Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

Инстинктивно я ускорила шаг, стараясь держаться поближе к Тильде.

«Датура всегда кичились своим неутомимым исследовательским духом и страстью к рискованным опытам, – произнёс Йен, и в голосе его мне почудилась брезгливость. – Что ж, начинаю понимать теперь, за чей счёт они экспериментировали. Похоже, у Яблоневой Ветви появились достойные преемники».

– Ты чего? – Тильда заметила моё состояние и нахмурилась. – Тебе плохо? Чары?

– Нет, – я качнула головой. – Просто здесь погибло очень много людей. И причём нехорошей смертью.

Она пожала плечами:

– Всё может быть, Датура – закрытая семья.

Это прозвучало так обыденно, что мне стало тошно.

– Разве среди чародеев убийство не считается преступлением?

– Пока это не нарушает баланс – нет, – ровно ответила Тильда. – Нельзя убивать слишком много. Или без причины.

– Какие-то субъективные критерии…

«Нарушать баланс – значит, действовать открыто, нагло и подвергать опасности само существование Сада, – добавил Йен немного желчно для простого ликбеза. – Семьи могут позволить себе любые эксперименты, пока скрывают их достаточно хорошо».

А ты? Тоже позволял себе разные опыты на людях?

…я ещё не успела задать вопрос, а уже пожалела о нём.

Йен мог бы сделать вид, что ничего не услышал, но ответил после небольшой паузы.

«Да. На мёртвых, а ещё на тех, кто дал своё согласие. Но в основном – на себе, милая. Или я уже не считаюсь человеком? Довольно сложная дилемма».

Женщина в деловом костюме привела нас к зданию, которое выделялось среди прочих вычурностью башенок и шпилей. Вход охраняли две совершенно одинаковые девочки с белёсыми волосами и невыразительными красноватыми глазами – точь-в-точь, как Тильда, за исключением роста и возраста.

– Мы похожи, да? – спросила она, проследив за направлением моего взгляда. – Это из-за модификаций тела. Когда накладываешь чары, цвет будто вымывается из тканей. Я вот была светло-русая, не блондинка, а, знаешь, такой мышиный цвет. Ходила с косичкой. Ленточки вплетала.

От неожиданности я аж споткнулась.

– Серьёзно?

– Правда-правда. Когда я выцвела, бабуля предлагала покраситься обратно, но мне было всё равно. На силу это ведь не влияет… А теперь не отходи от меня, ладно? – неожиданно помрачнела она. – Похоже, Лукреция всё же в отъезде. Плохо. Она странная, но честная. С ней можно иметь дело.

Интересно, какой должна быть женщина, чтобы заслужить от Тильды эпитет «странная».

«Ну, если это та самая Лука, которую я знал…» – интригующе начал Йен, но договорить нам не дали.

Вопреки всем законам архитектуры и здравого смысла, сразу за входной дверью располагалась гостиная. А в ней нас ожидала высокая рыжая женщина с нервным лицом и сильно накрашенными глазами, которую, как ни удивительно, я уже встречала раньше.

Николетт Датура – та самая, что заявилась к Хорхе за информацией.

– Грубо врываться на чужую территорию силой, – сказала, как выплюнула она вместо приветствия.

Отчего-то меня бросило в жар, потом в холод, а ноги ощутимо ослабели.

– Грубо воровать чужих людей, – без намёка на эмоции возразила Тильда и по-хозяйски свободно устроилась в кресле напротив. – Вы забрали двух человек, мужчину и женщину по фамилии Белланова.

– Не припомню таких, – вздёрнула подбородок Николетт.

Тильду это нисколько не смутило.

– Они могли назваться Мажен. Простые люди, даже не сорняки. Не надо увиливать, я проследила за вашими куклами почти до самого озера.

– Вот как? Значит, мне стоит предъявить претензии за вмешательство Непентес во внутренние дела семьи Датура?

– Значит, мне стоит выбить кому-то зубы за вмешательство в мои личные дела?

Они даже не ругались, судя по интонациям, просто обменивались рутинными ударами, торговались, прощупывая защиту друг у друга. Но с каждой новой фразой внутри меня словно нарастал ледяной ком ужаса, и сейчас вся сила воли уже уходила на то, чтобы не вытащить из рюкзака биту и не начать беспорядочно размахивать ею. Затылок взмок; мерзкая капля пота скатилась за воротник и прочертила щекочущий след до лопаток. Николетт в промежутке между репликами быстро и незаметно взглянула на меня из-под ресниц, и дремучий, инстинктивный ужас так сдавил горло, что на какое-то мгновение стало невозможно дышать.

