Кошачьи - Акиф Пиринчи

Меня охватили два чувства — ужас и удивление и едва не вырвало от напряжения. Парень совершенно сошел с ума, хуже того — он сам давно превратился в человека!

— Так-так, знаки и чудеса. И Феличита вся в крови. Относится ли она к тем драгоценностям, которыми ты хотел одарить меня?

— Нет. В действительности это трагическая случайность, сбой, абсолютно не преднамеренный. Но подобные сбои в предприятиях такого масштаба неизбежны. Я признаю, что следил за тобой с того дня, как Синяя Борода впервые рассказал о тебе. Впрочем, этот бедняга здесь ни при чем. Он лишь очередная жертва людей.

Я видел, как ты убегал по крышам той ночью от последователей Клаудандуса и исчез у Феличиты. Когда твои преследователи наконец сдались и пошли своей дорогой, я подслушал ваш разговор со свидетельницей через слуховое окно. Но ты был еще не готов к той информации, которую слепая хотела поведать тебе, и пришлось устранить ее, после того как ты и Синяя Борода вместе ушли. Как говорится, тебе пришлось откусывать орех постепенно, иначе тебе не миновать духовного несварения желудка.

— А как было дело с Джокером? Ты не совершил ошибки, когда ликвидировал своего главного пропагандиста?

— А что оставалось делать? Под давлением он бы все выдал. И не только тебе, но и всем этим, идущим по линии наименьшего сопротивления в районе. Джокер был отличным помощником, слугой, но в то же время жутким болтуном. У меня иногда было чувство, что он действительно верил во всю эту чепуху с Клаудандусом, которую мы же сами придумали. Вера и надежда — это действительно была его специальность. Бедный сумасшедший, из него вышел бы гораздо лучший Клаудандус, чем я. Кроме того, он сам хотел быть убитым. Я предложил ему исчезнуть, покинуть наши места и устроиться где-нибудь в другом конце города. Но он считал, что никто из людей не возьмет к себе такого старика, как он. Да-да, люди любят нас больше сладкими, хорошенькими котятами. Джокер сказал, что у него нет ни сил, ни желания бродяжничать под конец жизни. Я должен все сделать быстро и безболезненно, сказал он. Я его не убивал. Практически это было самоубийство, только выполнено мной.

Глубокое отвращение охватило меня к тому, кого я уважал. Все было для него так логично, так ясно, так безобидно. Убийства были совсем не личным делом, и в них не было ничего злого. Они должны были служить благой цели, и они выполнялись, словно таким образом решалась математическая задача. Чувств и трепета перед жизнью не было и в помине. Была только цель, достичь которую помогали убийства, одно за другим, капля крови за каплей. Все было просто и гениально. Как опасен может быть талант живого существа, если будет использован для достижения дурного и злого на земле! Так было всегда, так и будет. Претериус, Мендель, Клаудандус — все они, вероятно, были одной и той же личностью.

— Теперь я действительно знаю все, — сказал я горько. — Но я желал бы никогда не знать этого!

Он медленно поднялся со своего места, прошагал к письменному столу и посмотрел на меня с таким выражением, будто потерял мечту. Похоже, он читал мои мысли. Спустя некоторое время снова улыбнулся с болью, словно до него дошла вся соль этой злой шутки.

— О, нет, Френсис, нет. Ты только веришь, что знаешь все. Это большая разница, любезный.

Разочарованно он покачал головой.

— В душе мы старые друзья, Френсис. Даже больше. Мы как близнецы. Ты наверняка не раз думал об этом. Ты веришь, что что-то знаешь, не так ли? Ты веришь, что ты — маленький умный зверек, который что-то знает. Но на свете так много всего, чего ты не знаешь. Так много. Что, собственно, известно тебе? Ты всего лишь маленький обычный зверек, который живет в обычном городе. Ты просыпаешься каждое утро и совершенно точно знаешь, что ничто на свете не принесет тебе тревоги. Ты проживаешь свой обычный маленький день, а ночью видишь свой спокойный обычный маленький сон, полный мирных, глупых мечтаний. А я принес тебе кошмары. Или нет? Ты живешь во сне, ты слеп как лунатик! Откуда тебе знать, как выглядит мир? Знаешь, что мир — это вонючий свинарник? Знаешь, что в нем найдут лишь свиней, если снесут стены? Мир — это ад! И какая разница, что происходит в нем? Он устроен таким образом, что страдание влечет за собой другое. С тех пор, как существует земля, на ней идет цепная реакция страдания и скорби. Но возможно, где-то там, на далеких планетах и звездах, тоже не лучше… Кто знает? Вершиной всего отвратительного нашей и других неизвестных вселенных остается все же с большой долей вероятности человек. Люди, они такие… Они — злые, подлые, лукавые, корыстные, жадные, жестокие, безумные, любящие мучить и жаждущие крови, злорадные, вероломные, льстивые, завистливые, но прежде всего они глупы как пробка! Люди всего лишь люди. Ах, Френсис, знаешь, люди в этом мире облачились в панцирь себялюбия, упиваются тщеславным самолюбованием, жаждут лести, глухи к тому, что им говорят, равнодушны к несчастьям, которые выпадают на долю их самых близких друзей, они боятся любой просьбы о помощи, которая могла бы нарушить их собственные желания! Право, милый Френсис, такой тип детей Адама встречается от Китая до Перу.

