На пути к войне - Чарльз Ингрид

Он повернул голову, расслышав из-за приглушенных криков толпы и треска пламени басовитое жужжание. Уйдя в сторону, он оказался в районе порта – здесь царила неразбериха, большинство грузовых платформ было разбито, но одна из них, пустая, стояла в стороне и, по-видимому, была цела.

Это было лучше, чем брести пешком остаток пути. Кативар взобрался на платформу, положил рядом Ринди и набрал координаты места назначения на пульте. Платформа задрожала, зависла над тротуаром и поплыла вдоль аллеи.

Хаос переполнял улицы, прилежащие к дворцу. Кативар видел баррикады вокруг здания конгресса – его осада простолюдинами продолжалась. Стащив Ринди с платформы, он стал красться по боковой дорожке к дворцу, надеясь, что не привлечет внимание поглощенных осадой простолюдинов.

Он остановился у звуковых барьеров, окружающих стены дворца. Странно, но дымный воздух города не проникал через них, и старинный дворец-крепость был еще различим в ночной полутьме. Охрана заметила, как Кативар брел по нижним ступеням лестницы, из последних сил волоча Риндалана. Стражники встали на колено, направив на него дула инфорсеров.

Кативар глотнул воздуха и хрипло крикнул:

– Позовите Йорану! Это Верховный прелат Риндалан, он умирает.

Его поглотил Хаос. Он обнаружил, что его сердце бьется в такт пульсации, окружающего света, и центр этой странной вселенной втягивал его все глубже. Рэнд заметался, пытаясь остановить свой спуск – но куда? Где же Палатон? Рэнд летел, как парашютист в затяжном прыжке, растопырив ноги и руки, чтобы замедлить падение. Перевернувшись, он полетел медленнее, с удивлением видя, как за ним тянется золотистая нить – тонкая и прочная, будто паутина, сплетенная им, четырехногим пауком.

Он ощутил внезапный прилив страха – но не своего, а того, кто жил под его кожей – страха, что эта тонкая кожа прорвется и наружу вытечет то, что скрывалось под ней. Рэнд понял, что потерять это – самое страшное, и попытался взять себя в руки. Едва приняв это решение, он почувствовал присутствие рядом Палатона. Он не видел пилота так, как видел перед собой Хаос, но мог чувствовать его, мог слышать медленное равномерное биение его сердца, обонять острый запах чоя. Мысль о том, что Палатон рядом, резко замедлила его падение, и Рэнд повис в пустоте.

Наблюдая за окружающей его фантасмагорией, Рэнд подумал, что этот внешний беспорядок наверняка совсем не является им, ибо лабиринты настолько обширны, что их можно измерить только бесконечностью. Кто он такой, чтобы выверять бесконечное конечными величинами? Резкие подъемы и спуски могут быть ничем иным, как фазами сердцебиения, движениями космоса в паузах между вздохами.

Внезапно он обрел спокойствие. Да, несомненно – кто-то другой исследовал его. Опасность! Рэнд задвигался на конце спутанной паутины, сплетенной им самим. Ему ничто не угрожает в Хаосе до тех пор, пока Палатон не обретет то, к чему стремится, или не позволит ему умереть. Однако Рэнд больше не тревожился – им овладело теплое, сонливое умиротворение.

Опасность!

Он вытянул руку, и с нее посыпался дождь золотистых искр. Он пронзил мертвый космос и прикоснулся к кому-то – на краткий миг, настолько неожиданно, что вздрогнул от испуга. Этот некто не был Палатоном.

– Они убивают тебя, Рэнд. Они пытались убить и меня, но я узнал, что это за отрава.

От этого голоса с явным южноамериканским акцентом Рэнд поперхнулся. Так говорил Беван, но здесь его голос слышался отчетливее, как будто очистился в Хаосе.

– Что с тобой? Мы здесь. Мы пришли за тобой, Рэнд – я и Алекса. Мы живы и пришли за тобой.

– Беван? Алекса?

Паутина, держащая его, задрожала от звука его голоса.

– Пришли за тобой… это как перепутанный алфавит, от А до Я… чоя тоже знают это – пойми, Рэнд, все просто! Мы можем это даже лучше, лучше и быстрее. Мы идем!

Рэнд схватил что-то, метнувшееся мимо него, задевшее паутину, которую он сплел, пролетая по Хаосу мгновение назад, но что бы это ни было, оно выскользнуло из его пальцев. Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы понять: он чувствовал Бевана и Алексу… и других, движимых сосущим голодом. Абдрелики? Рэнд не знал, как можно их почувствовать.

«Зато я знаю», – мрачно усмехнулся в его мыслях Палатон.

Но что бы ни промелькнуло мимо него, оно одним движением обрезало все нити паутины. Спасительные золотистые лучи, поддерживающие его в безопасности, ослабли, и он рухнул вниз.

