подвигах ваших предков, ваших дедов и отцов.

Вот вам не один, не два, а целых «Сто рассказов из русской истории». Хотите совершить небывалое путешествие от разинских времен до времен ленинских? Раскройте эту правдивую, увлекательную книгу. Не так–то легко она создавалась. Сначала вышла первая книжка «Небывалое бывает». В ней было тридцать четыре исторических рассказа. Что ж, для молодого писателя это не так уж и мало. И взялся он за нелегкую тему — за петровскую эпоху, за сложный образ царя–реформатора. Сергей Алексеев не идеализирует царя Петра, но и не чернит его, как пытались делать иные историки и писатели.

Бывший летчик пролагает свою трассу в исторической литературе, опираясь на замечательный опыт наших ветеранов исторического жанра — Алексея Толстого, Сергея Бородина, Ивана Новикова, Сергея Григорьева, Алексея Югова, который приветствовал первую алексеевскую книгу: «Закрывая книжку С. Алексеева, я подумал с чувством глубокого удовлетворения: вот и еще одной добротной исторической повестью обогатилась школьная наша библиотека. Можно, оказывается, и в детской повести «совладать» с образом Петра, столь огромным и противоречивым!

И в то же время — это книга отнюдь не об одном Петре, это повесть о подвигах и величии родного народа!»

В книге «Сто рассказов из русской истории» Сергею Алексееву удалось создать живые запоминающиеся образы Петра Первого, Александра Суворова, Михаила Кутузова и их бесстрашных, выносливых чудо–солдат, лучших в мире. В коротеньких рассказах много драматизма, юмора, точных деталей, метких выражений.

Разве забудешь, как Суворов наградил медалью молоденького солдата, испугавшегося в первом бою? Поверил в человека, поддержал, и из него вырос герой. Или эпизод, когда Кутузов, взяв кадило у хмурого попа, отказавшегося отпевать геройски погибшего в бою солдата — «инородца», сам отпевает татарина, погибшего за Россию. Удался автору и образ вождя восставших крепостных крестьян — Степана Разина, именно такого, каким хранит его в памяти наш народ: щедрого, отзывчивого, бесстрашного. Недаром волжский мужик назвал яблоню в честь защитника народного — разинкой.

Ярко написаны и революционные были, где действует и детвора, «любимая героиня» писателя. В отдельный раздел выделены «Рассказы о Владимире Ильиче Ленине». Запоминается встреча в Смольном костромских крестьян с Ильичей, которого они еще не знали в лицо. На их вопрос: «Где здесь старшой, тот, что ныне Россией правит?» — усмехнувшийся Ленин показал на рабочих и крестьян в коридоре. Костромичи не сразу поняли ленинский ответ, но зато когда поняли, он им очень понравился.

Полет бывшего летчика Сергея Алексеева в русскую историю явно удался. Недаром беговой дорожкой послужил ему его же школьный учебник истории, первая проба пера. Это заметил Сергей Михалков, хорошо изучивший детскую душу: «…Меня опять обрадовало то, что остановило на себе при чтении учебника, — легкость формы, умение рассказать детям о делах сложных просто, занимательно, а порой и весело…»

Первые шаги Сергея Алексеева–писателя поддержали Александр Фадеев, Сергей Михалков, Сергей Баруздин и директор Детгйза Константин Пискунов.

Теперь они объединились и помогают друг другу — Алексеев–историк и Алексеев–литератор. Известно, что в авиационном звене бывают ведущий и ведомый. Настоящие большие удачи у Сергея Алексеева там, где ведущим оказывается литератор, а ведомым — историк.

Кстати, писатель отдал дань и своей первой любви — авиации. Он вместе с украинским поэтом Богданом Чалым написал сценарий кинофильма «Закон Антарктиды». Надо надеяться, что мы еще увидим фильмы, поставленные по историческим рассказам и повестям Сергея Алексеева, ибо лучшие из них кинематографичны.

ВОЗВРАЩЕННЫЕ ПУЛИ

В поэме «Суд памяти» Егора Исаева зрелость мысли слилась со свежестью чувства. Словно с высокого холма смотрит поэт на мир, тревожась за его судьбу.

…Забытое старое стрельбище, засеянное не зерном, пулями разных калибров. Поэт нащупал нитку, за которую можно распутать клубок злодеяний гитлеровцев и их предшественников, отцов германского милитаризма. Потом это стрельбище разрослось до гигантских размеров. Отсюда на Запад и на Восток хлынула лавина огня, отсюда бросил фюрер на мирные народы своих натренированных убийц. И солдат Герман Хорст в этой лавине был малой огневой точкой.

Хорсту твердили, что он «должен быть жесток и, как взрыватель, прост». Но в груди солдата стучало живое сердце, в котором пробивался запретный росток, хранящий и материнскую улыбку, и Рейн, и тишину, и свет девичьих глаз. Отсюда, со дна небронированного сердца, как ртуть, потом станет подниматься страх, нараставший у таких, как Хорст, вместе с беспощадным огнем возмездия.

Уцелевший Герман Хорст сменил солдатскую шинель на рабочую спецовку. Но его совсем не интересует, где он работает и что производит. И здесь, как когда–то на фронте, он живой автомат. Главное — покой, домашний уют. К чему большая политика! Он обзавелся семьей, растит сына. «Кино в субботу, кирха в воскресенье. Все было так незыблемо и вдруг…» Хорста рассчитали, как когда–то в юности.

И вот он стоит безработный на безработном стрельбище. Есть о чем вспомнить Хорсту. Но не для воспоминаний пришел сюда вчерашний солдат. Он предприимчив: убитых не вернуть, а свинец во много раз дороже винограда. Домой Герман вернулся с рюкзаком, туго набитым пулями. Да, да, пулями, из которых над газовой плитой капают свинцовые слезы. Война мало чему научила Хорста. Ему плевать, что из его свинца будут делать потом. Лишь бы была довольна и сыта его семья. Ох, как живуча эта философия маленького человека!

Дальше, дальше распутывается клубок, связавший воедино стрельбище и патронный завод, на котором в юности работал Хорст, когда «коммунистов ставили к стенке».

А Хорст не видел, стоя у станка.Как страшно тяжела его рука.Работа есть работа!Без помех.Патронный цех,Как макаронный цех.Сопел станок —Плевок! —И на лотокСрывалась пуля ростом с ноготок —Праматерь всех снарядов и ракет.

Рядом с Германом работал Ганс, считавший, что «патронный цех, как похоронный цех», Ганс, попавший затем на Восточный фронт и испытавший на себе весь ужас и позор разгрома. Теперь, много лет спустя, встретившись с Германом на заброшенном стрельбище, он рассказывает о своих хождениях по мукам в зимней выжженной степи, о молчаливом суде над ним русских стариков и женщин, спасших в своей землянке замерзавшего немецкого солдата: Гансу никогда не забыть их взглядов.