Битва за Салаяк - Юхан Теорин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господин Хасверос! – крикнул он. – Подождите!
Старик обернулся, и в свете горящих факелов Йоран увидел его усталый, измученный взгляд.
– Kleinman, – проговорил он, – в последнее время твой голос стал куда громче.
– Вы уже уходите? – спросил Йоран.
– Да, – кивнул старик. – Я сделал все, что от меня требовалось, и позаботился обо всех солдатах. Теперь мне нужно следовать дальше.
– Куда дальше? Куда вы собрались господин Хасверос?
– В царство великой богини Хель, – Хасверос кивком указал на северное окно в конце коридора, за которым Йоран видел лишь пустоту. – Я ведь уже говорил, Kleinman. Я должен попасть в ее царство.
– Но как? – недоумевал Йоран. – Там же обрыв, прямо от стены замка…
– И прямо в царство Хель, – закончил Хасверос. – Не тревожься, я найду себе проводника – я всегда так делаю.
Он кивнул в сторону зала, откуда доносилось пение и стук чарок.
– Возвращайся на пир, Kleinman… но не пей слишком много! И присматривай за следопытом.
– Габриелем Грау?
– Он взял без спросу мой греческий огонь, – сказал Хасверос. – И почти дотла спалил крепостную стену.
– Разве это плохо? – удивился Йоран.
– Грау улыбался, когда поджигал стену. Сражения не пугают его, а лишь забавляют. Он равнодушен к страданиям и смерти… Приглядывай за ним.
И старик заковылял прочь.
Йорану оставалось лишь вернуться к пиршественному столу, но когда он случайно бросил взгляд в сторону Габриеля Грау, то с удивлением обнаружил, что место следопыта тоже опустело.
Пир продолжался до глубокой ночи. Наконец рыцарь Аркос, покачиваясь, поднялся из-за стола с кубком вина в руке и громко крикнул:
– Турнир! Я требую проведения первого рыцарского турнира на горе Салаяк!
Фогт и остальные рыцари встретили его предложение смехом, но все же вынули свои мечи из ножен, и господин Биргер согласился на участие в первой дуэли – без нанесения ран и увечий, зато с элегантными выпадами и парированиями ударов.
Армьбьёрн и Вальтер Прекрасный представили пирующим новую пьесу о битве с хвитрами и исполнили новые победные песни на старый мотив.
Йоран пел вместе со всеми. Во время пения он видел, как Самуэль исчез из зала, бросив напоследок взгляд в сторону фрёкен Ловисы. Та оглянулась и тоже встала. Место Никлиса также почему-то пустовало. Неужели пирам, как и сражениям, тоже когда-то приходит конец?
Так выпьем же за это!
Йоран улыбался и смеялся. Совсем скоро он вернется вместе с братьями домой к матушке Вострой с запасом невероятных историй и воспоминаний.
Одна в ночи
Под звуки пира Ристин хоронит Кайте.
Люди празднуют свою победу, и льющиеся из замка громкий смех и музыка далеко разносятся в ночи.
Ристин руками выкапывает небольшую могилу и, осторожно опустив в нее тело Кайте, складывает ей крылья и укрывает землей и травой.
После чего заводит песнь Скорби и Печали. Она поет ее громко, чтобы не слышать голоса людей. Песнь для погибшей хвитры. Неужели теперь она единственная, кто остался в живых?
Ристин отходит в сторону и садится у скалы рядом с принцем Дхором. Теперь ей некому повиноваться и не за что сражаться – остался один лишь спящий принц, которого следует защищать.
Дхор неподвижно лежит, закутанный в одеяло. Усыпленный пиявками.
Ристин смотрит на обледенелый край пропасти.
Дорога в Ярмаланд. Царство Хель. Обиталище ночных воронов.
Будь Кари рядом, Ристин бы, пожалуй, отважилась спуститься туда, но ее нет, а одна она этого не сделает. Тем более с больным принцем на руках.
Дело даже не в страхе перед неведомым, а в тех историях, что поведала ей мать. Она рассказывала, как хвитры выбрались из Ярмаланда. В первые дни сотворения Мира. Но они проделали этот путь не из любопытства или любви ко всему новому. Это было бегство. Они бежали от богини Хель и ее воронов.
Матушка рассказывала, что суровость Хель и свирепый нрав ее воронов отпугнули хвитр. Они покинули свой мир и выбрались наверх, чтобы воздвигнуть себе замок под ласковыми лучами Солнца.
И сейчас над пропастью тоже висит Хель. Круглый, бледный лик богини сурово взирает на юную хвитру с небес.
Но Ристин не хочет на нее смотреть и вместо этого переводит взгляд на расщелины в скалах, в которых ютятся пастухи. Они даже не пытаются заговаривать с ней, лишь торопливо прошмыгивают мимо и принимаются рыться в кучах мусора в поисках съестного. Это все, что им остается, чтобы не умереть от голода.
Если Ристин надолго здесь задержится, то рискует со временем стать одной из них. Позабудет песни, службу в гвардии, да и саму жизнь в замке хвитр. Ей придется жить здесь, на плато, и питаться теми объедками, которые сбросят сверху люди.
Нет! Ни за что! Лучше смерть.
Ристин горестно качает головой. Закрывает глаза и пытается не думать о будущем. Оно не предвещает ей ничего хорошего.
Уже глубокая ночь, но звуки пира не утихают. В конце концов Ристин берет два из четырех шариков Хель и затыкает ими уши. Ей еще ни разу не приходила в голову мысль использовать шарики как затычки, но, кажется, это неплохая идея.
Они почти полностью заглушают все звуки.
Ристин тихо и неподвижно сидит, привалившись к скале. Вот она, как принц, закрывает глаза, и в конце концов проваливается в сон. Но посреди ночи просыпается – из окна замка, кружась и трепеща на ночном ветру, вылетает что-то странное. Ристин вздрагивает и внезапно видит большой красный платок, который беззвучно приземляется перед ней на траву.
Высоко над пропастью
Никлис стоял у окна и таращился вниз на гигантский обрыв у задней стены замка, за которым открывалась черная бездна. Вот он какой, край света… Бездна пугала и в то же время влекла к себе Никлиса. Неужели там внизу царство мертвых?
Он был один в этой части замка, хотя праздничный пир шел полным ходом всего двумя этажами ниже. Но пока что мало кто из людей отважился обследовать замок в одиночку. И Никлис был одним из таких смельчаков.
Выйдя из зала, он побрел по многочисленным коридорам, прочь от смеха и веселья. Его приводили в восхищение безупречно ровные, отполированные полы и стены проходов – камни были подогнаны настоль плотно, что между ними не удавалось просунуть даже лезвия меча.
Закручивающийся спиралью коридор, связывавший собой сразу несколько этажей, тоже был настоящим произведением искусства. Никлис остановился, слушая, как в темноте эхом разносится приглушенный смех из пиршественного зала.
В коридоре не было ни души. Никлис поднялся по нему на следующий этаж и следом еще на один.
Так он очутился в этом