Но как быть с остальными? С нами? Я говорю тебе, мой друг, — мы сделаны из того же теста. Мы без желания, пресыщенно и скучающе охотимся на комаров, мы лениво лежим на садовых оградах, мурлычем рядом с электрическими печами, рыгаем, урчим, спим, проводим нашу жизнь в смешных мечтах о смешных охотах за смешной дичью типа мышей и позволяем быть человеку Богом, — мы, предпочитающие различные виды кормов, уже так печально далеки от тех, кем когда-то были… Да, Френсис, мы должны стыдиться за всех других представителей гордой семьи кошачьих! Мы подражаем людям, мы как люди!

— Ты сам настоящий человек! — закричал я. — Ты думаешь как они! Действуешь как они! Все несчастья, которыми они одарили мир, ты хочешь только повторить. Твоя мечта не действенное изменение, а введение новой диктатуры, оплаченное сотнями и тысячами мертвых собратьев! Или поведай-ка мне еще раз, что за роль ты уготовил другим видам зверей в твоем таком удивительном солнечном государстве? Ответь мне, пожалуйста!

— Вовсе никакой роли! Они глупы и смирились со своей судьбой! Ни воли, ни энергии, понимаешь? Они прирожденные жертвы и однажды станут нашими подданными, как люди. Мы можем быть новыми повелителями мира, Френсис. Династии и королевства могли бы возникнуть, и наша власть может простираться через океаны до самых отдаленных пустынь. Не будь глупцом, Френсис! Убери же наконец шоры с глаз и признай, что сделали из нас люди! Игрушки, плодящиеся балагуры, чтобы услаждать их взоры, заменитель объекта любви для их холодных сердец, приятная мелочь в их дурацком обиходе! Вот во что мы превратились! Тебе бросалось когда-нибудь в глаза, что мы очень малы? Любой человечий ребенок может свернуть нам шею. Мы беззащитны, отданы им в распоряжение навсегда, и самое худшее, что мы не воспринимаем это состояние ига, мы совершенно привыкли, да, оно даже нам нравится. Хочешь, чтобы твой вид и дальше существовал в этом унизительном положении? Ты хочешь этого, Френсис?

— Не подменяй понятия, Паскаль!

— Паскаль? Это название компьютерного языка, языка, выдуманного человеком! Как это типично для человека. Все эти слабоумные имена, которыми нас наделяют, потому что они должны проецировать свои извращенные эмоции обязательно и на нас. Потому что им нечего сказать друг другу, потому что они используют нас как замену дружбе, в которой разочаровались, и симпатии. Меня не зовут ни Паскаль, ни Клаудандус, я ношу другое имя, которое выдумали люди. Я — кошачий, представитель семейства, которое пожирает человека!

— А Цибольд? — спросил я. — Он же спас тебе жизнь, выходил тебя.

— Чепуха! У него было лишь чувство вины, потому что он годами сам был убийцей, а тут подвернулся удобный случай успокоить свою совесть. Таковы они все, Френсис, лживые притворщики. Ханжество их истинный бог, которому они ежедневно приносят новые жертвы. И для этого мы нужны им. Они хотят сделать из нас карикатуры на себя самих!

— Но есть и хорошие люди, Паскаль, или Клаудандус, или Кошачий, или кем ты хочешь еще быть. Поверь мне. Однажды, я добавлю, в один прекрасный далекий день в этом подлунном мире все живые существа будут равноправны, будут в гармонии и, возможно, даже в любви и лучше понимать друг друга.

— Нет, нет, нет! — зарычал он, и его глаза загорелись слепой яростью и ненавистью. — Нет добрых людей! Все одинаковы! Да пойми же ты наконец! Звери — добрые люди, а люди — злые звери!

Я осторожно повернулся к нему спиной и склонился над клавиатурой компьютера.

— Каждый мечтает править миром, — проговорил я с горечью. — Действительно, каждый! Ведь это то, о чем идет речь, правда? Мировое господство. Об этом всегда идет речь. И каждый вид верит, что они — номер один. И каждый индивид глубоко убежден, что он один имеет право на то, чтобы занять трон, раздавать указания другим уничтожать других. И каждый заблуждается, потому что на каждом троне там, наверху, одиноко и холодно. Нам больше нечего сказать, мой друг. Я понимаю, почему ты устроил этот кошмар, и не хотел бы скрывать от тебя, что твоя непреклонность даже вызывает некоторую симпатию. Но не такой ценой, нет, не такой жестокой ценой! Я буду бороться с тобой и приложу все усилия, чтобы разрушить дело твоей жизни. Чем клянусь и на чем стоять буду! А начну с того, что сотру эту программу. Мне очень жаль…