Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд - Вероника Лесневская

Сглатываю тяжело, опуская взгляд на декольте.

Крупный, но при этом изящный кулон ложится четко над ложбинкой шикарной груди. Круглый циферблат в оправе из золота и темных агатов выигрышно смотрится на бархатной коже. Благородно, богато, достойно.

Интимно, черт возьми. Не только потому что я озабоченный и постоянно хочу Агату, с момента нашей первой встречи в клинике. Но сейчас к моей одержимости прибавляется что-то еще, необъяснимое. Сродни тому предвкушению и трепету, когда находишь редкий экземпляр часов, который может стать короной твоей коллекции.

— Я не могу, — лепечет Агата, в который раз доказывая, что упрямство у нее в крови. И кажется, мне даже это в ней нравится. Непокорная, стойкая, принципиальная. Не купить ее, как я привык. — Мне не нужны подарки от тебя, — даже не рассмотрев кулон, касается пальцами застежки на шее, но я перехватываю ее руку.

— Это благодарность за помощь, — сочиняю на ходу, — за поиск моего наследника.

Зачем я напомнил? Вызвал тень недовольства и разочарования на красивом личике.

— Мы же его еще не нашли, — недоуменно хлопает ресничками Агата. Опускает ладонь на ключицу, трогает цепочку. Размышляет.

«Может, и нашли. Но не благодаря, а вопреки тебе, вредная чертовка», — проносится в сознании, и я начинаю злиться на Агату. Все могло бы пойти по другому сценарию, если бы в тот день в клинике…

Глубокий вдох. И тщетная попытка отвести взгляд от манящей груди, которую украшают антикварные часики. Я будто частицу себя чертовке оставил в надежде, что это когда-нибудь нас сблизит. Хрупкая связь — в агатовых часах.

— Но ты же старалась найти? — задаю вопрос с подковыркой.

Не в состоянии побороть порыв, все-таки поднимаю руку, провожу пальцами по цепочке к кулону. Подхватываю его, а сам поглаживаю жаркую кожу тыльной стороной ладони. Спускаюсь к ложбинке груди, которая лихорадочно поднимается.

Тело Агаты остро реагирует на меня, здесь она меня не проведет, но разум мешает ей поддаться. Может, и правильно… Мне бы тоже здравый смысл вернуть себе надо.

— Да, но… — дыхание чертовки срывается. И она сдерживается из последних сил. Накрывает мою руку своей, чтобы отстранить. Но медлит. — Я думаю, в итоге ты уедешь ни с чем, — ее взгляд внезапно леденеет.

Стерва. Не сдается.

Дрожит от моих прикосновений, покрывается мурашками, едва сознание не теряет от недостатка кислорода. Но стоит на своем. Крепко держит броню.

— А вот я так не думаю! — срываюсь неожиданно сам для себя.

Стоп, Адам! Стоп!

Нельзя так с Агатой. На порыве. На желании.

С ней или серьезно, или никак.

Тройное табу… Мой диагноз… Тест ДНК… И ответ, который решит все.

Надо дождаться.

Но упругое женское тело уже грубо впечатано в мое, из сексуальной груди выбит тонкий ошеломленный стон, а сочные губы завоеваны.

Целую.

Сам целую женщину.

Жадно пробую на вкус. Вторгаюсь в ее ротик. И жду самую малость — отклика.

Со студенческих времен подобной хренью не занимался. Меня обслуживали, удовлетворяли, продавались мне, но не более того. Ни с одной бабой я не шел на сближение. Знал, что меня не любили, и не давал ничего взамен. Кроме денег.

Слабый укус ни хрена не приводит в чувства.

— Адам, — лепечет Агата в мои губы. Заводит срывающимся шепотом, жарким дыханием и прикосновением маленьких ладоней к моему торсу. Оттолкнуть меня хочет, но я не могу ее отпустить. Своим сопротивлением она заставляет меня усилить напор.

Осознание того, что Агата не хочет быть моей и даже не пытается имитировать некое подобие страсти, наносит почти физическую боль.

Купил бы, черт! Все коллекции собрал и сдал бы в ломбард, лишь бы денег хватило. Оплатить каждый ее час, каждый день. До конца жизни.

Но она не продается. Недосягаемая. Мечта.

И этот наш первый поцелуй, скорее всего, станет единственным. Поэтому беру от него все, как смертник в последний день перед казнью. Как провидец, узнавший о грядущем конце света.

По максимуму. Сейчас и больше никогда.

Запускаю руку в мягкие, как шелк, волосы. Срываю, наконец, проклятую резинку, освобождаю смоляные пряди, которые достигают ее пояса. Веду по ним вниз по напряженной спинке, до самой поясницы. Сгребаю локоны, наматывая их на кулак.

Я полностью сосредоточен на губах Агаты. Я и забыл, как приятно и вкусно целовать женщину. Или это она такая особенная. Сладкая, мягкая, ароматная. Дразнит аппетит.

Не останавливаюсь ни на миг. Вбиваюсь языком в ее рот, игнорируя сиплые вздохи. Больше и шанса не выпадет такого, точно знаю.

Агата скорее убьет меня и закопает, чем простит нападение и подпустит еще раз к себе. Я посягнул на ее свободу, которой она так гордилась.

К моему удивлению, в какой-то момент Агата отвечает. Слабо, неуверенно. Ведет ладошками к моей шее, обнимает. Включается в поцелуй, принимает мои атаки, впускает в себя. Вздрагивает и постанывает, сводя меня с ума. Касается язычком моих губ, немного неловко скользит по зубам, проявляет инициативу.

Мы не переступаем грань. Не позволяем себе лишнего. Я даже не касаюсь ее упругого тела так откровенно, как хотелось бы. Сжать грудь, скользнуть по прессу на животике, поласкать накачанную попку. Воплотить в реальность все, что я вытворял с Агатой в своих фантазиях.

Но нет…

Между нами — всего лишь поцелуй.

И его хватает, чтобы я захотел Агату так остро и болезненно, что в брюках дымит, а крыша слетает.

Продолжаю пожирать чертовку, как лучший деликатес в моей жизни, а в голову лезут самые смелые, но нереальные способы продолжения вечера.

Отнести ее в дом и перебудить детей криками? А кричать Агата будет, гарантирую. Если не от страсти, то от злости и ненависти. Равнодушной ко мне она не бывает.

Не вариант.

Затолкать в машину и взять ее там? Я в том состоянии, что мне по хрен, где. Но Агата недостойна того, чтобы грязно иметь ее на заднем сиденье.

На каком, к черту, заднем? Там три автокресла!

Мать вашу. Мы как муж и жена со стажем супружеской жизни. Вот только страсть и влечение, как у подростков, взрываемых гормонами.

Улыбаюсь в ее губы, но не отрываюсь. Терзаю, пока она теряет контроль, обнимаю податливое тельце крепче, насколько возможно. Наслаждаюсь здесь и сейчас.

До тех пор, пока звук двигателя и яркий свет фар не заставляют нас отстраниться друг от друга. Агата, прикрыв ладонью лицо, поворачивается в сторону ворот, откуда во двор въезжает машина.

Несложно догадаться, кто пожаловал в столь поздний час. И застал нас, как школьников.

Но если мне начхать на