Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл

– Бедняжка, бедняжка… – Катерина закрыла голову руками и словно погрузилась во мрак, куда никому нет доступа. Опомнившись, она задала вопрос, который давно мучил ее: – Она сломалась?

На самом деле она имела в виду другое. Уилл понимал: Катерину волнует, указала ли Анна Аскью на нее. Если так, их сожгут на одном костре… Катерина видела перед собой открытое лицо Анны Аскью, ее широко расставленные светло-карие глаза, в которых горел огонь, видела, как ее привязывают к деревянному столбу, слышала скрип и скрежет металлических частей, хруст костей во время пытки… В глазах Анны Аскью горела решимость, которая не снилась ни одному мужчине. Если кто и подходит на роль мученицы, думала она, то это Анна Аскью; Катерина отдала бы что угодно за малую толику ее храбрости.

– Кит, более отважной женщины я не знаю, – признался Уилл, словно прочитав ее мысли. Он встал и снова стал ходить туда-сюда. – Что бы с ней ни делали, она оставалась тверда… и они ничего не добились.

Похоже, она получила отсрочку, но отныне на нее объявлена охота. Анна Аскью ее не выдала, но кто поручится, что другие окажутся такими же храбрыми?

Катерине хотелось убраться подальше от высоких каменных стен Уайтхолла, найти место, где можно свободно дышать.

– Вели седлать лошадей, – сказала она брату. – Давай ускачем куда-нибудь и закончим разговор подальше отсюда. Я позову с нами и сестрицу Анну. Мы будем в своем семейном кругу.

Уилл успокоился; он рад, что старшая сестра обо всем позаботилась – как было всегда в детстве. И чего бы они оба ни отдали в тот миг, чтобы повернуть время вспять и вернуться в Рай-Хаус, где они так увлеченно играли в короля и королеву! Катерина закутывалась в покрывало, а Уилл надевал красный мамин халат и подсовывал подушку на живот, изображая кардинала. На пса Лео надевали корону. За ними ковыляла маленькая Анна, которой тоже хотелось поиграть.

– Выше нос, Уилл, – приказала Катерина. – Пусть никто не подумает, что мы тревожимся. Трое Парров решили прогуляться верхом, только и всего.

– Ты не можешь поговорить с королем? – спросила сестрица Анна.

Они спешились на поляне в лесу в Челси. Здесь волшебное место, почти идеальный круг. Над ними нависали деревья, слегка колышимые легким ветерком; на ковре из пышной травы пляшут солнечные зайчики. Рядом пасутся их лошади; время от времени звенит сбруя. Щебечут зяблики, жужжат мухи. Маленький рай.

– Анна, – удивилась Катерина, – о чем ты только думаешь? Вспомни моих предшественниц! Ведь ты служила им всем! Ты ведь понимаешь, больше всего на свете ему нужен наследник… Возможно, сейчас он меня обожает. Он осыпает меня подарками, но он… он не…

– Непостоянен, – подсказала сестрица Анна, которая подумала о Екатерине Говард. Она прекрасно помнила крики молодой королевы, пронзительные и тоскливые, как у лисы, попавшей в капкан. Катерина знала о произошедшем только по слухам; она никогда в жизни не видела Екатерину Говард, но трепетала не меньше сестры. И Анна Болейн… Уилл машинально поднес руку к шее. Парры думают об одном и том же.

– У меня было три года на то, чтобы родить герцога Йоркского, но ничего не получилось. И потом, король – не такой, как мы с вами. Он в самом деле другой.

– Но он порвал с самим папой римским, разорил крупные монастыри!

– Анна, не будь наивной, – поморщился Уилл. – Его поступки не имеют никакого отношения к вере!

– Да, наверное. – Анну покинуло всегдашнее жизнелюбие. Катерина разжала кулак, растопырила пальцы. На одном из них ее обручальное кольцо с огромным рубином. От жары пальцы отекли, и кольцо больно врезалось в кожу.

– Я попробую мягко уговорить его вновь обратиться к новой вере, – сказала она. – Докажу, что он станет великим реформатором. Я знаю его, знаю, что ему нравится; ему по душе наши богословские разговоры. Чем больше он интересуется Реформацией, тем лучше для всех.

– Тем лучше для нас, – уточнил Уилл. – Кит, будь ты мужчиной, ты стала бы великим государственным деятелем. Ты гораздо способнее нас. Ты вернешь короля к истинной вере и победишь Гардинера и его обожаемых католиков.

– Но как же Анна Аскью? – встревожилась сестрица Анна.

Черный дрозд слетел на траву, долбил землю желтым клювом, ярким, как яичный желток. По рукаву Анны ползла божья коровка, едва заметная – красное на красном. Острые глаза Катерины заметили ее, и она вспомнила стишок: «Божья коровка, улети на небо…» Такие стишки любит блаженная Джейн.

– Нам не удастся ее спасти, – ответил Уилл.

