Страна Дяди Сэма : Привет, Америка! - Билл Брайсон

Поэтому я придумал гениальную альтернативную диету. Она называется «Одурачь свое тело круглосуточной диетой». Идея состоит в том, что двадцать четыре часа в сутки вы беспощадно голодаете, однако четыре раза в день в определенное время — для удобства назовем это завтраком, обедом, ужином и полуночным перекусом — кормите свое тело чем-нибудь вроде тарелки сосисок, чипсов и бобов или большой миски двойного шоколадного мороженого так, чтобы оно не догадалось, что вы голодаете. Гениально, правда?

Не знаю, почему я не подумал об этом много лет назад. Может, потому, что отруби буквально прочистили мой мозг. Или что-то еще.

Спортивная жизнь

У нас есть подруга, мать-одиночка, чей шестилетний сын только что записался в хоккейную команду. К этому виду спорта здесь относятся очень трепетно.

На первом сборе команды кто-то из родителей объявил, что вывел формулу, определяющую, сколько каждый ребенок сможет играть. Получалось, что семеро лучших игроков смогут играть в течение 80 % игрового времени, а остальные, более безнадежные дети, разделят оставшееся время — во всяком случае, пока в победе можно не сомневаться.

— Я считаю, это самый справедливый способ, — произнес родитель под торжественные кивки других папочек.

Не оценив роль тестостерона в таких делах, наша подруга заметила, что более справедливо будет позволить всем детям играть на равных.

— Но тогда они не выиграют, — возразил ошеломленный отец.

— Не выиграют, — согласилась наша подруга. — И что?

— Но в чем смысл игры, если не выигрывать?

Детям, позвольте напомнить, по шесть лет. В этой колонке не хватит места — да и газеты не хватит, чтобы обсудить все, что не так со спортом в Америке, практически на каждом уровне, так что я лишь приведу наиболее яркие примеры, чтобы вы представили, каким образом Америка добивается в наши дни спортивных побед.

Первый пример. В попытках заинтересовать спортсменов и поднять наши показатели в медальном зачете (чего, конечно же, важнее во всей Вселенной быть не может) американским пловцам выплачивали до 65 тысяч долларов из официальных источников за каждую выигранную медаль на последних олимпийских играх. По-видимому, представлять целую нацию и делать все возможное для победы — уже не такие сильные стимулы, как прежде.

Второй пример. Чтобы порадовать местных фанатов и улучшить свое положение в национальных рейтингах, крупнейшие университетские футбольные команды теперь постоянно устраивают матчи с безнадежно неадекватными соперниками. В прошлом спортивном сезоне особенную гордость вызвала победа команды Университета Флориды, второй по рейтингу в стране, над крохотным Центральным университетом Мичигана с невероятным счетом 82:6.

Пример третий. Чтобы посмотреть по телевизору шестьдесят минут Суперкубка этого года по американскому футболу, пришлось высидеть ИЗ рекламных роликов, анонсов передач и коммерческих объявлений (я специально считал).

Пример четвертый. Поход на игру Главной бейсбольной лиги сейчас для семьи из четырех человек стоит в среднем более 200 долларов.

Я перечисляю все это не для того, чтобы попричитать: дескать, чрезмерная коммерциализация и притупление спортивного мастерства отнимают большую долю радости от спорта в этой стране (хотя так и есть). Я лишь хочу объяснить, почему так обожаю баскетбольные матчи в Дартмутском колледже.

Дартмут — местный университет, входит в Лигу плюща, конфедерацию восьми почтенных учебных заведений с высокими стандартами обучения — Гарвард, Иель, Принстон, Браун, Коламбия, Пенн, Корнуэлл и Дартмут. Дети поступают в университеты Лиги плюща, потому что хотят стать банкирами и профессорами, а не потому, что собираются ежегодно получать 12 миллионов долларов, играя в профессиональный баскетбол. Они играют, потому что им нравятся сама игра, дух товарищества, спортивный азарт — все то, чего в этой стране почти не осталось.

Впервые я сходил на игру три года назад, когда заметил расписание в витрине одного местного магазина и увидел, что первая игра сезона как раз в тот вечер. Я двадцать лет не был на баскетбольных матчах.

— Эй, в Дартмуте сегодня вечером игра! — объявил я восторженно, зайдя домой. — Кто пойдет?

На пяти обращенных ко мне лицах появилось выражение, какого я не наблюдал с тех пор, как предложил съездить в кемпинг в Словении в следующий отпуск.

