Неандертальский параллакс - Роберт Сойер

Глава 29

К середине дня Рубен смог озвучить хорошие новости. Всё утро он общался по телефону и электронной почте с экспертами в Оттаве, Атланте и Виннипеге.

— Вы, должно быть, заметили, что Понтер не любит хлеб и молочные продукты, — сказал он, сидя в своей гостиной и прихлёбывая крепчайший эфиопский кофе, который, как обнаружила Мэри, он обожал.

— Да, — сказала Мэри, которая после душа чувствовала себя куда как комфортнее, несмотря даже на то, что пришлось одеться во вчерашнее. — Он любит мясо и свежие фрукты. Но к овощам, молоку и хлебу интереса не проявляет.

— Именно, — сказал Рубен. — И люди, с которым я общался, сказали, что это очень хорошо для нас.

— Почему? — спросила Мэри. Она терпеть не могла кофе, которым наслаждался Рубен; они заказали «Максвелл Хауз» и даже шоколадное молоко, но их доставят только к вечеру, вместе со свежей одеждой. Пока же она получала свою дозу кофеина из банки «кока-колы».

— Потому что, — ответил Рубен, — это говорит о том, что народ Понтера не занимается сельским хозяйством. То, что мне удалось узнать от Хак, это более-менее подтверждает. Население той версии Земли, похоже, значительно меньше, чем нашей. Как следствие, они не практикуют земледелие или скотоводство, по крайней мере, не в таких масштабах, в каких ими занимаемся мы в последние несколько тысяч лет.

— Я считала, что без этого невозможно поддерживать сколько-нибудь высокий уровень цивилизации, независимо от численности населения, — сказала Мэри.

Рубен кивнул.

— Жду не дождусь, когда Понтер сможет развёрнуто ответить на наши вопросы на эту тему. Так вот, мне сказали, что наши самые опасные болезни впервые появились как болезни домашних животных, которые потом перешли на человека. Корь, туберкулёз и оспа происходят от коров, грипп — от свиней и уток, коклюш — от свиней и собак.

Мэри нахмурилась. Заметила пролетающий за окном вертолёт — опять репортёры.

— Ну, если подумать, то так оно и есть.

— Более того, — сказал Рубен, — болезни наподобие чумы развиваются в основном в местах с высокой плотностью населения, где много потенциальных жертв. В малонаселённых местностях такие болезни, по-видимому, эволюционно нежизнеспособны: они убивают носителя прежде, чем он успевает заразить кого-то ещё.

— Да, думаю, это тоже верно, — сказала Мэри.

— Наверное, будет слишком радикальным упрощением считать, что раз общество Понтера не сельскохозяйственное, то это общество охотников и собирателей, — сказал Рубен. — Но это самый близкий известный нам аналог тому, что пытается описывать Хак. Общества охотников и собирателей действительно имеют значительно меньшую плотность населения, и в них и правда гораздо меньше болезней.

Мэри кивнула. Рубен продолжал:

— Как мне сказали, тот же самый принцип работал, когда в Америку явились первые европейцы. Первооткрыватели прибыли из густонаселённых аграрных обществ и кишели болезнетворными микробами. Местные жили не так плотно, и животноводство у них практически отсутствовало; они не знали чумы или других болезней, которые передались от животных к человеку. Именно поэтому от контакта пострадала в основном одна сторона.

— Я считала, что сифилис попал в Старый Свет из Нового, — сказала Мэри.

— Да, есть некоторые свидетельства в пользу такой версии, — согласился Рубен. Но хотя сифилис и правда впервые возник в Северной Америке, здесь он никогда не передавался половым путём. Лишь попав в Европу, он приспособился к такому способу распространения и стал одной из основных причин смертности. На самом деле эндемичная, невенерическая форма сифилиса встречается до сих пор, правда, в основном среди кочевников-бедуинов.

— Надо же!

— Истинная правда. Так что сифилис не опровергает картину одностороннего распространения эпидемических заболеваний, наоборот, его пример подтверждает тезис о том, что для эпидемий требуются социальные условия, типичные для перенаселённых цивилизаций.

Мэри некоторое время переваривала услышанное.

— Это значит, что вы, Луиза и я… нам, скорее всего, ничего не угрожает?

— Это выглядит весьма вероятным: Понтер страдает от чего-то, что подхватил здесь, но скорее всего не принёс с собой ничего, о чём следовало бы беспокоиться.

— А что будет с ним? Понтер поправится?

Рубен пожал плечами.

— Не знаю, — ответил он. — Я дал ему достаточно антибиотиков широкого спектра, чтобы одолеть большинство известных бактериальных инфекций, как Грам-негативных, так и Грам-позитивных. Однако вирусы не реагируют на антибиотики, и не существует такой вещи, как антивирусный препарат широкого спектра действия. Пока мы не установим, что у него действительно конкретная вирусная инфекция, накачивать его произвольными антивирусными средствами без толку — мы ему скорее навредим, чем поможем.

Эксгибиционисты хлынули на дотоле закрытую половину зала Совета и окружили Адекора плотной толпой, выкрикивая вопросы, которые разили его, словно копья — попавшего в засаду мамонта.

— Стал ли для вас неожиданностью вердикт арбитра Сард? — спрашивал Луласм.

— Кто будет говорить от вашего имени перед трибуналом? — требовал ответа Хауст.

— У вас сын 148-го поколения; достаточно ли он взрослый, чтобы осознавать последствия того, что может ждать вас — и его тоже? — спросил эксгибиционист, имени которого Адекор не знал, 147-й, передачи которого, должно быть, смотрела более молодая аудитория.

Эксгибиционисты набросились и на Жасмель.

— Жасмель Кет, какими теперь станут ваши отношения с Даклар Болбай?

— Вы правда верите, что ваш отец жив?

— Если трибунал осудит учёного Халда как убийцу, что вы будете чувствовать, зная, что защищали виновного?

Адекор чувствовал поднимающийся гнев, но он старался, старался, старался скрыть его. Он знал, что трансляции эксгибиционистов смотрит множество людей.

Жасмель наотрез отказалась отвечать на любые вопросы, и эксгибиционисты, наконец, оставили её в покое. Те, кто осаждал Адекора, тоже скоро насытились и мало-помалу очистили зал, оставив Жасмель и Адекора в гулком одиночестве. Жасмель на мгновение поймала взгляд Адекора, но тут же отвернулась. Адекор не знал, что ей сказать; он с лёгкостью читал настроение её отца, но в Жасмель было много и от Класт. Наконец, просто чтобы заполнить зияющую тишину, Адекор произнёс:

— Я знаю, ты сделала всё, что смогла.

Жасмель подняла глаза к потолку, к нарисованной на нём заре и укреплённому в центре хрономеру. Потом опустила голову и посмотрела на Адекора.