Душа Пандоры - Марго Арнелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И раз уж мы начали откровенничать… Я уже сказала Кассандре, что прибуду в пайдейю, как только заклинание будет готово. Так зачем ты здесь, юная душа? Уж точно не для того, чтобы дожидаться его на чужой земле.
— Я хочу научиться магии.
— Верней, ты надеешься услышать, что способна ею обладать, — словно кошка, прищурилась Цирцея.
Деми спорить не стала.
— Можно сказать и так.
Колдунья улыбнулась самым краешком губ, в глазах заплескалось довольство.
— Что же, тогда добро пожаловать на Ээю.
Глава восемнадцатая. Проклятие Пандоры
— Почему заклинание еще не готово?
Это было первым, что произнес Никиас с начала прибытия на остров.
Деми не могла понять, отчего, но от него волнами исходило отчуждение. Мог бы, еще плотнее закутался бы в свою черноту, чтобы еще сильней от них отгородиться. Но в его формуле новый элемент — Цирцея. К Ариадне он наверняка привык, а с присутствием Деми, несмотря на запутанный (для нее самой) клубок чувств, похоже, примирился. Чем же колдунья, которую он прежде не видел, умудрилась ему не угодить?
— Я жду ответа от гонца, Искры Гермеса, — спокойно отозвалась Цирцея. Бросила взгляд на вечно грозовое небо над их головой. — Афина слишком занята войной. Ирония в том, что она сейчас проливает кровь, которая мне и необходима. Я могла бы просто попросить одного из своих помощников собрать ее ихор[1], но делать что-то за спиной богини — себе дороже.
Деми, что шла следом за ней, споткнулась на ровном месте.
— Вам нужен ихор Афины?
И пусть с недавних пор она жила в мире среди богов, полубогов и Искр, отмеченных божественным благословением, думать о том, что гонец отправился к Эфиру, чтобы озвучить просьбу Цирцеи, было странно.
— Да, но сила самой Афины для заклинания бесполезна. Не поможет тебе ни ее мудрость, ни военные навыки, ни мастерство в ткачестве или гончарном деле.
— Тогда зачем?..
— Ради Метиды, что составляет сущность Афины Паллады. — Видя, что Деми не понимает, Цирцея объяснила: — Метида была первой женой Зевса, но помнят о ней немногие. Однажды богу неба, грома и молний предсказали, что Метида родит ему дочь, такую же мудрую, как он сам, и сына, настолько сильного телом и духом, что он сможет свергнуть Зевса с трона. Тогда он убаюкал Метиду сладкими речами и… поглотил ее. Не правда ли, элегантный выход из положения?
Деми ошалело смотрела в землю. Казалось, или Цирцея насмехалась над самим верховным богом? Ну а что до него самого… Она передернула плечами. Верно говорят: смертным богов никогда не понять. Даже если разделять их будет одно только небо.
— У Зевса вскоре ужасно разболелась голова. Гефест по просьбе отца отсек ему верхушку головы — словно скинул крышку от кувшина. Оттуда вышла дочь Зевса, Афина-Паллада — в боевом облачении, со сверкающим копьем в руке, будто уже готовая сражаться. Но многие — и я среди них — верят, что сущность Метиды навсегда в ней осталась. И ее — крохотную ее частицу — я смогу выцедить из ихора Афины. Сила Метиды, богини разума, поможет очистить твой собственный. Это важная составляющая моего заклинания, без него оно и вполовину не так действенно.
— Значит, — медленно подытожила ошеломленная Деми, — ждем божественный ихор.
Во дворце Цирцеи на самой вершине холма было очень просторно и светло (насколько это возможно для вечно тонущего в алой дымке пасмурного дня). Глядя на высокие, от пола до потолка, многочисленные окна, Деми невольно вспомнила, что Цирцея была дочерью Гелиоса, самого бога солнца. А значит, воспринимая ее колдуньей, Деми разговаривала с полубогом. И если Ариадна забрасывала Цирцею вопросами о Ээе, на которой, вероятно, прежде не была, но говорила, если не благоговейно, то учтиво, Никиас особого пиетета к колдунье не выказывал, и по обыкновению держался в стороне.
Пока Цирцея ставила собранные цветы в высокие, с узким горлышком, вазы, Деми выплескивала на нее все то, что знала о себе.
— Кассандра говорит, я не Искра, и после того, что произошло в Гефестейоне, я склонна ей верить…
— То, что сила Гелиоса причинила тебе боль, означает лишь то, что ты — не дитя света, — пожала плечами Цирцея.
Скользнула на шаг назад, полюбовалась своим творением — погруженным в заговоренную воду букетом.
— А если в тебе есть тьма, — продолжала она, — но тьма божественная — это нам, сторонникам Зевса, лишь на руку.
Сосуд некой силы и ценных воспоминаний — вот кем Деми была для них всех. Для кого-то их отношение к ней — как к ключу к победе над Аресом — мог бы показаться оскорбительным. Но ей-то что? Тепла ни от кого из эллинов она не ждала. Быть может, только от Ариадны, от Доркас и от Фоанта, который поддерживал ее так, как мог. Например, принес ей «чарочку» вина.
Да и имела ли она право себя жалеть? В их новой философии — выискивать в каждом инкарнате малейший проблеск божественного дара — отчасти виновата она сама. Не дай Пандора силу Аресу, война могла закончиться столетия назад. И тогда Кассандра, Зевс, Цирцея и вся Алая Эллада не столь отчаянно нуждалась в воинах, кузнецах, лекарях и колдунах.
Не будь войны, Эллада бы не была Алой.
— Вы правда верите, что я могу стать колдуньей? — с волнением, которое не удавалось заглушить, спросила Деми. — Но разве не нужно родиться с этой силой внутри? Способностью изменять мир магией и собственной волей?
— Ничего не берется из ничего, — туманно отозвалась Цирцея. — Я выпиваю магию из несущих божественный отпечаток явлений и сил природы, а затем сплетаю из нее заклинание. Это что брать воду из колодца и переливать ее в хрустальный графин. Магия пронизывает все пространство Алой Эллады, я лишь управляю ее потоками. Направляю их туда, куда нужно мне.
Деми нахмурилась. Звучало не слишком… волшебно.
— Но да, подобной силой — впитывать в себя магию — тоже необходимо обладать. Без нее даже пропитанные колдовством Эгида[2], Кадуцей[3], Рог изобилия[4] или Золотое руно[5] останутся лишь красивыми безделушками, а божественный ихор — странной на вид кровью.
— Значит, вы не сможете научить меня заклинаниям, если колдовской силы внутри меня нет?
— Не верь тем, кто говорит, что заклинания порождают особые — магические — слова, что боги или демоны шепчут тебе в уши. Слова, бесспорно, имеют силу, но магия их иная, чары из них не
