Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

дирижёра, руководителя прославленного оркестра. Вера намеревалась в него вступить. Кстати, её скрипка осталась у этого музыканта. Меня поразило то, что он, судя по всему, не подверг сомнению вывод своего гостя.

– Нашла чему поражаться, – вздохнула Ирочка, – кстати, Рита, как вам сегодняшнее событие? Я имею в виду скандальное шоу в храме Христа-Спасителя.

– Я не знаю деталей, – призналась Рита. Ей рассказали, что шесть или семь девчонок с гитарами, в балаклавах, ворвались в храм – не во время богослужения, и, запрыгнув на солею, исполнили там довольно развратный танец, после чего убежали, хоть их пытались остановить, и видеозапись этого действа с наложенной на неё весьма бесталанной песенкой "Богородица, Путина прогони!" висит на Ютубе.

– И их за это разыскивают спецслужбы? – спросила Рита, – серьёзно?

– Не только их, – воскликнула Таня, – раскрыта целая вредоносная сеть, спонсируемая Западом и имеющая задачу чернить, порочить, смешивать с грязью и растлевать.

Рита ужаснулась.

– Кошмар! И как теперь без растления? Ведь рождаемость падает?

– Так она и падает от растления, дорогая моя! Подтачиваются основы семьи, моральные ценности размываются – ну, и всё идёт наперекосяк. Ведь вы это понимаете, не дурачьтесь!

– А вам не кажется, что моральные ценности размываются из другого крана? – приняла Рита ехидный Танечкин пас, – если человек растёт интеллектуально, ему моральная деградация не грозит. Это – сообщающиеся сосуды. Ну а уж если идёт обратный процесс – никакой дубиной нравственность не вколотишь. Религиозной дубиной в больную голову можно вбить мракобесие, но не нравственность.

– Вы не умничайте! – прокашлявшись, чтобы звонче взять высокую ноту, не сдалась Танечка, – интеллектуальный рост! Да кому он нужен, ваш интеллектуальный рост? Пока мы тут будем Пушкина наизусть учить, нас все завоюют! Вам неизвестно, что против нашей страны плетётся глобальный заговор англо-саксов и мировой закулисы, центр которого – в Вашингтоне? Про Мировое правительство не слыхали?

– Круто! – подпрыгнула от восторга Рита, – тебе идёт! А чтоб была пена, надо заранее положить в рот мыло.

– Кстати, о Пушкине, – вновь взяла штурвал Ира, – а также о Микеланджело и о вас. У свободы творчества, на ваш взгляд, должны быть границы?

– Нет.

– А что делать с теми, чьи чувства оскорблены?

– Сказать им, что Иисус Христос был распят оскорблёнными.

– Рисовать, писать, говорить и петь можно всё?

– Конечно. И думать.

– А как давно вы стали писать стихи? Восемь лет назад вас никто не знал как поэта… Простите, я неточна! Кто-то, вероятно, вас знал, но вы ещё не были знамениты.

Рита задумалась.

– Это очень сложный вопрос. Смотря что считать стихами.

– А что такое стихи?

У Риты возникли вновь колебания.

– Знаете, я боюсь показаться пафосной, и поэтому выражусь осторожно. Стихи – это то, что выковано из стали. Они вполне могут быть неискренними – как некоторые стихи Есенина, например. Они даже слабыми могут быть, как многие стихи Блока или Ахматовой. Они могут быть наивными и отчаянно вызывающими, как все стихи Лермонтова. Но их не согнёшь. Они – как животные: абсолютная беззащитность с несокрушимым чувством собственного достоинства. Понимаете?

– Но ведь некоторые животные вовсе не беззащитны, – не согласилась Таня, – даже собачки время от времени загрызают своих хозяев!

– Я имела в виду глобальную беззащитность. Если медведь вас съест, то он будет прав, хотя у него заболит живот. Но это не остановит следующего медведя, когда другая дура ткнёт палкой в его берлогу.

