Собрание сочинений в трех томах. Том 1. - Гавриил Троепольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кондрат удивительно близко принимает к сердцу погоду. В ненастье он всегда злой и молчаливый, а когда ясно, он веселый, и тогда любит петь песни. Так вот, этого самого Кондрата Туманов прогнал из отряда со словами:
— Два дня чтоб мои глаза тебя не видали, а уши не слыхали.
— Ну, Тихон Петрович! — мрачно взывал Кондрат и показывал пальцем в хмурое небо. — Видишь?
— Пашем же. Не стоим.
— Так я на пересмене.
— Читай, чертова голова, Алеша вот читает, и ты читай.
— Я в такую муть и читать не могу.
— А ругаться можешь? Да что я с тобой тут нюни развожу! Иди. Уходи с глаз на два дня. — И на полном серьезе заключил: — Воспитывать я тебя должен. Два дня тебе наказание.
— Ну, не буду.
— Два дня. А там посмотрим. — Туманов был неумолим.
Алеша тогда видел, как Кондрат медленно пошел от будки, широкоплечий, чуть сутуловатый, могучий коротыш. Шел, шел и сел в борозду своей загонки, которую он должен был пахать в ночную смену. Сел и сидит метрах в двухстах от будки. Алеша уехал за горизонт, и уже приехал обратно, а Кондрат сидит. Уже повариха выбросила платок на шесте и помахивала им, как у голубятни, а Кондрат все на том же месте и в том же положении. Начали обедать.
— Сидит, — сказал Алеша.
— Сидит, — подтвердил Туманов.
Ели молча. Неожиданно Туманов бросил ложку на стол и с сердцем выпалил:
— Хоть отошел бы подальше! Иди, — обратился он к Алеше, — позови его.
Алеша подошел к Кондрату. Тот ковырял пласт сухой будылиной так старательно, что казалось, более срочной и серьезной работы нет и не может быть.
— Велел звать. Иди, — пригласил Алеша.
— Через два дня приду как часы. Приду воспитанный, как из детского дома, — неудачно пытался отшутиться Кондрат.
— А ты не рыпайся, Кондрат. Он же хочет, чтобы ты не только передовиком был, а еще и…
— Святым? — поспешно спросил Кондрат, перебивая.
— Нет. Хорошим человеком.
— Все хорошие человеки не ругаются? Радуются слякоти? Они что, Тургенева читают? И когда на душе муторно, то улыбаются и ласково так говорят: «Матерь ты моя божия!»?
По полю прогудел бас Туманова:
— Кондра-а-ат! — И он махнул рукой.
Кондрат, будто бы нехотя, встал и подошел к будке. Туманов был вне себя:
— Или уходи сейчас же, немедленно, или… садись обедать!
— Ни то и ни другое! — уныло сказал Кондрат, — Объявляю голодовку на два дня. Сам себе, за свои выражения. А уходить мне невозможно: все обдумал.
— Это почему же невозможно? — спросил Туманов. — Значит, не подчиняешься?
— Подчиняюсь. Лучше два дня есть не буду, но в деревню не пойду. Почему? Очень просто. Позавчера был дома, ходил в баню, менял белье. Если я, допустим, нынче же приду на два дня, то куда я дену глаза? Брехать, что трактор сломался? Извиняюсь! — Кондрат ткнул себя в грудь большим пальцем. — Извиняюсь! — Потом стащил ушанку, смял ее в обеих руках и произнес печально: — Совесть не позволяет. Не пойду. Хочешь — два дня в борозде просижу, как призрак, хочешь — два дня есть не буду, как верблюд.
Последние слова Кондрат сказал с такой искренностью, что стало ясно: он сам вполне серьезно продумал наказание. Так показалось тогда Алеше.
Но Туманов, видимо, понял это по-своему. Ему подумалось, что Кондрат хитрит: пусть, дескать, смотрит бригадир на несчастного тракториста в борозде или пусть чувствует, что рядом живет голодающий человек, у которого никогда не бывает плохой выработки и плохого качества. И он сказал так:
— Чтобы я два дня смотрел на твою корявую фигуру в борозде?! Чтобы я морил голодом человека два дня?! Хочешь, чтобы я в буржуазную идеологию перекинулся — морить человека?! Не быть тому! Давай честное слово, что не будешь выражаться.
— Даю, — не задумываясь ответил Кондрат и протянул руку Туманову.
Тот чуть подумал, но все-таки взял руку и обратился к Алеше:
— Накрой.
Алеша положил свою руку на потрескавшиеся пальцы трактористов, что и означало — честное слово дано при свидетеле.
Обед уже остыл, но все ели с аппетитом. Кондрат мрачно и лаконично рассуждал, энергично пережевывая пищу:
— Конечно. Черным словом — нехорошо. А что сделаешь? Вся наша деревня такая. И батя, покойник, не тем помянуть, к каждому слову прибавлял. И все так. И ребятишки за ними. Вот и привыкают. Такая уж наша деревня — на всю округу. Про нас так и говорят: «Уторком с матерком, вечерком с матерком, а в обед со молитовкою». Вот она какая петрушка получается.
