Четыре мушкетёра (сборник) - Лион Измайлов

И тут не сдержался Порточенко. Он долго размахивал руками, а затем сказал:

— А что мы? Мы ничего. Всё было бы путём, если бы не этот хмырь. А ведь эти его даже не того. Он так и остался, а нас — тю-тю. Атасов правильно сказал. Он на них работает. Лицо утюгом и колотухи, как у Числа[1]. Мы его за командированного приняли, но ошиблись, видно.

— Ошиблись… — проворчал Тревильян уже более миролюбиво. — А может, он уже следил за вами?

— Может, и следил, — даже как бы обрадовался Порточенко. — Так ведь и наверняка следил. Иначе чего бы он там сидел трезвый?

И он посмотрел на Арамича. Но Арамич смотрел в сторону двери, которая открылась, впуская в кабинет красивого кудрявого мужчину лет тридцати, одетого, как и все присутствующие, в джинсовый костюм фирмы «Lee». От двух товарищей этого человека отличали изменения формы и цветовые оттенки лица, которые сразу привлекли внимание Тревильяна.

— А, Атасов явился! — не проговорил, а скорее пролаял он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Что это у вас на лице, Атасов, что ещё за новая история?

— Да всё та же история, — сказал Атасов и мрачно взглянул на Арамича и Порточенко, отчего те съёжились и начали смотреть в разные стороны, приняв независимый вид.

— Как та же история? — возмутился Тревильян. — Так вы, выходит, ещё и драку там затеяли?

— Это всё он! — поспешно сказал Порточенко.

— Мы не хотели, — подтвердил Арамич.

— Да, как всегда, я, а они ни при чём. Они там пытались бросить меня и смыться, — обиженно сказал Атасов.

— Это правда? — спросил Тревильян.

Арамич и Порточенко молчали, глядя один в окно, другой в потолок.

Всем в кабинете стало ясно, что правда.

— Позор! — снова возмутился Тревильян. — Как же мы будем оправдываться перед Королем?

— Давайте скажем вот что, — вдруг заговорил Арамич. — Давайте скажем, что в милицию нас забрали за драку, а драка началась из-за того, что этот хмырь обозвал его, Короля, жуликом. А про паркеровские наборы — ни слова.

— Точно, — оживился Порточенко. — Получится, что Атасов вступился за честное имя Короля и пострадал за него.

Атасов стоял в стороне и молча наблюдал, как его друзья стараются загладить свою вину перед ним, а заодно и выпутаться из этой истории.

— Глупее трудно придумать, — задумчиво сказал Тревильян, — в такую ахинею Король вряд ли поверит. Вас спасёт только то, что вы действительно вступились за его доброе имя. Атасов, помиритесь с этими прощелыгами и постарайтесь некоторое время держаться как человек, совершивший благородный поступок.

— А он всегда так держится, — радостно сообщил Порточенко.

— Хватит, Порточенко, — прервал его Тревильян. — Вы все свободны.

Друзья ушли, хотя Атасов продолжал коситься на остальных двоих. Когда за ними закрылась дверь, Тревильян обратил свой взор к Вартаняну.

— Извини, дорогой, дело оказалось продолжительнее, чем я предполагал. На чём мы остановились?

— Как вы дружили с моим отцом.

— Ах да! Мы ведь с ним так, бывало, дружили, так дружили, бывало. А как он сейчас? Чем занимается?

— Работает, меня вот сюда снарядил.

— Это хорошо. Цветы? Фрукты?

Вартанян не понял и даже начал оглядываться.

— Я спрашиваю, что ты привёз? — заметил его недоумение Тревильян. — В столицу лучше приезжать не пустым, чтобы было с чем уезжать. Ты понимаешь меня?

— Я вёз только письмо от моего отца вам.

— И где же оно?

— Я его потерял. Вернее, его у меня украли. По дороге.

И Вартанян подробно рассказал Тревильяну о приключении в городе N.

— Странная история, — задумчиво произнёс Тревильян. — И ты говоришь, что несколько раз упоминал при этом человеке моё имя?

— Да, — смутился юноша. — Мне, наверное, не следовало это делать?

— Кто знает, что следовало, а что не следовало. Не сделай ты этого, может, и не навёл бы твой рассказ меня на некоторые раздумья.

— Если я когда-нибудь встречу его, я припомню ему эту историю, — запальчиво сказал Вартанян.

— Я не советую тебе делать опрометчивые поступки. Скажи лучше, он был один или с женщиной?

— Он был один, но потом к нему подъехал автобус, в котором сидела его знакомая. Они обменялись несколькими фразами и разъехались.

— Ты не помнишь ничего из их разговора? Или, может быть, осталось какое-либо впечатление о том, что они говорили?

