Говорящая собака - Марк Барроуклифф

— Посмотри, какой камешек! — сказала Линдси.

С пола донесся стон пса. Кресла в новой конторе были неудобными, слишком низкими, чтобы под ними примоститься, но Пучок не оставлял попыток устроиться с комфортом в еще необжитом помещении.

Люси села за свой стол и сделала вид, что не прислушивается к разговору. Все счастливы, сказала Линдси. Потрясающе, сколько раз меня тыкали в это носом: что каждый, имеющий дело с Тиббсом, становится счастливым. Просто какой-то финансовый «прозак», да и только. Универсальное средство для успокоения.

Я почувствовал, как меня пробивает пот.

— И как он собирается выбить разрешение на строительство, — спросил я, — в «уголке девственной природы»? Об этом что-то в проспекте не упомянуто.

— Он уже получил разрешение несколько лет назад. Сейчас нет необходимости владеть чем-то, чтобы строить далеко идущие планы. Ну, как тебе мой, то есть наш, проект?

— Это несколько… — Я оглянулся: все были заняты своим делом. Люси стучала по клавиатуре и, наверное, ничего не слышала. — Это немного… как бы тебе сказать… безвкусно, Линдс.

Линдси выглядела озадаченной.

— Вовсе нет, — сказала она, сверкая на меня своим камешком и глазами одновременно. — Безвкусно не будет. Знаешь, кто займется строительством? Те же проектировщики, что строили дома для футболистов на севере.

— Я говорю не о дизайне. Просто это разрушит красоту сказочных мест. Уничтожит всю эту сельскую буколику, понимаешь? И мне от этого как-то не по себе. Чувствую себя так, будто собственными руками задушил красоту. Во всяком случае, принял участие в ее уничтожении. Я бы хотел забыть все как страшный сон.

Линдси покачала головой.

— Это семисотпятидесятитысячный дом за шестьсот тысяч фунтов, Дэвид. — Она сидела с разведенными ладонями, словно проверяя, не пошел ли дождь. — Вот что это такое.

— Мне это не принесет никакой радости. Это может звучать глупо, но дом есть дом, и я не могу допустить, чтобы мой дом стал местом, где я изо дня в день буду испытывать угрызения совести.

Я сказал это вполголоса, чтобы никто не услышал. Услышал только пес, который тут же подвинулся к Люси.

Линдси рассмеялась.

— По-моему, ты начинаешь испытывать угрызения совести задолго до того, как совершишь что-нибудь предосудительное, — сказала она, и я узнал в этом голосе знакомые интонации председателя «Бумажного Сообщества». — И если ты не в силах выдержать чувства вины, то сама вина тут ни при чем.

Я остановился на ней взглядом. Пес, разбуженный нашим разговором, прильнул к ногам Люси и упрашивал почесать его особенным образом, как умеет только одна она, между тем как Люси усердно печатала, казалось, не замечая того, что происходит вокруг.

— Могу сказать одно: с самого начала я знал, что никакого счастья это не принесет. Как не может принести счастья ничто связанное с Тиббсом.

На миг в глазах Линдси промелькнула тревога, она крутила перстень на пальце, словно ожидая, что из него появится джин.

— Ты же не хочешь увильнуть в последний момент?

Я погладил ее по руке и шепнул:

— Конечно, нет.

На самом деле я ни о чем другом и не думал, кроме как о том, чтобы увильнуть от всего этого. Просто я не знал, как это сделать, чтобы не потерять раз и навсегда Линдси, независимо от того, уйдет она от меня сама или Кот искрошит ее на мелкие кусочки.

Но чем больше я думал об этом, тем неосуществимей казались мои замыслы. Годами я чувствовал, что плыву против течения, пытаясь всегда поступать правильно, по совести. И вот, однажды изменив курс, я тут же почувствовал, до чего легко плыть по течению, подчиняясь общему ходу вещей. Только этот простой путь вел, скорее всего, на дно.

— Если что-то решил, то делай, и как можно скорее, не мешкая, — сказала Линдси. — Нельзя браться за что-то и продолжать делать вид, что ты не имеешь к этому отношения, что ты не такой человек. Ты же взялся, пора бы привыкнуть.

Я улыбнулся.

— Лицемерие — половина успеха, — заметил я, напоминая ей одну из ее любимых острот.

— А вина это лишь сон, — прошептала она в ответ, стрельнув глазами в сторону Люси. — Это послание от воображаемого тебя, от кого-то, кто не хочет, чтобы ты был самим собой. Посмотри правде в глаза, Дэвид. Ведь я делаю это, а я не такой уж плохой человек. Что бы мы ни делали, мы всегда немного нарушаем какие-нибудь правила.