Вечером того же дня, на смене, Алеша спросил:
— А ты на Туманова обиделся?
— Ни на каплю. За что на него? Он бригадир. Нас если распустить, так мы и будку вверх колесами перевернем. Видишь ты, какой «хулиган»! — Он сграбастал Алешу в железный зажим своих рук и предложил, дыша в лицо: — Давай поборемся.
Алеша заметил, что у Кондрата голубые-голубые глаза, открытые и чистые. Весь он в них. Бороться они не стали — Кондрат увидел солнце и заулыбался. Оно растолкало над горизонтом облака и внимательно посмотрело на одинокую будку на колесах и на двух парней…
Осень. Степь. Будка. Солнце. И чернозем. И веселый Кондрат рядом с Алешей. То было в прошлом году, а кажется — вчера.
Вот уже два года Алеша работает с Кондратом на одном тракторе. Два года они живут одной жизнью. Кондрат «пересилил» себя и уже не «выражается», хотя оставил себе в употреблении одну только «едрену мышь». Шепотком он что-то такое иной раз добавлял еще долго, но и это перестал делать. Ясно одно: рядом с Алешей он понял, что ему надо учиться, что он забыл даже и то, чему учился в семилетке. Он с завистью посматривал на общие тетради Алеши и восторгался тем, что тот перешел на второй курс сельскохозяйственного института, не сходя с трактора. А когда выяснилось, что в районе семь трактористов-заочников, Кондрат заволновался. В один из дождливых дней он говорил Алеше:
— Как же это так получается? Рабочий может ходить в вечернюю школу, может подготовиться в институт, а трактористу невозможно. Где она у нас, школа? Нету. Да и как пойдешь? То ночная смена, то дневная. Что ж я должен одичать в степи? Одичать без высшего образования? Не написать ли нам с тобой министру какому-нибудь? Так, мол, и так: что же, тракторист должен одними месячными курсами пробавляться? Вы, мол, что же, не понимаете того, что я от снега до снега в степи, один со своей совестью? Я хлеб делаю, товарищ министр! — Кондрат уже воображал беседу с министром. — Хочу — хорошо пашу, хочу — плохо. Только плохого не будет. Нас и так уже почти никто не контролирует и не проверяет. А где у Кондрата брак? Нету у Кондрата брака. Где у Алеши брак? Нету. Кто вкруговую собрал по девятнадцать центнеров с гектара? Бригада Туманова. Вы понимаете, товарищ министр, что совесть хлебопашца не позволит мне, Кондрату, сделать плохо. И я хочу учиться в вечерней школе. Зимой, конечно. Мы с Алешкой горы свернем, только не забывайте, что мы в степи. Мы и земля! Больше не надо ничего — и хлеб будет. Мы пашем, мы сеем, мы косим и молотим. — Кондрат замолчал. Подумал. Потом спросил: — Правильно я говорю, Алеша?
— И правильно и чуть-чуть неправильно.
— А что?
— Как это так «больше не надо ничего»?
— А что еще надо? Все у нас есть. Что еще надо? — повторил он вопрос.
— Трактор-автомат, — ответил Алеша. — Управлять трактором через кнопочное устройство! Или управлять трактором на расстоянии по радио! Вот будущее!
— Не загибай, Алеша, через край. Как это — по радио? Сказал!
— Не загибаю. На сессии заочников нам рассказали об Иване Логинове. Он уже управляет трактором при помощи копира. А недавно в Красноярском крае испытывали трактор, управляемый по радио.
— И пашет? — удивленно спросил Кондрат, привстав.
— И пашет.
— Порядок! — воскликнул Кондрат. И снова размечтался, но совсем-совсем в другом тоне: — Сижу, скажем, я вот в этой самой будке. Я, Кондрат. Передо мной рычаги такие. А я читаю «Войну и мир» Льва Николаевича и жму на них, на рычаги. Жму! Ни тебе дождь, ни тебе жара — трактор пашет и косит и… муку мелет… С одной стороны — вальцовую выдает, с другой — простого размола, а позади отруби высыпает. Три сорта!
— Шутишь, Кондрат, а зря. Будка будет не такой. Ветер не будет выть в щели, и левый угол не будет протекать. А будет будка-горенка, с линолеумом на полу.
И пёред тобой — не «рычаги» какие-то, а радиопередатчик. Он будет посылать сигналы радиосистеме в кабину трактора. И все! Ты будешь управлять не одним трактором, а несколькими. Это не мечта. Есть такое учреждение, называется «Крас-пром-автоматика». Там уже изобрели и гидравлическую систему, и электрическую, и радиосистему для управления трактором по радио. Уже все испытывали.
— И пыль не буду глотать по полведра в день?
— Не будешь, Кондрат, глотать пыль по полведра в день… Но… не годишься ты для этого… пока.