– Значит, стихи, по-вашему, уязвимы, но несгибаемы во влиянии на людей? – удивилась Ирочка, – это очень странное сочетание.

– Почему? Любая бездомная собачонка более чем уязвима, но ей в глаза смотреть невозможно. Я ведь уже сказала вам, что стихи могут быть плохими, но если с ними можно поговорить, то это – стихи. Стихи могут врать, но молчать не могут. Враньё стихов стоит дорого, потому что полито кровью.

– Скажите, Риточка, а у вас лживые стихи есть? – поинтересовалась Ирочка.

– Да, конечно. Мне почему-то кажется, что именно эти стихи вы и положили на музыку.

– Что вы сделали? – огорчилась Таня, – испортили наш сюрприз! Ой, Риточка, Риточка! Вечно вы всё ломаете и крушите. Как вам не стыдно?

– Давай уже внесём ясность, раз уж на то пошло, – предложила Ирочка, – уважаемые радиослушатели! Тут наши сотрудницы с музыкальным образованием подобрали аккорды к некоторым стихам нашей героини. И, таким образом, получились песни. Мы с Танечкой пару из них исполним. Но чуть попозже. Впрочем, зачем вас томить? Вот прямо сейчас мы их и исполним, так как до выпуска новостей середины часа осталось минут пять-шесть. Таня, ты готова?

– Да, – ответила Танечка, взяв гитару и кое-как разместившись с ней перед микрофоном.

Слушая одно из своих самых слабых стихотворений, положенное на блюзовую мелодию, Рита злилась. Ей было непонятно, для чего девушки исполняют песню вдвоём, усиливая серьёзным подходом к ней очевидность её банальности и никчёмности. Особенно изощрялась Таня, между куплетами выпиливавшая такие пассажи по всему грифу, что дух захватывало почти как от игры Верки. Песенка называлась "Я – тупая скотина!" К счастью, до новостей благодаря Тане с её пассажами уместилась только она одна. Когда пришла новостница, Рита, вскочив, отправилась в туалет, хотя исполнение продолжалось. Прямо за дверью ей неожиданно встретился Алексей Алексеевич в превосходном пальто. Он шагал от лестницы к своему кабинету, как Пётр Первый. За ним бежали и что-то обеспокоенно щебетали, перебивая одна другую, три симпатичные журналисточки, в том числе шеф- редактор. Хоть Рита выскользнула стремительно, Алексей Алексеевич изловчился схватить её за руку.

– Ты куда? Сбежала из студии? Обижают тебя эти паразитки?

Три симпатяшки остановились вслед за своим начальником и умолкли, забавно хлопая утипусичными глазами.

– Там новости начались, – смущённо пролепетала Рита, будто прогульщица, пойманная на улице завучем, – Алексей Алексеевич, отберите у них гитару! Пожалуйста, если это возможно!

– Риточка, для меня невозможного – мало. Гитару я изыму. Но после эфира зайди ко мне. Дело есть.

– Непременно, – пискнула Рита и побежала дальше по коридору. Когда она прибежала в студию, тряся вымытыми руками, с которых брызгами разлетались капли воды, эфир уже шёл. Танечка и Ирка сидели от злости красные. Звукорежиссёр за стеклом ржала. По всей вероятности, Алексей Алексеевич изымал гитару грубейшим образом.

– Вот и гостья наша вернулась, – провозгласила Танечка в микрофончик, – напоминаю, что у нас в студии – поэтесса Рита Дроздова. Ещё раз здравствуйте, Риточка.

– Добрый вечер, – пробормотала Рита, садясь, – прошу извинения – у вас кружки очень большие, кофе с большим количеством молока и коридор длинный.

– Да, у нас всё очень большое и всего более чем достаточно, – подключилась Ира, – мы ограничены лишь во времени, притом жёстко. Осталось ровно двадцать минут, а тем очень много. Тут к нам на сайт поступило тысячи полторы вопросов для вас. Половина из них так или иначе касается Хордаковского. Остальные – про состояние современной российской психиатрии. С чего начнём?

– А нет ли