И тут наконец я осознала, что этот страх – не мой.

Боялась Салли.

«Ты знаешь её? – спросила я мысленно, тщательно подбирая формулировки. – Вы уже встречались?»

Сознание Салли ощетинилось паникой – колючей и холодной, словно осколки льда.

«Плохая женщина. Плохое место. Плохие приказы».

Мне очень хотелось спросить, когда она здесь бывала и что ей приказывали, но я тщательно подавила эти мысли, чтобы и тени наружу не проскользнуло. Если Салли сейчас сорвётся и устроит истерику, переговоры мы точно провалим; они и так идут не ахти, судя по тому, как Тильда поджимает губы и гневно раздувает ноздри.

Стараясь не привлекать к себе внимание, я медленно вдохнула и выдохнула, выравнивая сердцебиение.

– …К нам действительно доставили несколько человек на днях, однако как вы можете предъявлять на них права? Формально люди никому не принадлежат. Это ведь не вещи. Они находятся у нас добровольно.

– Ну, дайте мне пять минут для разговора с ними наедине, и посмотрим, что выйдет, – зубасто улыбнулась Тильда. – Я не поняла, вы что, собираетесь ссориться со мной? Из-за пары обычных стариков? Даже не сорняков? Фра-то в курсе, что тут творится?

Николетт стиснула зубы, и лицо у неё сделалось откровенно злым.

– Госпожа Франческа сегодня отправилась к Розам по личному приглашению. Я не стану беспокоить её по таким пустякам. Тильда, вы правы, не стоит ссориться. Вы ведь работаете на Крокосмию, верно? Сколько стоит вас перекупить?

Росянка пакостно улыбнулась.

– Запросто. Отдайте мне тело Йена. Всегда было интересно: можно ли обрести бессмертие, если сожрать бессмертного.

Николетт вскочила, сжимая кулаки:

– Это не шутки! Я пытаюсь говорить серьёзно!

«Она и не шутит, – грустно откликнулся Йен. – К сожалению».

Я поперхнулась воздухом и поспешила отвернуться от спорщиц.

Стало ощутимо жарче. Из-за духоты мне почудилось, что стены комнаты – бледно-зелёные, неприятного, болезненного оттенка – заколебались, точно густое марево, и слегка выгнулись, но стоило к ним присмотреться – и они послушно вернулись на место. Сухоцветы в большой фарфоровой вазе на столе шевелились от невидимого ветра, и белёсые колокольчики иногда выглядели почти живыми… Вот уж точно, Дурманный Лог – всё вокруг как в температурном бреду. И всё же интересно, откуда Салли знает это место…

«Дом, – неожиданно ответила она. – Это дом, но плохой. Мне тут не нравится. Не люблю. Сжечь было бы хорошо. Разбить. Разрушить. Уничтожить».

От удивления я едва не ответила ей вслух.

Дом – в каком смысле? Салли тут родилась, что ли?

«Не родилась, нет. Сделали. Меня сделали, я… я Салли Три-Шесть, образец обладает значительными изъянами, к дальнейшей работе неприго…»

Ощутив такие знакомые нотки в ответе – в прошлый раз её переклинило примерно так же – я сосредоточила все силы на том, чтобы мысленно обнять Салли, окутать симпатией, успокоить, выдернуть из порочного круга мыслей, причиняющих боль.

…нет-нет-нет, это всё неправда. Стало не правдой, так ведь? Мы ведь договорились – ты моя сестра, помнишь? Никаких образцов и номеров, это не имеет никакого значения, я ведь человек, разве может моя сестра не быть человеком? Правильно? Ты же помнишь?

Паника начала отступать – медленно гаснуть, и, сконцентрировавшись на этом, я совершенно перестала следить за диалогом и упустила момент, когда он превратился в монолог. Лишь краем сознания уловила, что больно долго Николетт вещает уже, и как только у Тильды хватает терпения…

– А ты почему не спишь? – вдруг обернулась ко мне наследница Датура и посмотрела в упор. Глаза у неё горели инфернальным чёрно-фиолетовым огнём. – Ты же просто сорняк. Вот упрямая… Ну же, засыпай!