Глава 26

– Он умирает!

– Нет, – возразил врач, – он приходит в себя.

Йорана переступила порог одной из комнат Риндалана. Прелат лежал, бледный и неподвижный под прозрачным колпаком, а приборы вокруг отмечали каждое изменение его организма – здесь, в комнате, которую много лет назад Паншинеа приказал приготовить для стареющего чоя. Йорана надеялась, что ей никогда не придется сюда входить. Она не могла представить себе, что Ринди умрет, его бахдар угаснет, а безмерная любовь к жизни и своему народу растворится в воздухе.

Дежурный врач, узколицый чоя из Небесного дома, гребень которого был почти не виден, отступил в сторону и взглянул на экраны.

– Это уже неплохо, – заметил он. – Теперь наибольшее беспокойство вызывают сгустки крови в легких. К тому же он перенес сильный удар.

Йорана не могла остаться здесь, как бы ни желала этого. Помощники Мельбар сообщили о нарушении воздушного пространства к северо-востоку от дворца. Ей было необходимо выяснить, чем оно вызвано. Здание конгресса по-прежнему пребывало в осаде, и Йорана вместе с Гатоном ждали, не попросят ли оттуда подкрепления. И хотя Йорана охотно предпочла бы оставить конгресс вариться в собственном соку, ей было необходимо ответить на запрос, если он придет.

Кативар стоял у двери. Он выглядел так, как будто пробрался через дымоход, забитый копотью и дымом.

– Если можно, я останусь, – попросил он. Йорана остановилась в замешательстве: она все еще не знала, почему Ринди покинул дворец и каким образом Кативару удалось разыскать его. Но Кативар был помощником Прелата, его подопечным, его наместником. Если Риндалан доверял ему, стоит ли сомневаться?

Йорана была подозрительна – такой ее сделала работа и занимаемое положение. Однако сейчас Кативар вряд ли мог нанести Прелату вред: либо старик оправится, либо умрет.

– Хорошо, – ответила она. – Сообщи мне, что будет дальше.

Кативар кивнул, и она вышла. Траскар присоединился к ней в коридоре. При виде его Йорана стиснула зубы. Траскар был одной из ее ошибок, которая ей постоянно напоминала о себе в последние пять дней. Ему следовало отправиться с Палатоном и Рэндом в Сету, на эту чертову процедуру очищения. Если настоятельница впустила в храм человека, она могла бы позволить это и охраннику.

– Они прорываются к дворцу. Территория дворца была обширной – очень обширной – однако число простолюдинов множилось с каждым часом. Покончив с поджогами и грабежом других кварталов города, они теперь подступали к дворцу и зданию конгресса.

– Подготовьте неподалеку от дворца транспорт, заправленный для старта. Разместите в одной из машин госпиталь. Я хочу получить список всех чоя во дворце, обладающих достаточно сильным бахдаром – через пятнадцать минут.

Траскар кивнул и выбежал.

Йоране не хотелось думать о пожаре во дворце, но ситуация подсказывала ей, что это может случиться. Неужели Малаки принесет ее в жертву своему замыслу?

Она считала его способным на такое.

Прибавив шагу, Йорана свернула к помещению связи.

Врач оставил его наедине с Ринди через четверть часа, убедившись, что Прелат наконец-то погрузился в спокойный сон. Перед уходом врач критически оглядел Кативара и дотронулся до ссадины на скуле, которую священник прежде не замечал. Ссадина тут же заныла. Врач попросил:

– Умойтесь, чтобы я осмотрел рану.

– Со мной все в порядке, – Кативар не сводил глаз с Ринди.

– Тем не менее мы обработали его, – чоя из Небесного дома оглядел Кативара с ног до головы, – а вас – нет.

Но молодой священник чувствовал, где надо проявить настойчивость.

– Ничего, – ответил он. – Я приму горячий душ здесь, в комнатах.

– Хорошо. Можете побыть с ним, если хотите, но сомневаюсь, что он проснется до утра. Приборы дадут нам сигнал, если что-нибудь случится, – врач вышел к своему помощнику, ждущему в коридоре. Они обменялись краткими замечаниями, смешками и удалились.

Кативар знал, что врачи смеются не над ним, однако на его лице выступил румянец, и он подумал о мести. Это не пристало священнику, тут же упрекнул он себя, глядя на Ринди.

Он чувствовал, как бахдар старого Прелата растекается по комнате – не запертая внутри, не защищенная сила покидала Ринди, как в то время, когда он взывал к Заблудшим. Вероятно, бессознательно он все еще обращался к ним, пытаясь спасти чоя от самих себя – слишком слепых, чтобы видеть свое грядущее уничтожение. Последние семь лет Кативар служил Прелату, был его правой рукой, секретарем, помощником и даже слугой, но он никогда не чувствовал бахдар так явственно, как сейчас.