Дверь в декабрь - Дин Кунц

— По крайней мере мы можем начать, попытавшись работать вместе, и я готов этому помочь, признав, что ты — чертовски хороший детектив. Мало того, что ты не упускаешь никаких деталей, так у тебя еще удивительная интуиция. Мне не следовало и пытаться направлять тебя. Не мешают же охотничьей собаке бежать по зову ее носа. Хорошо. В этом расследовании ты сам себе хозяин. Иди куда хочешь, смотри что хочешь, когда хочешь. Только изредка ставь меня в известность о том, что тебе удалось раскопать. Я буду тебе очень признателен. Может, нам обоим стоит чем-то поступиться, в чем-то пойти навстречу друг другу, и тогда ты поймем, что не только сможем работать вместе, но и снова станем друзьями.

Дэн решил, что злость и неприкрытая ярость Мондейла нравятся ему больше, чем это слащавое дружелюбие. Ярость капитана отражала его сущность. Мед в голосе не успокоил Дэна, говоря точнее, от него по коже побежали мурашки.

— Но могу я задать тебе один вопрос? — Мондейл, по-прежнему сидя на ящике, наклонился вперед.

— Какой?

— Почему это расследование? Почему тебе так хочется и дальше им заниматься?

— Я просто хочу делать свою работу.

— Мне кажется, здесь что-то большее.

Дэн промолчал.

— Дело в той женщине?

— Нет.

— Она очень симпатичная.

— Дело не в той женщине, — ответил Дэн, хотя красота Лауры Маккэффри произвела на него должное впечатление. Но в действительности она лишь в малой степени повлияла на его решимость и дальше вести расследование, хотя он не собирался говорить об этом Мондейлу.

— Тогда в девочке?

— Возможно.

— Ты всегда прилагал особые усилия в расследовании тех дел, где ребенку причиняли вред или угрожали.

— Не всегда.

— Нет, всегда, — покачал головой Мондейл. — Причина в случившемся с твоими братом и сестрой?

Радиоприемник вибрировал все сильнее. Прыгал по поверхности столика с такой силой, что едва не разбивал пластиковое покрытие, а потом взлетел в воздух. Повис, трепыхаясь, на конце провода, совсем как наполненный гелием воздушный шар, привязанный за нитку.

Лаура уже перестала чему-либо удивляться. Просто наблюдала, парализованная благоговейным трепетом. Она больше не боялась, холод и невероятность того, что происходило у нее перед глазами, превратили ее тело в статую.

Треск электронных помех становился все более пронзительным, напоминая записанный на магнитофонную пленку вой падающей бомбы.

Лаура посмотрела на Мелани и увидела, что девочка наконец-то начинает выходить из ступора. Она еще не открыла глаза, наоборот, плотнее сжала веки, но подняла маленькие ручки к ушам и открыла рот.

Змейки дыма вырвались из чудесным образом подвешенного в воздухе радиоприемника. Он взорвался.

Лаура закрыла глаза и опустила голову в самый момент взрыва. Осколки пластика пролетели над ней, угодили в руки, голову, кисти, правда, не нанеся особого вреда.

Несколько больших кусков, соединенных с проводом, с грохотом упали на пол: невидимые руки больше не поддерживали радиоприемник. Штепсель выскочил из розетки, провод пополз по столику, тоже упал на пол рядом с обломками «Сони» и застыл.

Когда раздался взрыв, Мелани наконец-то отреагировала на происходящее на кухне. Соскочила со стула еще до того, как перестали падать летящие обломки, на руках и коленях добралась до угла у двери во внутренний дворик. Усевшись там, закрыла голову руками и разрыдалась.

В тишине, которой сменился вой радиоприемника, очень уж напоминающий крики баньши, рыдания эти проникали особенно глубоко. Каждое достигало сердца Лауры, толкая ее в пучину отчаяния и ужаса.

Когда Дэн не отреагировал, Мондейл повторил вопрос. Вроде бы интересовался из чистого любопытства, но определенно преследовал какие-то свои, только ему ведомые цели.

— Ты всегда прилагаешь особые усилия в расследовании тех дел, где ребенку причинен вред, из-за случившегося с твоими братом и сестрой?

— Возможно. — Теперь Дэн сожалел о том, что рассказал Мондейлу о семейной трагедии. Но тогда они были молодыми копами, ездили на одной патрульной машине, и во время долгих ночных смен частенько говорили о своей жизни. Он многое поведал Мондейлу, слишком многое, прежде чем понял, что Мондейл ему не друг и никогда им не станет. — Возможно, это одна из причин, по которой я не хочу отказываться от этого расследования. Не хочу отказываться и из-за Синди Лейки. Неужели ты не видишь, Росс? Это еще один случай, когда женщина и ребенок в опасности, когда матери и дочери угрожает маньяк. Как он угрожал Френ и Синди Лейки. Так что, возможно, это мой шанс искупить грех. Шанс реабилитироваться за мою неудачу в попытке спасти Синди Лейки, шанс снять с себя хоть малую часть груза той вины.

Мондейл в изумлении уставился на него.

— Ты чувствуешь себя виноватым за смерть Синди Лейки?

Дэн кивнул:

— Мне следовало пристрелить Данбара в тот самый момент, когда он повернулся ко мне с пистолетом в руке. Не следовало ждать, не следовало давать ему шанс бросить пистолет. Если бы я сразу пристрелил его, он бы не вошел в дом.

Мондейл заулыбался:

— Но, послушай, ты же помнишь, какая тогда была ситуация. Еще хуже, чем сейчас. Большое жюри рассматривало не менее полудюжины обвинений в чрезмерной жестокости, выдвинутых против копов. И каждый говняный политический активист считал своим долгом подать в суд на все управление полиции. Хуже, чем сейчас. Даже когда не было сомнений в том, что коп стрелял, защищая свою жизнь, они требовали его голову. У всех тогда были права… за исключением копов. Копам предлагалось только стоять и получать пулю в грудь. Репортеры, политики, борцы за гражданские права, все воспринимали нас как жаждущих крови фашистов. Черт, ты же не можешь этого не помнить!

— Я помню, — ответил Дэн. — Именно поэтому и не пристрелил Данбара, когда мог. Я же видел, что он очень возбужден, опасен. Интуитивно я знал: этим вечером он обязательно кого-нибудь убьет, но постоянно помнил о том, какое на нас оказывают давление, какие обвинения выдвигают против копов, нажимающих на спусковой крючок, и понимал: если я его пристрелю, мне придется держать за это ответ. А учитывая сложившуюся обстановку, меня никто бы не стал слушать. Мною бы пожертвовали. Я опасался потерять работу, опасался, что меня выгонят из полиции. Опасался загубить свою карьеру. Вот я и ждал, пока он вытащит пистолет, пока нацелит его на меня. И дал ему лишнюю секунду, потому что никак не мог решить, положиться ли на интуицию или на разум, а в результате он получил шанс убить Синди Лейки.

Мондейл покачал головой:

— Но твоей вины в этом нет. Винить нужно этих чертовых реформаторов, которые никак не желали понять, с чем мы каждодневно сталкиваемся, не знали, что творится на улицах. Винить нужно их. Не тебя. Не меня.