— Мне показалось, что автобус был из Одессы. А человек сказал этой женщине, чтобы она возвращалась, а он поедет в Москву.

— Надо же, — сказал Тревильян, — вот так история. В Одессу, значит.

— Но всё-таки, если я его встречу, я спрошу его, зачем ему понадобилось моё письмо, — упрямо повторил Вартанян.

— Если вы встретитесь, дорогой мой, боюсь, что спрашивать тебя будет он, — ответил Тревильян и вдруг замолчал.

Ему вдруг показался подозрительным этот молодой человек без рекомендательного письма. «Действительно, — подумал он, — а почему я должен доверять этому мальчишке? Разве трудно майору Ришельенко под видом сына старого друга подослать ко мне, Тревильяну, своего сотрудника из молодых, да ранних, с тем чтобы иметь постоянную и надёжную информацию вместо обрывочной и достающейся к тому же ценой немалых трудностей?» Зная о непреодолимом желании майора схватить его с Королём за руку в тот момент, когда эта рука не успела ещё передать в другие руки вещественные улики, Тревильян был обязан осторожно относиться к новым знакомствам и связям. И поэтому он решил испытать юношу.

— Ну а чем же ты думаешь заняться здесь, не имея при себе ничего, кроме письма? Не идти же с письмом на рынок, если бы даже его у тебя не украли?

— Я собирался поступать в институт и учиться там.

— В какой институт?

— В технический. У меня инженерские способности.

— Зачем тебе это надо?

— Чтобы стать инженером, — ответил Вартанян, недоумевая от такого наивного вопроса.

«Да, Ришельенко выдумал бы что-нибудь поумнее, — решил Тревильян, чувствуя, что его подозрения рассеиваются. — В наше время идти в технический вуз — это только такие мальчишки могут придумать».

— А зачем тогда твой отец прислал тебя ко мне?

— Он сказал, что Тревильян всё может.

— Ну, это он меня переоценил, — сказал Тревильян, оставшись, впрочем, довольным такой характеристикой. — Здесь и мочь нечего. Идёшь и поступаешь, если, конечно, сдашь экзамены. Теперь в технический вуз конкурс меньше одного человека на место. То есть когда будешь идти мимо, смотри, чтобы не затащили насильно.

— Это почему же так? — расстроился Вартанян. — Отец говорил, что инженеры всему голова.

— Голова-то голова, только развелось их, инженеров, видимо-невидимо. Инженеров много — специалистов мало. А так куда ни ступи — кругом инженеры. И в торговле, и в общественном питании, а особенно в творческой интеллигенции. Все в писатели норовят. Или в торговлю. Вон и эти трое, которых ты видел, тоже хотели инженерами быть. Арамич и Порточенко по три года хотели, а Атасов даже был года два.

— А чего же они ушли?

— Вовремя сообразили, что там и без них народу хватает. Живут теперь как люди. У инженеров ведь зарплата большая, а денег мало. А у этих зарплаты, считай, совсем нет, а деньги водятся. Машины у всех, одеты по-человечески. Специальность надо выбирать такую, которая ближе к людям расположена, к народу, к его потребностям и запросам. А кто от народа отдаляется, тот сам себе потом не рад. А инженер — он от людей далёк, он к механизмам ближе. Ну будешь ты инженером, сделаешь какой-нибудь прокатный стан. А людям клади деньги на бочку, а стан твой и задаром никому не нужен. Не веришь — выйди спроси перед магазином, кому прокатный стан нужен. На тебя как на сумасшедшего посмотрят.

— Но кому-то нужно ведь и прокатный стан делать? — робко спросил Вартанян.

— Кому-то нужно, — веско ответил Тревильян.

— Ну и что же мне делать? — спросил Вартанян с той растерянностью, которую Тревильян и ожидал в нём обнаружить после своих слов,

— Ты вот что, — сказал он отечески заботливым тоном, — ты пока присмотрись, обдумай всё. Захочешь в институт поступать, дам тебе записку к репетитору, он с тобой позанимается, глядишь, и поступишь* Не захочешь — что-нибудь другое подыщем. Я тебя поручу троим молодцам. Понравились они тебе?

Юноша кивнул.

— Ну вот и хорошо, — продолжал Тревильян. — До вступительных экзаменов ещё полтора месяца. Л репетитора этого разрывают. Многие к нему попасть мечтают, да не всем удаётся. А передумаешь — что-нибудь подберём. Согласен?

— Согласен, — ответил Вартанян.

— Ну вот и чудесно. Ты где устроился?

Тревильян сел к столу и стал писать записку.

— Нигде пока. Я прямо сюда поехал.

— Ты что, на машине?

— Да, — ответил Вартанян с некоторой даже гордостью.