Не думаю, чтобы эти аргументы были приняты в расчет в суде. Если, конечно, судья не окажется членом «Бумажного Сообщества».

— Я скажу твоему Коту, что мы хотим купить дом, — продолжала Люси.

— Он не мой кот.

— Неважно. Ведь это ты его так назвал.

— Знаете, как называются женщины, которые любят якшаться с котами? — подал голос пес. — Фелиноманки, они же суть обыкновенные кошатницы. — У него был достаточно острый слух, чтобы не пропустить ни слова из нашего диспута.

— Послушай, Линдс… — хотел я продолжить увещевания.

— Сжечь ведьму! — воскликнул пес. Неужели всю эту информацию он почерпнул на фонарных столбах?

— Ты привыкнешь, — сказала она. — Через месяц-другой тебе даже на ум не придут все твои сомнения. Если мы начнем действовать немедленно, то займем первый из построенных домов. Уже на Рождество сможем праздновать новоселье.

— Нельзя ли отложить этот разговор?

— Это ни к чему. Ты уже и так знаешь, — ответила Линдси. — Веселее, Дэвид. Мы должны радоваться такой удаче. Я радуюсь. А ты? Давай же, Дэвид, оживай! Мы так счастливы! — И она помахала передо мной своим новым колечком, как мальчишка моделью аэроплана.

Мне было приятно видеть, что она так рада нашей помолвке, и я хотел сделать ее еще счастливее.

Люси подошла к моему столу. Она передала мне конверт, затем наклонилась к Линдси, точно полицейский детектив, нависающий над подозреваемым во время допроса.

— Главное в поздравлениях — это когда знаешь, что они искренни, — произнесла она. — Отличный проект. Мои поздравления. — После чего вышла из конторы, хлопнув напоследок дверью.

— Не пришивай себе ярлыков, дорогая, — крикнула Линдси ей вслед. — Ты же не можешь вечно покупать одежду в одних и тех же магазинах.

Когда Линдси повернулась, я ответил ей слабой улыбкой и открыл конверт. Там было заявление Люси с просьбой об увольнении и прикрепленная к заявлению записка: «Рекомендаций не требуется, у меня на примете хорошее агентство».

Лишившись дара речи, я сунул заявление в стол.

— Фу-ты ну-ты, — довольно говорила тем временем Линдси, посверкивая на меня своим бриллиантиком. — И куда ты сегодня меня поведешь?

22 СОБАЧИЙ ДОМ

Люси в этот вечер дома не оказалось. Она не собиралась отвечать ни по мобильнику, ни по домашнему телефону.

Да я и сам не знал, что ей сказать, тем более и ее ответ был известен заранее.

И так ясно, что произошло. Она слышала наш разговор и решила, что больше у меня работать не может, ей стало ясно, каково мое истинное лицо.

Но все равно надо было объясниться.

Я чувствовал, что должен что-то кому-то сказать. Но что и кому? Пес не поймет бесчестность моего поступка, и я только напрасно потрачу время, втолковывая ему, в чем состоит моя подлость, и в конце концов он скажет что-нибудь вроде: «На вашем месте я старался бы быть приятен всем. У меня это всегда срабатывало».

А что объяснять Линдси? Мечты ее были близки к осуществлению, оставался всего шаг. Да и что мы могли поделать? Контракт уже подписан. Любая задержка вызовет только еще большие осложнения, внесет еще больше путаницы и, в конечном счете, не приведет ни к чему хорошему. Я так погряз в этих бумагах, что путь назад оказался бы значительно более утомительным, чем доведение работы до конца. Тем более что ответ Линдси был известен заранее.

На следующее утро, так и не отдохнув толком от покера, закончившегося в четыре утра, я тупо уставился на свой рабочий стол. Обертка от последнего купленного Люси пирожного еще лежала передо мной. В блестящем целлофане соблазнительно маячила темная шоколадная крошка. Я помял ее в пальцах и ощутил приторно-горький запах. Наверное, так пахнет разлука.

Что я наделал? Нет, это было не то «что я наделал?», которое произносят, поставив на «16, красное», когда шарик выпадает на «17, черное», а «что я наделал?», раздающееся, когда приходишь в магазин и не можешь сообразить, что же хотел купить.

Что-то упущено, выпало из цепи причинно-следственных связей. Чего-то я безвозвратно лишился. Потерял навсегда. Конечно, это в первую очередь Люси, но не только она.

— От тебя веет печалью, — заметил Пучок, — точно от обнаруженного в ящике стола дневника предка. — Он положил подбородок мне на колено и заглядывал в глаза, щурясь от света лампы.

— Со мной все в порядке, дружище.

— Вам надо обзавестись блохой, — посоветовал четвероногий. — Это лучшее средство от меланхолии.