— Ладно, пойду один, — выдохнул я, однако в конце концов моя младшая дочка, которой было тогда одиннадцать лет, пожалела меня, и мы отправились вдвоем.

И отлично провели время. Дартмут выиграл в напряженной борьбе, и мы с дочкой вернулись домой, наперебой обсуждая игру. Через несколько дней Дартмут победил снова, с большим трудом, забросив последний мяч под финальную сирену, и мы снова пришли домой, горячо обсуждая события матча.

Теперь уже все захотели пойти с нами. Но мы не разрешили составить нам компанию. Мелочь, а приятно.

С тех пор три сезона подряд мы с дочкой ходили на игры Дартмута. Все было прекрасно. Площадка, на которой играли команды, совсем рядом с нашим домом. Билеты дешевы, зрителей немного, и все дружелюбны и лояльны. Приятная группа «ботаников» наигрывала веселые мелодии вроде темы из «Гавайи 5:0», что заставляло нас подпрыгивать на своих местах. После игры мы выходили на морозный ночной воздух и шли домой пешком, болтая без умолку. Именно из этих разговоров я узнал состав «Спайс герлз», что «Крик-2» — типа крутой фильм и что Мэттью Перри такой хорошенький, что не похож на настоящего. А когда не было ни малейшей вероятности, что кто-то увидит, дочка брала меня за руку. Это было прекрасно.

Но интереснее всего была игра. Два часа подряд мы кричали и ужасались, выдергивали волосы и изо всех сил надеялись, что наши ребята смогут положить в корзину мячей больше, чем чужие. Если Дартмут побеждал, мы ликовали. Если нет — что ж, не важно. Это игра. Именно таким должен быть спорт.

Одним из дартмутских игроков был семифутовый гигант по имени Крис, который обладал всеми качествами, кроме, увы, способности играть в баскетбол. В результате он провел почти всю карьеру на скамейке запасных. Крайне редко его выпускали поиграть на пятнадцать-двадцать секунд. Кто-нибудь непременно передавал ему мяч, а какой-нибудь малыш тут же подскакивал и отбирал. Крис с сожалением качал головой, а затем вприпрыжку, как жираф, бежал на другой конец поля. Это был наш любимый игрок.

По традиции последняя игра сезона — родительский матч, когда родители слетаются отовсюду, чтобы посмотреть на игру своих чад. По той же традиции последнюю домашнюю игру начинали выпускники.

Эта игра не важнее всех прочих, но слух о том, видимо, не дошел до нашего долговязого героя. Он вышел на площадку весь такой воинственный. Это был первый и последний шанс показать себя, и он не собирался его упускать.

Судья свистнул, и игра началась. Наш Крис пробежался взад и вперед четыре или пять раз, а затем, к нашему и его ужасу, его вернули на скамейку. Он поиграл не больше четырех минут. Он не сделал ни одной ошибки — ему даже не представилось такой возможности. Он занял привычное место, бросил на своих родителей извиняющийся взгляд и смотрел игру с влажными от слез глазами. Кто-то забыл сказать тренеру, что победа — еще не все.

На этой неделе в Дартмуте проводится последняя домашняя игра сезона. Думаю, в этом году будет пара ребят, которым позволят побегать взад и вперед по полю символическую минуту-другую, а затем заменят более способными игроками.

Мы с дочкой решили пропустить эту игру. Когда с таким трудом находишь совершенство, тяжело смотреть, как его уничтожают.

Последняя ночь на «Титанике»

В ночь крушения наши столы были сказочными! Огромные кисти винограда, которые венчали фруктовые корзинки на каждом столе, потрясали воображение. Меню было изумительно разнообразным и соблазнительным. Я оставалась за столом до конца ужина.

— Боже мой, Басс, что за суета?

— О, привет, Смайт. Ты не спишь в такой час, не похоже на тебя. Сигару?

— Спасибо, не откажусь. Так что за шум? Я видел капитана, когда пришел сюда, и он выглядел ужасно озабоченно.

— Похоже, мы тонем, старина.

— Не может быть!

— Помнишь тот айсберг, который мы видели за ужином?

— Тот, размером с двадцатиэтажный дом?

— Тот самый. Так вот, похоже, мы врезались в эту чертову штуковину.

— Вот незадача.

— Да уж.

— Думаю, это объясняет, почему дверь моей каюты оказалась под кроватью, когда я проснулся. Я еще подумал, что это немного странно. Слушай, это «Монте-Кристо»?

— На самом деле «Герман Апманн». Один человек с Джерард-стрит привозит их специально для меня.