Из жизни людей. Полуфантастические рассказы и не только… - Александр Евгеньевич Тулупов

эмоциональный, что меня, внезапно его вспомнившего, потянуло именно с этого и начать разговор:

— Ирина Вадимовна, мне сегодня приснился такой страшный сон, что я даже не знаю, к чему его отнести и как расшифровать?…

— И что же Вам приснилось? — вежливо уточнила актриса.

Отступать было поздно, и я выпалил всё как на духу:

— Мне приснилось, что я на концерте вышел на сцену, начинаю петь, а все смотрят не на меня, в смысле, не в глаза мне, а ниже… Ниже пояса… И смотрят недоумённо. Я продолжаю извлекать из диафрагмы фразу за фразой: легато, пиано, форте, фермата и тому подобное — должной реакции нет! Все, как прежде, смотрят ниже и, переглядываясь, удивляются. Ну, наконец, я и сам опускаю взгляд… И что же?! У меня на чёрных брюках смокинга совершенно расстёгнута ширинка, и из неё торчит нижняя часть белой концертной рубашки! Я сразу проснулся, и проснулся в панике и диком смущении… Вот такой сон! К чему бы это?

Всю эту околесицу, сидя за рулём, единым залпом я несу актрисе, едва познакомившись с ней, сам не зная почему, вот так — вдруг и безо всякого повода?!

И тут правым ухом я слышу сначала шёпот, потом крик:

— Стоооп… Остановите машину!

Я останавливаюсь, очевидно, понимая, что меня приняли за маньяка и сейчас произойдет побег известной актрисы из машины: она помчится, не оглядываясь, домой, в подъезд, в квартиру, за дверь и долго будет дрожать, ожидая погони. А чуть позже вся страна узнает про Алтуфьевского маньяка, которого удалось изловить и изолировать, благодаря беспримерной бдительности народной артистки, ну и, конечно, нашей доблестной полиции.

Пауза. Ирина Вадимовна, замерев, растерянно и одновременно пристально поглядела мне в глаза, будто о чём‑то догадавшись, и тревожным голосом категорично заявила:

— Через сто метров разворот! Разворачивайтесь, едем обратно, ближе к дому!

«Всё, — подумал я, — если я и не маньяк, то выступать уж точно не будет!»

И тут она скороговоркой пояснила:

— Я забыла минусовую фонограмму! Как петь‑то?!

«Фууу-ф! И всего‑то! Боже мой!» — радостно возликовало моё нутро.

Развернулись, подъехали к соседнему двору (ближе перекрыто). Ирина Вадимовна позвонила мужу и объяснила, что сейчас придёт молодой человек (это я) и что ему надо передать диск.

— Я на каблуках, а Вы бегите скорей, а то опоздаем! Только на него (мужа) пристально не смотрите — у него ячмень на глазу вылез, и он очень стесняется.

Всё так и произошло: Леонид Данилович выдал мне диск, и я убежал. Ячменя не увидел, правда, как и просили, не присматривался.

Трогательно это было — с ячменём. Вот так, в такие моменты настоящие отношения двух близких людей, наверно, и становятся очевидны постороннему случайному свидетелю.

Ехали мы очень долго, часа три. Пробки. Актриса на третьем часу начала периодически сползать с пассажирского кресла вниз и закатывать глаза. А я ей бурчу: «Вы в Бога веруете… православная… воцерковлённая… — это Вам испытание, терпите!» — говорил я хоть и весело, но обречённо, ведь взлететь над потоком машин было невозможно…

Приехали прямо к началу.

Сразу на сцену. Актриса, очевидно, переживала за своё выступление. Но всё прошло замечательно. Не помню точно, о чём она говорила переполненному залу с подростками, вроде что‑то про слонов больших и маленьких. Это была притча, смысл которой теперь уж я и не припомню. А затем — песня.

За кулисами чай с пирожками — и обратно в путь.

Доехали в два раза быстрее. Очень много говорили. Занятно всё это… Повезло мне познакомиться и лично узнать интересного человека!

Как она мой сон‑то «считала» — а?! Настоящая актриса! Её приёмная телепатическая антенна — от Бога!

Через год ещё раз, но уж совсем коротко виделись на торжественном мероприятии в парке Победы на Поклонной горе.

Но интересной для меня была, конечно, та — первая встреча…

Офыбка

Нам было тогда лет по двадцать семь. У моего друга-одноклассника умер отец. Я давно знал покойного и потому был приглашён на похороны и поминки. Похороны прошли очень достойно. Была, правда, небольшая заминка при заколачивании крышки гроба… Папа был высокого роста и по смерти ещё изрядно прибавил. Оказывается, покойники увеличивают свой рост сантиметров на пять-десять. Так что, когда случится вам, не дай Бог, кого хоронить, не оплошайте и заказывайте гроб подлиннее прижизненного размера усопшего. Тут ещё и на него надели модельные туфли на каблуках. Вот ноги и не полезли. Стали втискивать силой, так голова высунулась за бортик. Пришлось в коленях подогнуть, да так — к ангелам, в смысле, под землю и отправить. Нет, неправильно написал: тело отправили под землю, а душа-то, наверно, улетела в сопровождении ангелов.

После похорон приехали поминать домой. Человек двадцать. Стол накрыт. Покурили и сели кушать. За столом, кроме двоих сыновей и вдовы, присутствовали друзья покойного, сподвижники (папа был художник), родственники и я. Рядом со мной и оказался один из родственников. Это был солидного вида дядечка лет пятидесяти в торжественном костюме, на лацкане пиджака которого висел значок Депутата Верховного Совета РСФСР.

Прозвучал короткий поминальный тост. Молча выпили. Ткнули вилками, куснули. Второй короткий тост… Выпили, ткнули, куснули… Молчим, жуём… Как‑то неловко. Водка ещё не «забрала», да и вообще тяжело на сердце. И тут депутат в образовавшейся паузе как бы мне, но этак довольно громко и поставленным голосом, который все сразу услышали, тыкая вилкой в направлении блюда, и говорит: «Селёдка на поминальном столе — это офыбка…» И так он это важно и со знанием заявил, что никто хоть и не понял, что за слово было в конце фразы, но все сразу как‑то передёрнулись и стали глазеть друг на друга, ища разъяснения. Я осмелел первым, наверно, из-за того, что обратились вроде ко мне — я ж рядом сидел, да и был самый молодой… Итак, я набрал в лёгкие воздух и робко спросил, в конце вопроса уходя на фальцет:

— Штооо?

— Селёдка на поминках — офыбка, — повторил ещё более категорично важный гость.

— Ой! — первой догадалась и беспокойно вскинулась вдова. Она, поспешно встав из-за стола, скоро подошла к другому его краю, где и стояла та самая «ОФЫБКА», и уж было хотела вовсе утащить блюдо с селёдкой куда‑нибудь на кухню с глаз долой, будто от селёдки на столе зависело, попадёт ли её новопреставленный супруг в нужные ворота где‑то там — далеко за облаками и, может, даже гораздо выше, ну уж точно — не ниже, нежели вход в двери Верховного Совета РСФСР. Но тут гость по-доброму и даже с некой достойной снисходительностью остановил женщину и твёрдо заявил своё непоколебимое «нет»: — Нет, нет, нет — не надо! Пусть уж стоит — не страФно! Оказалось, что он напрочь не выговаривает букву «Ш» и совершенно этого не смущается и даже как бы напротив… Ну не страшно, так