– Ты хочешь сказать, что ее отправят на костер? Неужели мы ничем не можем ей помочь?

– Нет, сестра, машина запущена, и ее уже не остановить, – говорит Катерина.

– Но… – Анна была в ужасе, ее глаза наполнились слезами.

– Анна, она отказалась публично отречься от своей веры. В некотором смысле мучители исполнят ее желание: как можно скорее прийти к Богу. Я передам ей со служанкой теплую одежду и еду, чтобы она не страдала в последние часы жизни.

– Кит, ты с ума сошла! – ужаснулся Уилл.

– Не беспокойся, Дот умеет притворяться невидимкой. Она передаст все, что нужно, служанке Анны Аскью, не говоря, от кого она.

Молчание, холодное и тяжелое, как ком мокрой глины, окутало их, но мысли Катерины крутились, метались между кольями: вот жар огня лижет ей ноги, она слышит треск и шипение… Король, который так ценит ее ум, даже не поймет, что новые мысли ему внушила она. Она вспомнила его слова: «Кит, я так ценю твой ум»… Она представила, как он размягчается в ее объятиях и постепенно начинает смотреть на мир ее глазами. В будущем все они окажутся в безопасности… Но сейчас безопасность – редкая роскошь.

– Я вложила в посылку мешочек с селитрой.

Мысль о селитре пришла ей в голову неожиданно; она вспомнила искусные фейерверки, которые устраивал Юдолл на одном из представлений, когда придворные дамы визжали от страха. Он научил ее делать фейерверки; показал, как взрывается порох, когда попадает в огонь. Он бросил щепотку черного порошка на пол и поднес к нему свечу. Порох зашипел, занялся и взорвался с оглушительным хлопком; в комнате запахло серой. Что же тогда говорил Юдолл? Катерина пыталась вспомнить. Что-то о Люцифере. Тогда, услышав его слова, она даже испугалась. Юдолл обожает ходить по краю пропасти.

До того как отправиться на верховую прогулку, Катерина и Дот спустились в кладовые. Катерина отсыпала пороха в мешочек, который спрятала в корзине, между одеялами и провизией. Потом она объяснила Дот, что нужно сделать.

– Пусть наденет мешочек на пояс. По крайней мере, это сократит ее мучения, – добавила она.

– Скоро она окажется на небесах, – вздохнула сестрица Анна, которая всегда хотела верить в счастливый конец.

– Если кто и заслуживает того, чтобы оказаться в раю, то это Анна Аскью, – подхватил Уилл, но все они представляли себе костер, его жар, ужас.

– Уилл, пожалуйста, сделай кое-что для меня, – попросила Катерина. – Нужно спрятать кое-какие бумаги… надежно спрятать.

– Что за бумаги?

– Рукопись моей новой книги. Боюсь, в ней есть такое…

– Все сделаю, сестра. Скажи, где найти бумаги, и я их унесу. Даже ты не будешь знать куда.

Катерина мысленно ругала себя за то, что ей не хватает смелости защитить свою книгу. Она слишком боялась за свою жизнь, она – не Анна Аскью. Она надеялась, что ее вторая книга многое изменит, станет провозвестницей новой жизни – как солнечное затмение. Книга должна была стать ее вкладом в историю, которую будут читать несколько поколений верующих. «Стенаниям грешницы» суждено прозябать в темноте. Никто не прочтет ее мысли, и ничего уже не изменишь.

Дот выскользнула из дворца через кухонную дверь. По пути прошла мимо Уильяма Сэвиджа, который попытался ее остановить. Хотя ее сердце при виде него замерло, она сделала вид, будто не замечает его. С их встречи в галерее прошло уже несколько месяцев; он снова уезжал. Он изменился, она сразу заметила, что он осунулся и под глазами появились черные круги.

– Дот! – позвал он ее. – Моя милая, любимая! Поговори со мной… пожалуйста!

Сердце у нее часто билось, в голове невольно всплывали знакомые картины: как у него вьются волосы на затылке, его чернильно-кожаный запах. Дот прогнала от себя непрошеные мысли, как делала уже несколько месяцев. Он – просто точка, пятно на ее горизонте. Она прошла мимо, как будто он ничего для нее не значит.

И потом, сегодня у нее дела поважнее. Королева дала ей тайное задание. В руке у нее была корзина, накрытая чистым полотенцем; в корзине одеяла, еда, в том числе и пирог, но не совсем обычный. В нем запечен мешочек с порохом. Задача Дот – избавить Анну Аскью от лишних мучений. Маленький мешочек во мгновение ока перенесет ее в лучший мир. Катерина предупредила, чтобы Дот не называла себя; она сказала, что Дот должна передать корзину «инкогнито», и объяснила значение этого слова. Она не должна раскрывать свое имя, и главное – нельзя, чтобы кто-то понял, что она имеет отношение к королеве. Дот заранее придумала, каким именем назовется, если ее спросят.